Грудь подымается и опускается, пока он нервно сглатывает.

— Всегда существовали только я и она, с тех пор, как себя помню.

Замечаю, как Дес беспрепятственно обходит любое упоминание об отце.

— Она была моим стражем, учителем, близким другом, которому мог доверить все. Возможно, так не должно было быть… уверен, что она не хотела быть для меня единственной, но в Арестисе… мы с матерью были изгоями.

Я перестаю двигать по нему пальцами.

Дес — изгой? В Потустороннем-то мире?

— Даже по стандартам Арестиса, мы были бедны, — продолжает он. — Мы не могли позволить себе комнату, поэтому и жили в пещерах, которые я тебе показывал. И под одной крышей с матерью, мне приходилось жить, соблюдая два строгих правила: первое — я никогда не должен был использовать свою магию, и второе — я должен был контролировать свой характер.

Не знаю, как Дес рассказывает мне эту историю, но его глаза где-то далеко. На этот раз он не излагается деликатно.

— Конечно же, я пытался как-то обходить оба правила.

Торговец искажал смысл слов, ради выгоды? Как ужасно.

— Я не мог использовать магию, поэтому учился торговаться с иными существами на их желаниях.

Так вот, как Дес пришел к этим делам. У меня никогда не было шанса против него.

— Существуют несколько вещей, по которым тебя изгоняют в Потустороннем мире, становление бедным и слабым одни из них. И, пока рос, люди думали, что моя мама была писарем, потому что могла совладать только с ничтожной силой магии, а сын не мог совладать вообще.

Сердце стало биться с болью. Я не ожидала такого, когда хотела услышать о матери.

— Слабость и бедность сделали нас мишенями, — продолжает Десмонд. — К матери беда пришла в виде плохих мужчин. Было несколько фейри, которые пропали без вести после того, как столкнулись с матерью. Она ни слова не проронила о том, что случилось, да и я момента спросить не находил… но, не сомневаюсь, что она сделала что-то с ними.

— А что насчет тебя? — интересуюсь я.

— А что я? — отвечает вопросом Дес.

— Как ты справлялся, будучи мишенью для остальных?

Дес улыбается, но немного ехидно.

— Никак, ангелочек. Я просто обходил правило номер два.

Дес должен был контролировать характер.

— Дети фейри любили больше всего потешаться над уязвимостью, — говорит он. — Мать не была в силах прекратить эти запугивания со стороны, но и никогда не желала, чтобы я не смог защитить себя. Поэтому она учила меня, как драться и как не смешивать эмоции с дракой.

Кем была эта женщина, которая с богатого гарема опустилась до скромного писаря? Кто научил ее контролировать силы и характер сына, но еще и обучать его?

— Не понимаю, — говорю я, — почему скрывать изначально свою силу?

Дес кладет руку мне на спину.

— Этот вопрос на другой раз. А на сейчас, я скажу тебе одно: матери с неудачными судьбами, жестокие отцы и одинокое детство. Ты и я, ангелочек, разделяем те же трагичные жизни.

ГЛАВА 24

— Тебе придется вытащить меня отсюда, — говорю я Десу.

Мы сидим в просторном атриуме вместе с другими гостями Солнцестояния; все попивают чай, едят фрукты, орехи и завтракают сладкой выпечкой, пока лучи солнца играют бликами на стекле окон. Я облокачиваюсь на спину стула, закидывая ноги на край стола, прежде чем осознать, что одета в платье.

Упс. Поэтому я обычно не надеваю платья. Они сокращают круг действий, и к тому же корсаж стягивает весь живот.

Я оттягиваю его, пока смотрю на окружающих нас фей. Мы с Десом сидим за частным столом; его стража и знать Ночного Королевства сидят за столами вокруг нас. Далее — члены Царств Флоры и Фауны.

В целом все выглядят немного утомленными. Улыбки ленивы, прикосновения небрежны, разговоры тихие, некоторые феи даже скрыли зевок, прикрываясь рукой. Единственными здесь отстраненными выглядят Мара и Грин Мен. Они сидят на возвышенном столике в конце комнаты, выглядя одинокими.

Я уже собираюсь спросить Деса, что случилось с отношениями правителей Флоры, как вдруг, из неоткуда, материализуется тренировочная броня, падая шлепком на стол. Она задевает и проливает сливки с оставшимся в кружке кофе, а большая часть шлепается прямо в тарелку с медом.

О боже, пожалуйста, скажите мне, что у меня галлюцинации.

— Дес, серьезно?

Это привлекает внимание с других столов.

Десмонд вытягивается, вообще не беспокоясь о лишних взглядах, отчего из-под края облегающей футболки показывается один из кубиков пресса.

— Тренировка начнется через полчаса, — предупреждает он.

Ты, должно быть, пошутил.

— Эксплуатирующий фашист, — бубню я.

— Что это значит? — спрашивает он.

— Ничего.

***

Часом позже я стою уже в броне, с кинжалами по бокам и мечом в руке. Мы занимаемся в одном из садов рядом с огромным кедром, в котором находятся наши комнаты. Дерево нереальных размеров возвышается над нами, вокруг которого обвита лестница со спускающимися и поднимающимися фейри. В садах на трельяжах растут глицинии и розы, а под ними густыми кустами раскидываются сирень и вереск. Что ж, тут миллиард разнообразных цветов, которые я знаю и не знаю.

Я ступаю на гиацинт, когда пячусь назад от Деса.

— Ты думаешь, что это хорошая идея — тренироваться здесь? — говорю раздраженно. — Мы уничтожаем сады королевы.

Дес шагает ко мне с мечом в руках и ухмыляется, спрыгивая с камня, пока направляется вперед.

— Не притворяйся, что у тебя это выходит случайно.

Ладно, я и впрямь не была осторожна, чтобы не задеть цветов; может, мне немного горько от того, как Мара собственнически относится к Десу.

— И нет, — добавляет он, — королева не против того, чтобы мы тут тренировались, растаптывая цветочки и уничтожая все вокруг. Единственное место, о котором она беспокоится — кроме ее кедровых домов — это священная дубовая роща.

А также известное, как место, где мы с Десом занимались сексом.

Я осматриваю окраины сада, где заметна часть дубовой рощи. В свете дня можно увидеть, как обширный лес окружает территории дворца. Мне никогда не узнать, почему именно обычные дубы удостоены защиты.

Дес сильно замахивается на меня. Я визжу, прыгая назад, чтобы уклониться от удара.

— Высвободи сирену. — Указ исходит из ниоткуда.

— Зачем? — тяжело пыхчу я, под другим выпадом его меча.

— Мне кое-что любопытно.

Я замахиваюсь лезвием над ним, но тот отпрыгивает прежде, чем у меня бы удалось ударить.

— Оставь ее, — говорю я. Вчера у нее был напряженный вечер. Даже злые сучки, как сирена, нуждаются в отдыхе.

Торговец исчезает. Моментом позже его дыхание овевает мою щеку. Я становлюсь неподвижной, вспоминая сегодняшний сон.

— Мы можем решить это простым способом… — Он убирает волосы с моего плеча, губами лаская кожу, — или более интересным путем.

Он не представляет, какой сейчас эффект производит на меня. Ничего не будоражит сирену, как страх и возбуждение, что сейчас и ощущаю.

— Я могу медленно раздеть тебя и уложить на траву, — произносит он на одном дыхании. — Потом раздвину твои ноги и подарю тебе самые божественные из поцелуев.

Румянец обжигает щеки. Рука скользит вниз по моему торсу.

— Я бы смаковал эту сладкую киску, пока ты бы не почувствовала наступление экстаза, но и не дал бы им насладиться, — говорит Дес. — Пока ты не обхватишь меня ножками и не заумоляешь похоронить меня в себе.

Я отталкиваюсь от него, тело кричит от внезапно возникнувшего расстояния между нами. Сирена колотит по стенам клетки, пока я теряю над ней контроль.

— Возьму тебя прямо здесь, где все могут увидеть нас, как и сами делали мои предки.

Божечки, как грязно.

Он обходит меня, вставая спереди, уголок рта изгибается вверх.

— Я бы хотел, чтобы они увидели нас, как заявляю на тебя права.

Да пошло все. Я сдаюсь.