«Боже, до чего же я романтична».

Целую неделю она пыталась понять, что может она сделать для того, чтобы Ральф Харт стал счастливым: ведь это он вернул ей ее достоинство и «свет», которые она считала потерянными навсегда. Но единственным способом отблагодарить его было то, что Ральф считал ее специальностью, — секс. Поскольку в «Копакабане» все обстояло обыденно и рутинно, Мария решила поискать иные источники познания.

Она посмотрела несколько порнографических фильмов, но и на этот раз не нашла в них ничего интересного — разве что почерпнула кое-какие сведения относительно поз и количества партнеров. Когда фильмы не помогли, обратилась к литературе: надо будет впервые за время ее пребывания в Женеве купить книг, хоть это и непрактично, все равно ведь — прочтет да выкинет. И она отправилась в книжный магазин, который заметила еще в тот день, когда они шли по Дороге Святого Иакова, и осведомилась, есть ли там что-нибудь по интересующему ее вопросу, — Еще бы! — воскликнула продавщица. — Огромное количество книг! Впечатление такое, будто людям ни до чего другого вообще нет дела. Вот специальный отдел, но помимо этого во всех романах — видите, сколько их тут? — есть по крайней мере одна сексуальная сцена. Люди думают только о сексе, если даже он спрятан в изящных любовных историях или в серьезных научных трактатах о поведении человека.

Однако Мария во всеоружии своего опыта знала, что продавщица ошибается — людям просто хочется так думать, потому что они считают, будто весь мир только тем и занят. Люди соблюдают режим, носят парики, часами сидят в косметических кабинетах или в гимнастических залах, надевают то, что подчеркивает достоинства и скрывает недостатки фигуры, тщатся высечь искру — ну и что? Наконец ложатся в постель, и продолжается это всё одиннадцать минут. Одиннадцать минут —и всё. И ничего такого, что поднимало бы в небеса, а потом пройдет еще немного времени — и никакой искрой не разжечь угасшее пламя.

Но глупо спорить с беленькой продавщицей, которая считает, будто книги могут объяснить, как устроен мир. Мария уточнила только, где находится этот специальный отдел, и обнаружила на стеллажах сколько-то там книг о гомосексуалистах, лесбиянках, скабрезные мемуары каких-то монахинь, какие-то руководства по технике восточного секса, снабженные многочисленными иллюстрациями, на которых представлены были чрезвычайно неудобные позиции. Внимание ее привлек только один том под названием «Священный секс». По крайней мере, это что-то другое.

Мария купила эту книгу, принесла ее домой, включила радио, нашла программу, всегда помогавшую ей думать (там передавали музыку негромкую и мелодичную), стала листать, разглядывая позиции, совокупляться в которых могли бы только акробаты. Текст оказался скучным.

Она достаточно разбиралась в своей профессии, чтобы знать: не все в жизни зависит от того, в какой позиции ты занимаешься любовью, а в большинстве случаев все это чередование движений происходит естественно и бездумно, само собой, как в танце. Тем не менее она попыталась сосредоточиться на чтении.

Через два часа она сделала два вывода.

Во-первых: надо поужинать и бежать в «Копакабану» .

Во-вторых: человек, написавший эту книгу, ничего не смыслил в предмете своего исследования, ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО. Очень много теории, какие-то восточные премудрости, бессмысленные ритуалы, дурацкие рекомендации. Автор предавался медитациям в Гималаях (интересно знать, где это?), увлекался йогой (об этом Мария что-то слышала), изучил гору литературы, поскольку беспрерывно ссылался то на того, то на этого, но самого главного так и не понял. Секс — это не теория, не воскуряемый фимиам, не эрогенные зоны, не высокоумные и глубокомысленные рассуждения. Как может человек (автор — кажется, женщина) браться за такую тему, если даже Мария, работающая в этой сфере, толком не может в ней разобраться? Гималаи, что ли, виноваты? Или дело в неодолимом стремлении усложнять предмет, прелесть которого и состоит в простоте и страсти? Если УЖ эта тетка сумела опубликовать свою книгу (и ведь она продается!), то не подумать ли всерьез и Марии о том, чтобы вернуться к рукописи «Одиннадцать минут»? В ней, по крайней мере, не будет фальши — она всего лишь расскажет свою историю как есть, без прикрас.

Но, во-первых, некогда, а во-вторых, не интересно. Ей надо собрать всю свою энергию, чтобы сделать счастливым Ральфа Харта и научиться управлять фазендой.

Жизнь порой бывает удивительно скупа — целыми днями, неделями, месяцами, годами не получает человек ни единого нового ощущения. А потом он приоткрывает дверь — и на него обрушивается целая лавина. Именно так случилось у Марии с Ральфом Хартом. Минуту назад не было ничего, а в следующую минуту — столько, сколько ты и принять не можешь.

Запись в дневнике Марии, сделанная сразу после того, как она отбросила скучную книгу: Я встретила мужчину и влюбилась в него. Я позволила себе эту слабость по одной простой причине —я ничего не жду и ни на что не надеюсь. Знаю — через три месяц, а буду далеко отсюда и он станет для меня воспоминанием, но без любви больше жить не могу, я и так уже на пределе.

Пишу для Ральфа Харта — так зовут этого мужчину. Я не уверена, что он еще раз придет в заведение, где я работаю, но, даже если придет, впервые в жизни от этого ничего не изменится. Мне достаточно любить его, мысленно быть с ним рядом и украшать этот прекрасный город его лаской, его словами, отзвуком его шагов… Когда я уеду из Швейцарии, он обретет облик, имя, я вспомню, как пылали дрова в камине. Все, что я пережила здесь, все тяготы, через которые мне пришлось пройти, никогда не станут вровень с этим воспоминанием, даже близко к нему не подойдут.

Мне хочется сделать для него то, что он сделал для меня. Я долго думала и поняла, что в то кафе зашла не случайно — самые важные встречи устраивают души, еще прежде, чем встретятся телесные оболочки.

Как правило, эти встречи происходят в тот миг, когда мы доходим до предела, когда испытываем потребность умереть и возродиться. Встречи ждут нас — но как часто мы сами уклоняемся от них! И когда мы приходим в отчаяние, поняв, что нам нечего терять, или наоборот — чересчур радуемся жизни, проявляется неизведанное и наша галактика меняет орбиту.

Все умеют любить, ибо получают этот дар при рождении. Кое-кто распоряжается им довольно искусно, большинству приходится учиться заново, воскрешая в памяти приемы и навыки, но все —все без исключения! —должны перегореть в пламени былых страстей, воскресить былые радости и горести, падения и подъемы — и так до тех пор, пока не нащупают путеводную нить, таящуюся за каждой новой встречей… Да, эта нить существует.

И вот тогда плоти станет внятен язык души. Это и называется словом «секс», это я и смогу дать человеку, вернувшему меня к жизни, хотя он даже не подозревает, сколь важна была его роль в моей судьбе. Он просит меня об этом; он это получит; я хочу, чтобы он был счастлив.

Через два часа после того, как сделала Мария последнюю запись в дневнике, Милан, чуть успела она перешагнуть порог «Копакабаны», сказал: — Стало быть, ты была с этим художником.

Надо полагать, Ральф посещал это заведение — Мария поняла это, когда он, обнаружив отличное знакомство с местными обычаями, заплатил втрое, причем не осведомился, сколько будет стоить ночь.

В ответ Мария только кивнула, напустив на себя таинственный вид, но Милан не обратил на это ни малейшего внимания, ибо знал здешнюю жизнь лучше, чем она.

— Думаю, ты уже годишься для следующего шага. Есть тут один особый клиент, который всегда осведомляется о тебе. Я отвечал, что у тебя, мол, еще опыта мало, и он мне верил. Но, пожалуй, пришло время попробовать.

«Особый клиент»?

— А художник при чем?

— Да при том, что он тоже — особый клиент. Значит, все, что она делала, Ральф Харт уже испытал с кем-нибудь из других девиц? Мария закусила губу и промолчала: не она ли записала в дневнике, что прожила прекрасную неделю?!