Лицо Рамиреса замкнулось.

– Как скажете, миз Блейк.

Мне показалось, что он решил, будто я на него рассердилась, раз так официально обратилась к нему. Вот черт! Почему всегда в критические минуты вокруг меня начинает бушевать мужское самолюбие?

– Все о’кей, Эрнандо. Я просто люблю напоминать, что я уже большая девочка. – И я тронула его за локоть.

Он посмотрел на меня, и глаза его смягчились.

– О’кей.

Столь краткое выражение означает у мужчины либо форму извинения, либо что извинения приняты. Хотя, если бы кто-то из собеседников был женщиной, ответ был бы еще короче.

Я отошла от них обоих и сменила тему.

– Забавно, что бандиты и монстры готовы говорить со мной, но не с полицией.

Рамирес кивнул все с тем же серьезным лицом.

– Забавно. Очень точное слово.

Такой у него был пристальный, изучающий взгляд, что я подумала, не запросил ли он информацию не только на Бако, но и на меня.

Спрашивать я не стала – не хотела на самом деле знать. Но насчет Бако он был прав. Если правда то, что о нем говорят, ему не нужна полиция поблизости от дома или работы. Насчет автоматического смертного приговора они не шутят. Последняя в Америке казнь за чародейство имела место два месяца назад, причем в Калифорнии, где ни за какое другое преступление смертной казни нет.

Судили и приговорили чародея, точнее – чародейку, за контакты с демонической силой. Она с помощью демона убила сестру, чтобы унаследовать родительскую недвижимость. Подозревали, что она и родителей убила, но этого доказать не удалось. И какая разница? Убить ее можно было только один раз. Я кое-какие материалы суда читала. Она была виновной, в этом у меня сомнений не было. Но от ареста до вынесения приговора и приведения его в исполнение прошло три месяца. Неслыханные сроки в американской судебной системе. Черт возьми, обычно больше времени уходит, чтобы назначить дату слушания, не то что на весь процесс. Но даже Калифорния извлекла урок из того, что было пару лет назад. Тогда арестовали чародея за очень похожее преступление и пытались исполнить все обычным порядком, потому что какой-то конгрессмен настаивал, что смертная казнь не должна быть дозволена даже в случае магических убийств.

А чародей в своей камере вызвал большого демона. Тот поубивал всех охранников в блоке и кое-кого из заключенных. Чародея в конце концов выследили с помощью ковена белых колдунов. Трупов было сорок два или сорок три, а чародея убили, когда он оказал сопротивление при аресте. Всадили в него тридцать пуль, то есть разрядили в него автоматы, когда он уже упал. Поскольку никто из полицейских от перекрестного огня не пострадал, значит, стояли над ним и стреляли сверху вниз. Преднамеренное убийство? Да, но я их не обвиняю. Охранников и заключенных так и не удалось собрать полностью.

В штате Нью-Мексико смертная казнь есть. И я готова была спорить, что здесь побьют калифорнийский рекорд в три месяца от ареста до приведения в исполнение. Дело в том, что в этом штате могут предать тебя смерти за доброе старое нормальное убийство. А если к нему добавить магию, то твой пепел развеют по ветру раньше, чем ты успеешь сказать «Вельзевул».

А метод казни один и тот же для всех. Сжигание на костре в Америке не дозволено ни за какое преступление. Но после смерти тело сожгут дотла, если ты был виновен в преступлении с использованием магии. И пепел развеют, обычно над текучей водой. Вполне традиционно.

В Европе кое-где законом все еще дозволяется сжигать «ведьму» или «колдуна» на костре. Так что есть не одна причина, почему я стараюсь из этой страны не выезжать.

– Анита, ты где? – спросил Рамирес.

Я моргнула, возвращаясь к реальности.

– Извини. Задумалась о казни в Калифорнии. Могу понять опасения Бако.

Рамирес покачал головой:

– И я тоже. Будь очень осторожна. Это плохие люди.

– Анита в плохих людях разбирается, – сказал Бернардо.

Они посмотрели друг на друга, и снова я почувствовала, что Рамиресу Бернардо не нравится. Вроде бы Бернардо его дразнил. Они знакомы?

Я решилась спросить:

– А вы друг с другом давно знакомы?

Они синхронно замотали головами.

– А что? – спросил Бернардо.

– Да вроде вы тут какие-то личные счеты сводите, что ли.

Бернардо улыбнулся, а Рамиресу стало неловко.

– С моей стороны ничего личного, – заверил меня Бернардо.

Ригби отвернулся и закашлялся. Оказалось, он пытается скрыть смех.

Рамирес не обратил на него внимания, глядя только на Бернардо.

– Я знаю, что Анита умеет обращаться с плохими парнями. Но когда нож всаживают в спину, о твоих умениях никто не спрашивает. «Лобос» гордятся тем, что употребляют ножи, а не пистолеты.

– Пистолеты – это для сосунков, – сказала я.

– Что-то вроде этого.

У меня поверх синей тенниски был черный кожаный пиджак. Если застегнуть две пуговицы, пиджак прикроет «файрстар» спереди, а я свободно смогу его достать, как и браунинг. Даже сотовый телефон, болтающийся в правом боковом кармане, был заметнее стволов.

– А я с удовольствием применяю пистолет в ножевой драке.

Бернардо надел рубашку с короткими рукавами поверх футболки, закрыв десятимиллиметровую «беретту» на бедре.

– И я тоже, – улыбнулся он. Это была свирепая улыбка, и я поняла, что впервые, быть может, за последние две недели ему предстояло иметь дело с чем-то из плоти и крови, чем-то, что можно убить.

– Нам нужна информация, а не родео для твоей потехи. Это ясно?

– Ты начальник, – сказал он, но выражение его глаз мне не понравилось. Там читалось предвкушение, энтузиазм.

Сегодня утром, засовывая нож в спинные ножны, я чувствовала себя параноиком. Сейчас я чуть пошевелила головой, чтобы ощутить рукоятку. Успокаивающее прикосновение. Наручные ножи с ножнами были со мной всегда, а наспинный – при случае. Вот так всегда: то считаешь себя параноиком и думаешь, что набрала слишком много железа, то пугаешься и думаешь, что оружия мало. Такова жизнь. То есть моя жизнь такова.

– А ты знаешь, что такое «лос дуэндос»? – спросил Рамирес.

– Бернардо сказал, что это означает карликов.

Рамирес кивнул:

– Но не просто карликов, а существа из фольклора. Это крошечные создания, которые живут в пещерах и промышляют воровством. Считается, что они – ангелы, которые повисли между Небом и Адом во время бунта Люцифера. Их столько сбежало с неба, что Бог закрыл ворота, и лос дуэндос застряли снаружи. Они так и существуют в Лимбе.

– А почему они не направились прямо в Ад? – спросил Бернардо.

Вопрос был хороший. Рамирес пожал плечами:

– Легенда не сообщает.

Я посмотрела на Ригби за спиной у Рамиреса. Он стоял непринужденно, в полной готовности, как повзрослевший бойскаут. И нисколько не волновался. Это встревожило меня. Мы собираемся войти в бар, набитый байкерами, плохими парнями. Там некромант такой силы, что за два квартала у меня от него кожа идет мурашками. Мы все тоже были в себе уверены, но потому, что попадали в переплет и выжили. Уверенность Ригби показалась мне ложной. Не в том смысле, что напускной, а скорее она основывалась на ложных предпосылках. Я не интересовалась и не могла знать точно, но готова была поспорить, что он никогда не бывал в подобных переделках, из которых можешь и не выйти и понимаешь это. В нем была какая-то мягкость, которая не вязалась с его поджарой мускулистостью. Я бы предпочла поменьше мышц и побольше глубины в глазах. И надеялась, что Рамиресу не придется полагаться на Ригби как на единственного помощника. Вслух, однако, я этого не сказала. Каждому приходится когда-то терять цвет невинности. Если дело обернется плохо, может быть, сегодня придет черед Ригби.

– Ты рассказал нам эту легенду с каким-то намеком, Эрнандо? В смысле, ты же не считаешь, что Бако и эти байкеры на самом деле и есть лос дуэндос?

Он покачал головой.

– Нет, я думал, тебе будет интересно знать. Неспроста же Бако назвал свой бар в честь падших ангелов, это как-то с ним связано.