— Это было подло. В честном поединке у тебя не будет шанса, ничтожество, — сказал он незнакомцу. — Пошли, — это уже было нам.

На улицу вышли не только мы, но еще и собралось куча зрителей.

— Моим секундантом будет… — начал Стафан смотря на нас.

— Нет. Секундантов не будет, — спокойно ответил противник и вынул один меч. Вынул его довольно не обычным способом — обратным хватом. Но после этого он не сменил хват, а так и остался стоять.

— Ты даже меч держать не умеешь, — заржал Стафан и ринулся в атаку.

Я ожидал чего угодно, затяжной борьбы с победой незнакомца. Нравоучений и все равно победа незнакомца. Но ничего этого не было. На каждый выпад Стефана, его противник делал едва заметные движения, достаточные для того, что бы уйти от атаки и нанести маленький порез. После каждого такого движения он называл номер пореза. Так длилось до 20-го пореза. Потом что-то произошло непонятное, но Стефан застыл на месте, а незнакомец кружил вокруг него и наносил все новые и новые порезы. Со словами пятьдесят он остановился, а Стефан — корчась от боли, упал на землю. Незнакомец спрятал свой меч и обратился к нам.

— Там откуда я, была когда-то казнь «Тысяча надрезов». Суть ее заключалась примерно в том, что вы сейчас видели. На его теле 50 ран. Я не стану его убивать, по своим соображениям, но надеюсь, это его чему-нибудь, да научит. Можете его забрать.

Я поблагодарил его за снисходительность. Вместе с друзьями взяли тело нашего начальника и понесли его на корабль. Я не знаю, кого благодарить за то, что мы все остались живы, но я точно знаю, что не хочу встречаться с этим человеком в схватке по разным сторонам.

— Надеюсь, теперь мне не будут мешать ужинать, — сказал я, когда подошла Ира. И мы направились на постоялый двор. Там, на нашем столе, уже стоял весь заказ, включая сваренный мною глинтвейн, разлитый по кружкам.

— Сначала содержимое кружки, пару больших глотков, а потом приступай к еде. Молчи, потом поговорим, — прервал я ее, еще до реплики.

Десять минут тишины, нарушаемой только стуком примитивных столовых приборов. Доел я раньше, и сначала допил остатки в кружке, а потом наполнил себе еще кружку глинтвейна.

— Не доешь всего, разговора не будет, — поставил я ультиматум Ире.

Не согласная, но все же вернула тарелку с жареной картошкой и начала доедать, периодически попивая глинтвейн. Когда у нее закончилась первая кружка напитка, я уже допил вторую. И разлил остатки кастрюльки в обе кружки. Позвал подавальщиц, что бы забрали лишнюю посуду. Я просто наслаждался вкусом напитка. Допив, я встал из-за стола, за мной повторила движения Ира. И мы отправились в комнату.

— Ну, рассказывай, спящая красавица, о чем ты хотела поговорить? — начал первым я, так как Ира не решалась ничего произнести, а тишина, длиной в пять минут, напрягала.

— Вы назвали меня дорогим для себя человеком. Кто я для Вас? — задала она вопрос и продолжила, — Вы не ругаете меня, не бьете. Вы только заботитесь обо мне, это не нормально для рабыни.

— Кто ты для меня? — повторил я ее же вопрос, и сразу же на него ответил, — Дорогой для меня человек, не больше и не меньше. И кто тебе сказал, что ты рабыня? Я хотел тебе помочь. Я хотел освободить тебя от рабства. Я это сделал. Как дальше распоряжаться своей жизнью, решать только тебе. Ты свободный человек и сама решаешь свою судьбу. Все это время, я ждал, когда ты вернешься к нормальному восприятию окружающего, что бы мы могли обсудить все это. И пусть это грубо, но спасибо тому парню, что вернул тебе нормальное поведение.

— Свободна… я уже забыла что это такое, долгие семь лет рабства, — и она замолчала, только по глазам я понимал, что у нее идет мыслительный процесс.

— А я могу остаться с Вами? — придя к каким-то умозаключениям, спросила Ира.

— Теоретически можешь, практически же: ты уверена в своем выборе? Несмотря на твое недавнее состояние, думаю, ты заметила, что моя жизнь весьма непредсказуемая и полна опасностей. Уверена ли ты в правильности такого выбора?

Ира зависла. Похоже, я перемудрил с ответом. Ну, ничего, пусть думает.

— Уверена! — твердо получил я ответ.

— Добро пожаловать, — улыбнулся я ей.

— А можно просьбу? — боясь моей реакции, решилась все-таки спросить.

— Да, конечно.

— Не издевайся надо мной говоря что я красавица, — потупилась Ира, — знаю же что уродина.

— Не говори глупости. А природную красоту я тебе верну. И я не издевался, на моей родине, есть сказка, о спящей красавицей. Все что с тобой было, в некой мере похоже на события этой сказки. Так что я ни на миг не издевался.

— А расскажешь сказку?

— Расскажу. Зовут то тебя как?

— Ира, — незамедлительно ответила она.

— Ну, это имя, по сути, дал тебе я. А раньше тебя как звали?

— За столько лет я его просто не помню уже. И если честно, то и не хочу вспоминать. Той девушки больше нет. И мне нравится, как ты называешь меня этим именем, по тому не хочу менять.

— Подумай еще раз, может надо кого уведомить о твоем положении, родные или близкие?

— Нет, ни кого у меня нет… Ты не хочешь, что бы я оставалась с тобой? — сказано было это спокойным, даже меланхоличным тоном, а вот взгляд был с тревогой.

— Ты глупости то не думай, если я сказал, что можешь остаться со мной, то так и будет. А теперь давай спать спящая красавица Ира.

— Давай, а можно сказку послушать?

— Можно.

Проснулся я раньше Иры. Оделся, четыре меча заняли свои места. Я подошел к кровати девушки, и поправил одеяло. По моим наблюдениям у каждой девушки есть привычка раскрываться во время сна. Ира не была исключением. Но это привело к тому, что она проснулась.

— Извини, я тебя разбудил, — из чистой вежливости извинился я, угрызений совести не было.

— Все в порядке. Подождешь меня? Я быстро оденусь и пойдем, — говоря все это, Ира вылезла с под одеяла и кинулась к одежде.

— Да, конечно.

— А почему ты отвернулся? Ты же смотрел на меня голую, — полный недоумения голос раздался у меня за спиной.

— Да видел, но тогда ты была несмышленым слепым котенком. А сейчас ты взрослая женщина с прекрасной фигурой. И как минимум не вежливо за тобой подсматривать, — ответил я, а потом добавил. — Но не переживай, я еще успею насмотреться на твою наготу. Сегодня вечером тебе пить последнюю порцию зелья, которая избавит тебя от рубцов по всему телу. А через неделю я буду осматривать на результаты своих трудов.

— Не по всему, — грустно произнесла она, — лицо. Оно ужасное.

— Я тебе пообещал, что решу и эту проблему, значит решу. Пока что придется потерпеть.

— Спасибо. — услышал я в сопровождение симфонического оркестра имени «Слезы + Сопли».

Я незамедлительно повернулся, она была уже одета. Но сидела на кровати и плакала.

— И чего мы ревем? — присел я рядом.

— Мне страшно.

— Я такой страшный? Или тебя напугала подушка из-под одеяла?

— Издеваешься? — все так же плача, но с улыбкой сказала Ира.

— Немного, — признался я. — И чего ты боишься?

— Того что ты меня бросишь. Того что мне опять придется быть самой. Того что вчерашний разговор был нарисован только в моей голове.

— Глупая. Не забивай голову глупостями. Тебя одну я не оставлю.

Вместо ответа она опять оказалась ревущей на моей груди. И ее можно понять. Столько лет одиночества и рабства. Человек просто уже привык, что о нем никто не думает. Его цель в жизни это служить и выносить все тяготы этой рабской службы. А тут раз — и жизнь меняется. Тебя кто-то опекает, заботиться, а ты и рад бы, но не можешь выбросить из головы навязчивую мысль, что это все может в любой момент закончиться. Закончиться именно тогда, когда все вроде наладилось, и ты начинаешь перестраиваться под новое общество, новых людей, привычки, обязанности. Прекрасно ее понимаю. Обняв ее в ответ, я минут пятнадцать просто сидел и поглаживал ее по голове. Ей надо это. И не исключено, что это не последний подобный срыв. С потолка такое, вряд ли произойдет еще раз. Но вот катализаторов вызова такой реакции море.