— Зачем ты хочешь, чтобы швец обрезал нить? Ведь тогда ничто не спасет тебя от… Немет.

Он ждал, что дядя расскажет о том, как устал страдать и скитаться; приготовился к этой лжи. Ведь ясно было: за горем и жалобами Лайлин скрывал свою истинную задумку; в прошлый раз и теперь.

— Потому что надеюсь ее убить.

Сбитый с ног этой правдой, Ати сказал только слабое:

— Вот как.

Но в действительности — чего еще мог хотеть Лайлин, как не избавления от той, что терзала его? Пронесший свое намерение через годы мучений, он вдруг представился Ати совсем в другом свете. Не обманщиком, но героем духа. И пусть этот новый образ был мимолетен, сомнение поселил.

— Куда ты? — забеспокоился дядя, когда он скрылся в глубине комнаты.

Разгораясь, лампа осветила постель, и мирный вид нетронутых покрывал и подушек, обещавших отдых, утешил Ати в преддверии другого совсем зрелища. Вернувшись к окну, он думал дядю там не застать. Однако ошибся. Насколько же крепко было намерение Лайлина возвратиться в Фер-Сиальце, раз он позволил свету упасть на себя! И сколько сил, верно, потребовалось, чтобы не двинуться с места, пока Ати смотрел.

Смотрел недолго. После — задул огонь и опустил лампу.

— На твоей руке помолвочный браслет, — заметил дядя в этой новой, отчетливой тишине, голосом тихим и мягким. — Да, так всему и должно случиться. Новая жизнь на смену старой. Я завершу свой долгий век, а ты — вступишь в лучшую пору.

Многое предстояло еще обсудить. И все же, когда дядя так же мягко спросил:

— Отвезешь ты меня?

Ати ответил:

— Я попытаюсь.

Осуществить обещанное оказалось непросто. Всего один день оставалось провести их посольству в Гидане, и день этот, полагавшийся легким, измотал Ати. И все же он справился. Среди многих ящиков, которые подняли на корабль, оказался один, отцу неизвестный. Такая суматоха стояла вокруг, так много город дал разных, ценных подарков, не объяснив о них ничего, что лишний, неименованный груз затерялся легко. А утром накануне отплытия прислали еще две груженых повозки, и под штуками ткани ящик стал вовсе невидим. Капитан долго ругал чужестранных правителей, так расщедрившихся под конец.

Арфе Чередис приехал в последний момент. Поднялся по сходням, не глядя под ноги, с чудной для его возраста ловкостью. Он прибыл налегке: все дары уже были доставлены; прибыл, чтобы попрощаться. И, однако же, корабль никогда не покинул бы порт без этого из невесомых фраз составленного разговора.

Наконец, отец с Арфе низко поклонились друг другу. Жест почтения, чуждый, на самом деле, обоим. Но отец признал Фер-Сиальце родиной, а Арфе таким образом, на новый манер, выражал уважение городу.

Ати спустился на пристань, чтобы проводить его до повозки.

— Люди любят говорить, что путешествия дарят открытия, — заметил Арфе, когда возница уже откинул подножку. — Но найдется в любом месте и что-то знакомое. Иногда увидеть это важнее всего.

Ати не мог быть уверен, что у сказанного есть второй смысл, но слишком пристальным казался взгляд и совсем неслучайными — слова. Он склонил голову перед чужой мудростью:

— Это и вправду становится подчас главным открытием. Сколько же сокровищ увозит с собой внимательный путешественник!

— Увозит? Да, пожалуй, увезти даже важнее, чем просто увидеть, — удовлетворенно кивнул Арфе.

Коснулся лба в знак прощания, и минуту спустя повозка скрылась за поворотом. Одиннадцать были не рады такому гостю, как Лайлин, — но слишком ценили заключаемое соглашение, чтобы избавиться от брата посла Фер-Сиальце. Однако так не могло продолжаться всегда.

Корабль покинул Гидану, залитый ярким солнцем. Погода в этих местах редкая, считавшаяся удачей — и предвестьем удачи. Ати с отцом долго на прощание любовались на город, ставший внезапно куда менее серым. Цветные стекла переливались вдали, и зеленел залив. А потом они обогнули полуостров, и только дымка над вулканами осталась напоминанием о Гидане. Дымка та, впрочем, виднелась до самого заката.

— Ну как, не жалеешь ты, что поехал? — спросил отец.

И Ати, в глубине сердца не зная ответа, сказал только об общей их миссии. Ведь она, без сомнения, обогатила его.

— Не жалею ничуть.

Во всем остальном он уверен не был. Краткий миг ясности, определивший решение, миновал. Взяв на борт дядю, он, возможно, подверг всех их опасности. Только увидев цепи, которыми попросил обвязать себя Лайлин перед положением в маленький, такой тесный ящик, Ати понял, что тот ждет возвращения Немет. Ведь она могла бегство учуять. И пусть дядя клялся, что тварь станет мучить только его одного, в своем гневе сумела бы потопить и корабль.

Мысль эта накануне Ати не отпускала. Рынок уже закрывался, когда он вошел в лавку ювелира и сказал огранить россыпь осколков обсидиана. Мастер не хотел браться за заказ сразу, но, проведав, сколько сумеет выручить, в два часа споро закончил работу.

Ати собрал не дававшийся прежде шепти и того быстрей. Оглядел — и остался доволен, как никогда. Теперь он точно знал, от чего должна охранить рамка, и эта определенность напитала собой шепти — черно-красный, если глядеть сквозь него на огонь. Тот был сильным, как ни один раньше. Утром Ати дождался момента, а потом спустился в трюм и положил сверток на крышку заветного ящика. Изо всех сил он надеялся, что этого хватит. Но еще больше — что это и не понадобится.

И все-таки образ без единой живой души корабля, входящего в порт Фер-Сиальце, его не оставил. Откуда узнать? Может, не сумев достать дядю, Немет стала бы брать членов команды одного за одним, из мести и для забавы. В такой исход, на самом деле, не веря, убежденный силой своего шепти, после заката Ати все же остался на палубе. Безлюдье и огромное звездное небо содержали в себе безопасную тишину. Он хотел увериться, что та будет длиться.

В ожидании этом не мог, конечно, не размышлять. Правильно ли он поступил, когда согласился? Что случилось бы, реши отказать? Но в отличие от того, первого, раза, когда Лайлин вошел в их дом, вооруженный чужим испугом, теперь растерянности Ати не чувствовал. И чересчур, быть может, хорошо знал, что начатое тогда должен завершить. Ведь коснулось оно не его одного.

Утомившись от мыслей, он сел на подушки и, наконец, задремал. Очнулся, когда уже была глубокая ночь. Разбудили Ати голоса, и первым, что он увидел, стал капитан, застывший на месте. Стояли вокруг и еще люди. Все они смотрели на что-то в воде, и Ати протер глаза и поднялся, чтобы поглядеть тоже. На удивление, тревоги он не испытывал. Было в самом воздухе что-то спокойное, полное неясной радости.

Море по левому борту все полнилось легким золотистым сиянием. Неярким пока, но делавшимся все сильней, как будто что-то приближалось из глубины. Быстрей, быстрей оно стремилось к поверхности, и вот золото уже почти ослепляло. А потом корабль качнуло волной, и из воды в самое небо вознеслось, трепеща многими крыльями, невиданное существо.

Длинность и чешуя делали его похожим на змея, но когда это змеи летали в небе, когда становились настолько огромны? Весь тот невероятный миг, пока существо проносилось над ними, чтобы погрузиться заново в воду, Ати смотрел на него и не узнавал. И только когда оно вынырнуло по другую сторону от корабля и распушило на груди яркие перья, понял: это же Це.

Зверь Це, живущий в глубинах моря, устал от подводного спокойствия и пришел к ним играть.

На палубу поднималось все больше народа: все хотели засвидетельствовать чудо; даже те, кто никогда прежде о звере не слышал. И он, будто польщенный подобным вниманием, еще долго резвился вокруг, с каждым прыжком удаляясь. Пока, наконец, не скрылся совсем. Какое-то время вода впереди золотисто сияла, но вскоре свечение стихло.

— Не думал, что когда-то увижу его, — сказал кто-то рядом, и Ати рассмеялся, полный того же переживания. И когда все разошлись, уже не сомневался: плавание закончится хорошо.

Он угадал. И все же не раз и не два спускался в трюм, чтобы постоять рядом со скрытым тканями ящиком. Так странно было это: везти кого-то, кто не требовал ни еды, ни питья, кто мог свернуться в пространстве куда меньше гроба и лежать там неделями, не шевелясь. Он все ждал, что, почувствовав его присутствие, Лайлин заговорит, ждал его бестелесного голоса, но такое не случилось ни разу. И опасения Ати, что дядя, мучимый проклятием, привлечет каким-то образом команду, а та выбросит, не вскрывая, за борт зловещий груз, не сбылись тоже.