Общий вывод таков: в магической структуре самость, культура и природа все еще остаются смешаны друг с другом. Они не были интегрированы, ибо они еще не отделились друг от друга, не дифференцировались и не выкристаллизовались друг из друга. Именно эта додифференцированность и придает магической структуре ее, скажем так, магический шарм. Она делает ее ложным магнитом для тех, кто на самом деле жаждет наддифференцированной интеграции в современном мире. Но реалии фуражного кормодобывания таковы, что, несмотря на его многочисленные достижения, основанные на нем общества были далеко не интегрированным раем. Поскольку «я», «мы» и «оно» все еще плохо различались, достижения в каждой из сфер притормаживались. Средняя продолжительность жизни составляла меньше трех десятилетий; политические системы фокусировались на ограниченных телесным контактом кровных связях; случаи рабовладения были редки, но все же были; военные конфликты уже имели место; а сексуальная эксплуатация, безусловно, не была чем-то неслыханным. Если описать полный портрет данной формы сознания, оно не представляло собой ничего из того, в чем кто-либо из известных мне сторонников романтизма согласились бы пребывать.
Тот факт, что магическое сознание может быть поднято и включено в мифическое, а мифическое может быть поднято и включено в ментальное, есть развитие, которое – в идеальной ситуации – должно переносить необычайные достижения каждой формы сознания дальше, выстраиваясь на сильных местах, компенсируя какие-то частичные моменты и совместно создавая более всеобъемлющее, всевключающее и всеохватное будущее. Идеальной ситуации, конечно же, не бывает, и культурная эволюция часто представляла собой историю жестокостей, притеснений, подавлений и чего похуже, поскольку человеческая эволюция иногда плавно прогрессировала, а иногда брутально пробивала дорогу в завтрашний день.
Но общий смысл филогенетической эволюции, как и онтогенетической, состоит в том, что, когда забывается мудрость предыдущей стадии, это приводит к образованию патологии. В «Краткой истории всего» я описал основные «уроки», которые смогла выучить каждая эпоха человеческой истории, и идея в том, что великий урок фуражно-кормодобывающей эпохи был таков: Дух взаимопереплетен с телом земли, которое есть наша кровь, наши кости, наше основание, наша поддержка. Мы, жители современного Запада, забыли этот урок, а посему попали в железную хватку глобальной патологии, которая, вполне возможно, всех нас сведет в могилу.
То, что сторонники романтизма хотят, чтобы мы помнили этот невероятно важный урок, является их огромной заслугой, и в этом конкретном вопросе я и сам убежденный сторонник романтизма. Но они хватают лишнего, когда сомнительным образом приписывают различные качества магической структуре – когда они заявляют о наддифференцированной интеграции там, где большинство исследователей видят додифференцированные структуры; когда они заявляют, что шаманское путешествие представляло собой законченный путь по трансперсональным сферам; когда они заявляют, что ментальная структура сама по себе изначально патологична; и когда они порицают сотни миллионов людей за то, что те, дескать, живут в состоянии низшем и неполноценном по сравнению с магическим слиянием прошлого. В таком случае, вероятно, нам не стоит за ними следовать.
В дополнение к статье «До/над-заблуждение» в книгу «Очи познания» включены девять больших статей, исследующих потенциал модели полного спектра человеческого роста и развития. Полный спектр сознания, описанный в «Проекте Атман», содержит почти две дюжины базовых уровней (которые являются просто развитием Великого гнезда бытия, простирающегося от материи к телу, уму, душе и духу). Я обычно сжимаю этот список до девяти или десяти общих уровней, а иногда даже меньшего количества, как, например, в случае с традиционными пятью, которые я только что перечислил (они, по сути своей, являются теми же пятью уровнями, которые используются ведантой). Иногда я указываю лишь три уровня: тело, ум и дух (или грубое, тонкое и причинное).
Статья «Очи познания», которой открывается настоящая книга и которая дала ей название, использует простую схему из трех уровней (око плоти, око ума и око созерцания) и показывает, как даже такая простая модель может пролить свет на многие застарелые философские и психологические проблемы. «Очи познания» все еще являются одной из моих самых любимых статей; я убежден, что идеи, в ней изложенные, все еще столь же актуальны, как и раньше, а возможно даже и еще более актуальны, ведь ортодоксальный разум, как и прежде погруженный в научный материализм, в целом остается глух к более высоким и глубоким истинам (исследование этого вопроса см. в книге «Свадьба рассудка и души»).
Статья «Проблема доказательства» развивает начатое обсуждение и излагает то, что можно назвать эмпиризмом полного спектра, включающим сенсорный, ментальный и духовный опыт. Причем все три категории опыта равным образом опираются на переживание, а посему все они могут быть тщательным образом проверены при помощи опытных данных, открытых для подтверждения или опровержения со стороны сообщества адекватно квалифицированных исследователей. В философии стандартом является различение идей и опыта. Идеи считаются просто формами, содержимое которых заполняется опытом; идеи априорны, а опыт апостериорен; идеи идеальны, а опыт эмпиричен. Данный дуализм я категорически отвергаю. По мере продолжения эволюции сознания становится вполне очевидно, что идеи и ощущения можно переживать как объекты сознавания, а посему существует ментальный (или умственный) опыт наравне с сенсорным (или чувственным) опытом. И, более того, сферы тонкого и причинного (души и духа) тоже могут быть пережиты, что, тем самым, добавляет духовный опыт к ментальному и сенсорному опыту. Таким образом, все три основных области (грубая, тонкая и причинная) оказываются объектами феноменологического исследования. Это не ведет к редукции высших сфер к сенсорному эмпиризму или чувственному опыту (как происходит в позитивизме), а напротив – расширяет сознание и опыт до включения этих высших сфер. (Дальнейшее обсуждение этого вопроса см. в книге «Теория всего: Интегральный подход к бизнесу, политике, науке и духовности».)
В «Мандалической карте сознания» излагается резюме общего спектра сознания (его основных базовых уровней, или базовых структур), а в «Развитии, медитации и бессознательном» описывается пять основных типов бессознательного и указывается, почему эти различия столь важны для понимания всевозможных вопросов – от природы развития до формы и содержания медитации. По моему мнению, это описание пяти различных типов бессознательных процессов является важным достижением. Один из основных выводов состоит в том, что медитация не служит главным образом способом «откапывания», или раскрытия, дорациональных влечений; скорее это способ двигать развитие или эволюцию далее к надрациональным и сверхсознательным состояниям.
Два последующих эссе («Физика, мистицизм и новая голографическая парадигма» и «Размышления о парадигме нью-эйджа») служат попытками указать на то, что, по моему мнению, является ошибками, содержащимися в данных обретших популярность подходах. Ошибками, которые, опять же, я хорошо осознал, когда сам же их и совершил. В попытках понять других теоретиков я считаю делом первостепенной важности начать входить в состояние сильного симпатизирующего резонанса с тем, что они пытаются сказать. Я всегда пытаюсь принимать точку зрения другого человека до тех пор, пока не смогу ее успешно защитить в дискуссии. Тогда – и только тогда – я отступаю на шаг и подвергаю ее интенсивной проверке. Если она не проходит проверки каким-то из ключевых способов, сообразно той мудрости, которую я оказался способен стяжать на данный момент времени, тогда я пытаюсь критиковать ее с позиции ранее пережитой мною симпатии. Даже в тех немногих полемических текстах, что я написал, я редко выступаю с полемикой, направленной на воззрения, которых я сам когда-то не придерживался; и, подобно бывшему заядлому курильщику, я порою резок и нетерпим в своем критицизме. Из-за этого многие оппоненты предположили, что мне попросту характерно слепое предубеждение против их идей и отсутствие даже малейшего сочувствия по отношению к ним, тогда как предложенная мною критика на самом деле исходит из насущной жажды поделиться уроками, которые я сам когда-то усвоил из своих ошибок. Два вышеуказанных сочинения являются показательными примерами всего этого. Я до сих пор поддерживаю каждый из выводов, сделанных в обеих статьях, и могу лишь надеяться, что они окажутся способны помочь совладать с определенными регрессивными и возвеличивающими течениями, продолжающими доминировать (как это было всегда) в исследованиях духовности.
