– С какой стати мне прощать ее? Она бросила нас только потому, что стала не нужна ему? Пришла домой и наглоталась таблеток, поскольку устала жить?

– Наоми…

– Нет-нет, не нужно подыскивать ей оправдания. Вы из полиции. Вы не знали ее, как не знаете никого из нас. Но вот что я вам скажу: так поступают только трусы. Он убил ее. Расправился с ней, как расправлялся с другими женщинами. Но у них не было выбора, а у нее он был. И все же она позволила убить себя. Ушла из жизни, когда все у нас стало складываться более-менее хорошо.

– Ты права. Ты абсолютно права, Наоми. Но пытки бывают не только физическими. Существует немало способов замучить человека до смерти. Тем не менее ты вправе злиться. У тебя есть право на злость, даже на ярость. Но когда эмоции схлынут, тебе стоит поговорить с кем-нибудь знающим.

– Очередной терапевт? Хватит с меня. Много пользы было от него маме?

– Ты не такая, как твоя мать. Но если тебе не захочется общаться с терапевтом или с подружкой, или с дядей, или со священником, – детектив достала из кармана визитную карточку, – можешь позвонить мне.

– Вы – второй коп, который дает мне свою карточку.

– А с первым ты разговаривала?

– Нет, мы сразу уехали оттуда.

– Что ж. – Россини положила карточку на столик, после чего подняла с кровати пакет для улик. – Копы умеют слушать. Детектив Анжела Россини к вашим услугам. Звони в любое время.

И вот тремя днями позже Наоми надела свое черное платье. Щипцами она подвила волосы, поскольку матери нравилось, когда они выглядели чуть волнистыми. Она ничего не сказала Сету о той злости, какую вызвала в ней предсмертная записка Сьюзан, – уж слишком измученным и потрясенным он выглядел. Не заводила она разговор на эту тему и с Мейсоном, во взгляде которого светилась странная пустота, и с Гарри, на которого неожиданно свалились заботы обо всех домочадцах.

Спрятав свое раздражение поглубже, она отправилась со всеми в ресторан.

На день его закрыли для посетителей, чтобы устроить поминки по Сьюзан. Всю подготовку провел Гарри – он сам настоял на этом. Расставил цветы и фотографии, подобрал музыку, приготовил еду.

Родители Сьюзан тоже приехали попрощаться с дочерью. После переезда в Нью-Йорк Наоми и Мейсон регулярно встречались с бабушкой и дедушкой. Им потребовалось не так уж много времени, чтобы понять, что все те ужасные вещи, которые отец их говорил про родителей жены, оказались очередной ложью.

Это были добрые, сердечные люди. Способные любить и прощать. Они простили дочь за то, что та вычеркнула их из своей жизни, запретила им видеться с внуками. Позже они оплатили ее лечение. Ни разу, по крайней мере в присутствии Наоми, не сказали они дурного слова о Сьюзан.

И никогда они не упоминали в разговоре Томаса Дэвида Боуза.

На поминки пришли все работники ресторана, а еще друзья Сета и Гарри. Заглянул кое-кто из учителей Наоми и Мейсона. Родители их одноклассников – по крайней мере некоторые из них – тоже пришли почтить память Сьюзан.

Появление детектива Россини стало для Наоми сюрпризом.

– Я и не знала, что полиция ходит на такие мероприятия.

– Мне хотелось выказать свое почтение. И узнать, как у тебя дела.

– Я в порядке. Хуже всего, похоже, моему дяде. Даже хуже, чем бабушке с дедушкой. Он думал, что сможет спасти ее. Думал, что ему это удалось. Он так старался. И Гарри тоже старался. Но сейчас он беспокоится главным образом из-за Сета. Про нас с Мейсоном он тоже не забывает, но главное для него – это Сет. Гарри сделал все, чтобы поминки прошли как можно лучше, чтобы все выглядело как прославление жизни. Но у мамы была такая жизнь, что особо и славить-то нечего.

– Тут ты не права. У нее были вы с Мейсоном, и это повод для радости.

– Спасибо на добром слове.

– Я говорю правду, Наоми. Ты сделала эту фотографию?

Она кивнула на снимок, где мать Наоми кружилась в танце с Сетом.

– Как вы узнали?

– Я же полицейский, – улыбнулась Россини. – Ты умеешь подмечать счастливые моменты. Но больше всего мне нравится вот этот снимок.

Она подошла к фото, которое Наоми сделала с помощью таймера. Здесь они были втроем: Сьюзан и ее дети. Гарри прислонил снимок к вазе с букетом розовых роз, ведь мать ее так любила этот цвет.

– Сразу видно, как она гордится тобой и твоим братом.

– Вы так думаете?

– Конечно. Копы умеют не только слушать, но и наблюдать. Она действительно гордилась вами. Вот о чем тебе нужно помнить. Что ж, мне пора возвращаться на работу.

– Спасибо, что зашли. – Наоми говорила это всем, кто заглянул на поминки.

Неожиданно для себя она увидела среди гостей Марка Райдера.

– Привет, – подошел он к Наоми.

– Привет.

Марк был высоким и симпатичным, с большими карими глазами. Каштановые волосы слегка вились на концах.

– Мне так жаль, что твоя мама умерла. Я так тебе сочувствую…

– Спасибо. Спасибо, что пришел.

– Я понимаю, каково тебе. Моя мама умерла, когда я был совсем маленьким.

– Правда? Но я… я же встречалась с твоей мамой.

– Отец женился на ней, когда мне было три. Она хорошая, совсем как настоящая мать. Но моя родная мама умерла.

– Я не знала. Мне очень жаль, Марк.

– Ну да, это всегда нелегко. Вот я и заглянул, чтобы поддержать тебя.

Растроганная, она сделала шаг вперед и обняла его. И тут же поняла свою ошибку, когда Марк обнял ее в ответ, совсем не по-дружески.

Наоми отстранилась.

– Мы же на поминках.

– Ну да, прости. Я просто подумал… – Он пожал плечами, стараясь скрыть неловкость. – Да что там…

– Спасибо, что пришел, – повторила она. – Если хочешь, в баре можно выпить чего-нибудь некрепкого.

– Пожалуй. Ну ладно, бывай.

Оставшись в одиночестве, Наоми с тоской взглянула в сторону двери. Может, уйти в соседнюю комнату, посидеть в одиночестве? Развернувшись, она сделала шаг вперед и чуть не столкнулась с Энсоном Чаффинсом.

– Эм-м… Привет. – Он сунул руки в карманы. – Даже не знаю… зашел вот, чтобы сказать… ну, сама понимаешь.

– Давай присядем. Меня не будут так донимать, если увидят, что я не одна.

– Я видел тут ребят из школы, но предпочел не светиться. Подождал, пока они уйдут. Странно это все. Людям хочется знать, как все произошло, а тебя они стесняются спрашивать. Да и в школе тебя еще не было. Ты как, вернешься?

– Да, на следующей неделе.

– Ну да… ясно.

Наоми невольно улыбнулась. Да уж, писал он куда лучше, чем говорил.

– Мне нужны хорошие оценки. Мейсону тоже. Иначе можно забыть о колледже.

– Я следующей осенью иду в Колумбийский университет.

– Проходишь по баллам?

– Похоже на то. Надо еще кое-что подтянуть, но в целом все выглядит неплохо. Буду изучать журналистику.

– У тебя получится.

– Да. – Он поерзал на стуле. – Я тут слышал, как копы говорили между собой… Ты же знаешь, меня допрашивали, и все такое. Так вот, я слышал, как двое из них упомянули фамилию Боуз. Твоя мать была его женой, да? Я про Томаса Дэвида Боуза.

Наоми промолчала, только крепче сцепила руки.

– Я узнал имя, поскольку видел фильм. И книгу тоже читал. Ты – та самая Наоми.

– Все уже об этом знают?

– Я же сказал, копы разговаривали между собой, и я сразу понял, о ком это они. Я читал книгу и другие материалы. Я знаю, ты – Наоми Боуз.

– Карсон. Это мое официальное имя.

– Ну да, понятно. Слушай, я никому ничего не сказал.

– И не говори. Я просто хочу окончить школу. Это все, что нужно мне и Мейсону.

– Я ничего не сказал, но другие сами могут докопаться. Особенно теперь, после выхода фильма. Даже те, кто не любит читать, ходят в кино. Что ты собираешься делать дальше?

– Я? Собираюсь окончить школу. Потом хочу поступить в колледж.

– Я не скажу никому, договорились? – Он сдвинул очки вверх, на переносицу. – Это останется между нами. Но ты расскажешь мне свою историю. Подожди.

Очки снова съехали на кончик носа, и Энсон просто снял их.