Затем ими был выполнен огромный объем работ по подбору прививочной дозы вакцины, исследованы побочные реакции на ее применение. Первые серии живой сухой чумной вакцины были испытаны на 15 добровольцах — научных сотрудниках института. В начале 1940-х гг. в НИИЭГ была разработана технология получения «сухой живой вакцины» и создана технологическая линия для ее получения, для которой Карнеевым, Беловым и Дельником была сконструирована отечественная вакуум-сушильная установка, выпускавшаяся потом серийно на одном из московских заводов. В результате этих изысканий, учеными НИИЭГ был осуществлен «скачок» от «принципиальной возможности» использования живых вакцин для профилактики чумы (1903), до получения конкретного вакцинного препарата, который можно производить в больших количествах и массово применять даже в самых отдаленных очагах чумы без особой подготовки персонала (1940).

Для советского командования не было тайной ни само проведение японскими военными работ по созданию бактериологического оружия на территории Маньчжурии, ни то обстоятельство, что при его разработке приоритет отдавался возбудителю чумы. Поэтому перед проведением стратегической наступательной операции против японских войск в Маньчжурии и Северном Китае в августе 1945 г., были развернуты дополнительные инфекционные госпиталя, а 98,5% личного состава соединений Забайкальского, 1- и 2-го Дальневосточных фронтов иммунизировано «сухой живой вакциной НИИЭГ». Последнее обстоятельство обрекало на неудачу любые попытки применения со стороны Квантунской армии возбудителя чумы против советских войск.

Кроме того, разработанная в НИИЭГ вакцина показала очень высокую эффективность в маньчжурском очаге чумы в 1945—1947 гг. Ни одного случая чумы среди личного состава советских войск, находящихся в маньчжурском эпидемическом очаге, не было. Особенно показательна эпидемия чумы в Ванемяо, когда из 100 тыс. военнослужащих, находившихся в очаге, ни один не заболел.

Тупик. До маньчжурской чумы 1945—1947 гг. проблема лечения чумы не была разрешена сколько-нибудь удовлетворительным образом. Если легкие бубонные формы болезни еще поддавались лечению симптоматическими и патогенетическими средствами (уход за больными, вскрытие бубонов, поддержание сердечной деятельности и др.), имевшимися в распоряжении врачей того времени, то более тяжелые формы чумы (бубонно-септическая, септическая и легочная) означали для заболевшего человека только смерть.

В конце 1930-х гг., благодаря экспериментам Г. Жирара и М. Жирара (1939), большие надежды в лечении чумы стали возлагаться на сульфаниламидные препараты. Министерство обороны США в 1945 г. ввело в инструкцию по лечению чумы требование в первую очередь применять сульфидин, а при его отсутствии — сульфатиазол. Сульфаниламидный бум подогревался сообщениями о положительных результатах лечения этими препаратами небольших, и видимо, произвольно подобранных групп больных бубонной чумой в различных регионах мира. Однако попытки применить сульфаниламидные препараты в Маньчжурии в 1945 г. окончились катастрофой: из 48 больных легочной чумой, леченных сульфидином и сульфазолом, выздоровели только двое. А доктор Бай, лечивший бубонную чуму сульфидином в уезде Кенань во время эпидемии 1947 г., сообщил, что выздоравливало всего лишь от 17 до 25% больных, что очень напоминало естественную смертность при чуме. Таким образом, первые же попытки применить сульфаниламиды для лечения людей в крупных и активных очагах чумы, вызвали разочарование ученых.

После применения противочумных сывороток Иерсеном и Люстигом для лечения бубонной чумы в Бомбее в 1896—1897 гг., их широко применяли и в других очагах чумы. Однако лечебное действие противочумных сывороток все эти годы подвергалось сомнению (см. очерк XXXI). Уже в 1920-х гг. стало ясно, что противочумные сыворотки не оказывали влияния на смертность больных с бубонными формами чумы, если их не вводили в продромальном и инкубационном периодах болезни. У больных же с легочной формой чумы, применение сыворотки только удлиняло сроки их жизни, но не оказывало влияния на летальность.

Неудовлетворительные результаты лечения чумы сывороткой и сульфаниламидами, вводимыми по отдельности, в 1940-х гг. привели исследователей к мысли усилить их действие путем создания схем лечения, в которых действие этих препаратов усиливало бы друг друга. В 1944 г. Н.Н. Жуков-Вережников и Л.А. Урод (Государственный институт микробиологии и эпидемиологии Юго-Востока СССР, Саратов), предложили схему лечения чумы, предполагающую одновременное использование разработанной ими противочумной сыворотки на основе капсульного антигена чумного микроба, сульфидина и метиленовой синьки. Эти ученые экспериментально доказали, что в условиях in vitro бактериостатическое действие сульфидина в присутствии метиленовой синьки превращается в бактерицидное. Однако лечение по этой схеме больных с легочной чумой в Маньчжурии в 1945—1946 гг., не дало однозначных результатов.

Попытки английских ученых добиться перелома в лечении легочной чумы увеличением доз сульфапиридина (до 45 г на больного на курс) и противочумной сыворотки (до 115 см³ на больного), привели к развитию у части больных гемолитической анемии, но смертность среди них снизилась незначительно (Macky Dick J., 1945). Таким образом, до эпидемии маньчжурской чумы 1945—1947 гг. вопросы эффективного лечения чумы не только не были решены, но при этом еще был достигнут предел в дальнейшем наращивании дозировок используемых в лечебных схемах препаратов и исчерпаны возможности по применению комбинаций препаратов различных типов. Требовался скачок мысли и выход исследователей на уровень новых идей.

Стрептомицин НИИЭГ. В НИИЭГ изначально не строили иллюзий в отношении эффективности сульфаниламидных препаратов при лечении чумы. Внимательный анализ зарубежных работ по лечению экспериментальной чумы у животных (а НИИЭГ на протяжении всей войны получал ведущие бактериологические журналы мира, в том числе и немецкие), позволил ученым института сделать вывод о том, что сульфаниламиды эффективны только в том случае, если их применяют до заражения животных чумой или с момента их заражения. Но они совершенно не эффективны, если их применяют в более поздние сроки болезни. Кроме того, в НИИЭГ имелись собственные экспериментальные данные, однозначно свидетельствующие об их неэффективности. По этой причине было решено отказаться от дальнейшего использования сульфаниламидов для лечения чумы и использовать с этой целью последнее достижение биотехнологии — антибиотик стрептомицин.

Стрептомицин впервые получен Ваксманом и Шатцем в 1944 г. в США при культивировании лучистого грибка Streptomyces griseus. Этот грибок обнаружен Ваксманом в 1916 г. и относится к видуActinomyces, описанному Краинским в 1914 г. При освоении технологии производства стрептомицина, советские военные специалисты столкнулись с большими трудностями. Ваксман свой метод получения стрептомицина не публиковал, а передал фирме Мерка, которая сделала его секретом производства. В 1946 г. опубликована работа канадских авторов Лепажа и Кэмбела о производстве стрептомицина, но рекомендованный ими способ оказался непригодным для иных, чем у авторов, штаммов.

Поэтому сотрудники НИИЭГ Г.А. Радовицкий и Н.Ф. Копылов пошли самостоятельным путем в научных изысканиях по получению стрептомицина. Ими в течение 1946—1947 гг. впервые в СССР был разработан способ массового производства стрептомицина из своего штамма и на оригинальных дешевых отечественных средах как при поверхностном, так и при глубинном способе культивирования грибка.

Стрептомицин НИИЭГ представлял собой очищенный порошкообразный препарат, запаянный в ампулы емкостью 25 см³, в которых создан глубокий вакуум. Исследователями была изучена его фармакодинамика и даже разработана его пролонгированная форма (в виде водно-масляной эмульсии), при внутримышечном введении которой, стрептомицин задерживался в организме до 14–18 часов.