– А-а-а! О-о-о! – в голос орала я.

Меня никто не слушал. Даже тролль не оглох.

Все зеленые великаны крикоупорные или мне один такой попался? И так по кругу, до бесконечности!

Мама, спаси меня!

И вдруг это закончилось… Зажмурившись, я боялась поверить негаданному счастью. Неужели мы куда-то приехали? Я открыла левый глаз: Боже, какая красота! Воздух! Голубое небо. Чирикающие птички. Рощица деревьев с дрожащими на ветру серебристыми листиками – ольха, кажется. Я открыла слезящийся второй глаз. Небо от меня никуда не делось, но стало слегка покачиваться вместе с деревьями и птичками.

В такт остальному ненадежному и коварному миру под руками зашевелился тролль Мыр и попытался слезть на землю.

Сейчас! Разбежался!

Мои пальцы, намертво вцепившиеся в одежду тролля, свело судорогой, и никакая сила на свете не могла меня заставить их разжать.

– Э? – спросил Мыр, до которого дошла очевидная истина: спуститься он может только со мной на спине. Причем я буду вместо рюкзака!

– Изн, – пискнула вместо «извини», старательно сражаясь с настырным комком в горле, никак не желающим дать работу посаженным голосовым связкам.

– Ага. – Тролль нащупал мои руки и попытался отцепить.

Фигушки! Попытка провалилась. Немного подумав, он хмыкнул и разорвал на себе рубашку. Вылез из нее, спрыгнул на землю и снял меня.

Вот стою я на полусогнутых ногах, которые искривились колесом и никак не хотят соединяться вместе, сжимаю в руках рубаху, чувствую под ногами твердую землю и счастливо улыбаюсь. Меня все еще качает, на лице крупными буквами прописан полнейший дебилизм, а в душе ощущение безграничного блаженства.

Жизнь прекрасна! Особенно без колючего коврика между ног! Вот оно – счастье!

Меня окружили эльфы, теребя и расспрашивая. Их слова проходили мимо ушей, а с губ не стиралась улыбка чокнутой дурочки. Не знаю уж, на какие мысли это их навело, но вывод они сделали правильный:

– На лошади Леля одна не доедет.

Вот это я услышала и энергично закивала, подтверждая догадку.

– Как будем решать проблему? – задал волнующий всех вопрос блондин. – Телегу купим?

– Не, – отказался тролль. – Не пройдет. Лес. Болота. Тропа плохая.

– Тогда как мы ее повезем? – осознал всю глубину проблемы шатен. – Пешком пойдем?

От такого предложения мне почему-то стало жутко. Глаза навели резкость, очертания предметов обрели изначальную четкость.

Я и «пешком» – понятия абсолютно несовместимые. О! У меня мозги включились! Cogito ergo sum [4].

– Не-а, – опять выступил тролль. – Не дойдет.

С каждой минутой он мне нравился больше и больше. Может, потом эйфория схлынет, а пока я была ему весьма благодарна, что и выразила, восторженно уставившись слегка расфокусированным взглядом. Он мой взгляд проигнорировал. Тогда я обиделась и выключила восторженность.

Зачем зря гонять, если не замечают? Неэкономно!

– Что ты предлагаешь? – осведомился брюнет.

Мыр на меня посмотрел, почесал затылок и, крякнув, подарил идею:

– Пущай пока тута посидит.

Молодца! Хвалю. Интересно, как он себе это представляет? Я шагу сделать не могу, не говоря уж о том, чтобы присесть!

– …С Монем.

Нет, только не это! Мне сейчас лишь его любвеобильности не хватало!

– А мы на ярмарку.

Они еще немного посовещались кружком, временами отпуская в адрес скрюченной наездницы (или монеездницы?) ехидные смешки и опять утопая лицом в тесном кольце заговорщиков. Со стороны поглядеть – сенаторы точат кинжалы перед приходом Цезаря. Намитинговавшись, тролль со товарищи отвели Моня в тенек и перенесли меня туда же. Я косноязычно просила хрупкий товар не кантовать, даже соглашалась дать нарисовать на себе большую рюмку с надписью, но была непонята малограмотным населением, далеким от достижений цивилизации. Мужики скооперировались, дружными усилиями кое-как усадили хладный девичий полутруп доживать последние часы под теплым боком животного, вручили фляжку с водой и ушли. А я осталась страдать о своей несчастной доле.

Где-то примерно через полчаса доля показалась мне не такой уже тяжкой, и жизнь стала обретать новые краски. Это начали отходить, отмерзать и открючиваться застывшие мышцы, части тела и все то, что было деформировано в процессе долгой верховой езды.

С наслаждением вытянув ноги, я прислонилась к Мониному боку, хлебнула водички и принялась от нечего делать обозревать окрестности, куда занесла меня нелегкая. В этот раз судьба занесла, дала пенделя и оставила меня на окраине большого села, куда стекались аборигены на ярмарку. Недалеко от моего месторасположения вдоль старинного тракта сновали туда-сюда пешеходы (изредка, на плечах много не унесешь), пускали пыль в глаза (буквально) лихие всадники и, безбожно скрипя, проезжали медлительные воловьи повозки – груженые туда и порожняком оттуда.

Основную массу покупателей и продавцов составляли люди. Чаще всего – селяне, одетые в мешковатую одежду неброских цветов. На мужчинах – обычные полотняные штаны и рубаха, головы от палящего солнца прикрыты широкополыми шляпами из крашеного толстого фетра, чаще всего коричного, темно-серого или горохового колера. Женщины щеголяли в длинных юбках, блузах и платках всевозможных цветов. У многих одежда была украшена замысловатой вышивкой.

Иногда в сторону ярмарки проскальзывали эльфы – именно что проскальзывали! – пару раз я заметила гоблинов и одного демонстративно бездельничающего орка. Все они спешили на торжище с пустыми руками, видимо, за покупками.

Вскоре на меня начали обращать внимание. К моему лежбищу по очереди приближались три-четыре тройки дюжих молодцев деревенской наружности, в цветастых рубахах, плиссированных штанах и начищенных сапогах. Все как один с модной в их местности прической под старорусского приказчика: волосы на прямой пробор и свисают по обе стороны лица. Для верного сердцепронзающего результата пейсы щедро смазаны маслом. Надо признать, цветовая гамма их праздничной одежды тыкала пальцем в глаз моего художественного вкуса и сильно его тем обеспокоила (и вкус, и глаз!), вызывая раздражение кричащей несочетаемостью расцветок и стиля. Больше всего мое хрупкое девичье воображение поразил один из деревенских щеголей, упакованный в зеленую рубаху, щедро разукрашенную поросячьего цвета умопомрачительными розами. Это великолепие прекрасно оттеняло его пышущее здоровьем лицо, радующее взгляд чахлого городского жителя ярким свекольным румянцем. Кстати, по фактуре и объему парень сильно походил на популярного деревенского жителя с пятачком вместо носа и раздвоенными копытцами (про холодец я не буду!).

Ужас какой! Мыр даже с зеленой кожей и выступающими клыками не производит такого отталкивающего впечатления! И что это я о нем так часто думаю? Не к добру это!

Так вот. Пока селяне страдали нервным тиком на оба глаза, нагло выдаваемым ими за игривое подмигивание, все было спокойно и мырно… извините… мирно.

Это диагноз! М-дя…

Но как только кто-то из них преступал одному Моню известную черту и пытался приблизиться к объекту, то есть ко мне, и, как я сильно подозреваю, пригласить меня прогуляться к соседнему высокому стогу или на сеновал, смотря где у них по обстоятельствам проходят эротические тусовки трое на одного… В ту же секунду зверюшка поворачивала в сторону кавалера свою приплюснутую морду и издавала хлюпающие звуки, смачно облизываясь и всем своим видом показывая, как она жаждет познакомиться кое с кем и заодно сытно пообедать. Поклонники, уважительно оценив остроту и количество зубов плюс размер пасти, валили с глаз долой в неизвестном направлении в поисках более сговорчивых и безопасных объектов.

– Монь, – позвала я стража.

– Гы? – откликнулся тот.

– Ты мне так всех женихов распугаешь, – попеняла ему. – И останусь я молодой и незамужней! Девушка пусть один раз, но должна сходить замуж… хотя бы для того, чтобы понять – женщинам там плохо. И больше не повторять своих ошибок. А с тобой рядом я такой ошибки совершить не смогу!

вернуться

4

«Мыслю – следовательно, существую». Рене Декарт.