– А то не знаешь? – сердито сказал брюнет, стараясь привести в порядок свой внешний вид. – Это ж не девушка – стихийное бедствие. Лучше киньте в жерло вулкана, чем с ней рядом!

– Какие вы все добрые! – надулась я. – Вот что я вам сделала? Сами вытащили сюда и теперь жалуетесь!

– Мы не жалуемся! – эмоционально вступил в разговор шатен. – Мы страдаем и терпим! – Слезно обратился к маме Муме: – Пожалуйста, мадам, прошу вас! Умоляю! Наш эльфийский Дом весьма уважаем и широко известен в определенных кругах. Не заставляйте приводить туда этот симпатичный ураган с ужасающей силой разрушения. Наш Дом существует около семи тысяч лет, но приезд Лели не переживет, клянусь!

Орчанка сосредоточенно выслушала мнения и просьбы, окинула меня с ног до головы цепким профессиональным взглядом и удивленно высказалась:

– Странно… а с виду такая миленькая и хрупкая.

– Мама! – влезла Лума. – Я этого эльфа не хочу! Он дохленький и непрезентабельный!

– Что?! – вылезли глаза на лоб у несостоявшегося жениха. – Какой?..

– Ты не комильфо. – Я радостно донесла идею в массы. – Фасоном для Лумы не вышел. Дохленький, она говорит.

– Да я! Я! – напыжился Лелигриэль.

– Заткнись, идиот! – заорал брат. – Или выйдешь отсюда окольцованным!

– Доченька, – проигнорировала родственную перепалку заботливая Мума, – ты точно не хочешь за него замуж?

– Точно-точно! – закивала головой Лума и, решив, что проблема исчерпана, доблестно принялась за уборку помещения.

– Ну как знаешь, птичка моя… Насильно мил не будешь, – смирилась мама и небрежно выпустила блондина из своей карающей десницы. – Свободен!

Раздался дружный вздох облегчения, и эльфы поспешили ретироваться восвояси во избежание новых матримониальных проблем. Только Лелигриэль всю дорогу обиженно бубнил под нос о всяких разборчивых кралях, ничего не смыслящих в аристократической эльфийской внешности. Его бубнеж частенько прерывался, затыкаемый ладонью брата и увещеваниями Магриэля.

Проводив глазами удалившихся эльфов, Мума пожала широкими плечами и обратилась к Мыру:

– Уводи своих бандитов отсюда, в бане надо как следует прибраться. Ужин подам в комнаты. И будь любезен, проследи, чтоб погромов больше не было. Мне на сегодня уже хватило за глаза.

Тролль сграбастал меня в охапку, бдительно предупредив:

– Молчи! – И заверил трактирщицу: – Прослежу! Не сумлевайся!

Мума хихикнула и энергично взялась за уборку. А меня понесли вверх по боковой деревянной лестнице, в обход общего зала.

И слава богу! Мне еще всем посетителям недоставало продемонстрировать особенности своей анатомии! Как же у него на руках удобно! Как дома! Век бы не слазила! Интересно, а он согласился бы меня так долго носить на руках? Мечты…

Пока я млела и наслаждалась, меня донесли до комнаты и аккуратно сгрузили на кровать со словами:

– Ты тута не балуй! Щас возвернусь со жратвой.

Баловать я не собиралась, поэтому с энтузиазмом покачала головой в знак согласия и заверила:

– Буду сидеть тихо как мышь.

– Хто? – поднял он брови. – Грызун? Тихо? Смеесся?..

– Почему? – опешила я от такой постановки вопроса.

– Оне ж усегда хрупают! – с полной убежденностью заявил Мыр, лукаво сверкнув глазами.

Я заподозрила, что надо мной издеваются или, в лучшем случае, подшучивают.

Да кто же ты? Почему так упорно маскируешься под неотесанного деревенщину без малейшего проблеска интеллекта? От кого бы мне узнать твою тайну?

– Мыр, – проникновенно начала я, – согласна посидеть тихо, молча… и даже поголодать. Нос из комнаты до особого распоряжения не высуну, если ты скажешь мне – кто ты такой на самом деле.

Тролль мгновенно напустил на себя вид деревенского дурачка, нарисовав на лице (язык не поворачивался назвать его лицо «мордой») глупейшее выражение и убрав из глаз малейший проблеск мысли.

М-дя, из серии: «Хотел я собраться с мыслями. Ни одна мысль на собрание не пришла…»

– Леший с тобой! Тролль я! – заверил он поспешно.

Я, прекрасно понимая, что правды тролль не скажет и откровенничать не будет, отвернулась от него, пряча глубокое огорчение.

– Че те не хватат? – тут же пошел он на попятный, видя мою реакцию. – Че ты хочешь?

Повернувшись к нему, я задумчиво выдала:

– «Стану царем – первым делом… так, что первым делом? А, пианину! А то что это за жизнь, без пианины?» [14]

Ответом мне была громко хлопнувшая дверь и осыпавшаяся штукатурка. Окончательно расстроившись, я полезла в баул у кровати в поисках чистой одежды. Найдя требуемое, я наткнулась на свою сумочку, бережно обернутую чистой тканью и обложенную другими вещами.

Какой же он все-таки заботливый! Не был бы еще таким скрытным, цены б ему не было! И поправила шальную мысль: «А он и так бесценен! Не продается, зараза такая!»

Мыр явился с подносом через пару часов как ни в чем не бывало. Я тоже решила на обострение отношений не идти и, мило улыбнувшись, пристроилась к обильному ужину, который заботливый тролль расставил на столе.

Не зря к маме Муме толпами ломились посетители! Яства – назвать едой эту усладу желудка было бы кощунством! – оказались выше всяческих похвал. Я перепробовала все, чем Мума нас угощала, и пришла в шикарное расположение духа и тела. Особенно понравился напиток. Он чем-то напоминал по вкусу чай, но был чуть более горьковат и отдавал приятным запахом дымка.

Отвалившись от стола, я вернулась к своей кровати. Кстати, ночевать мне снова предлагалось с Мыром в одной комнате. Видимо, во избежание будущих эксцессов.

Хм… «боятся – значит, уважают!». Мысль занятная, но неутешительная… Лучше бы любили… Но на все воля Божья, как говорится! Так что утерла розовые сопли, и вперед, с речовкой на баррикады диэровского гарема!

Пока я задумчиво перебирала рассыпанное по кровати барахло из сумочки, то бишь косметику, телефон, кошелек, отыскался блокнот с ручкой, в котором я уже успела почеркать во время ожидания ужина, делая от скуки наброски спутников.

Профессиональным художником я не была, но в детстве родители, развивая мои творческие способности, пристроили меня в художественный кружок. Там, ценой многих усилий и седых волос преподавателей, меня научили держать карандаш и что-то им даже черкать. На красках моя преподавательница Елизавета Викентьевна сломалась и заявила: «Или я и в своем уме, или Леля – и рисует». Родители пожалели бедную женщину и забрали меня из этого кружка, тут же записав в танцевальный. Но это уже совсем другая история.

Так возвращаясь в наши реалии – Мыра сильно заинтересовали мои дилетантские наброски.

– Можно? – выговорил он, указывая на блокнот.

Я, конечно, могла повредничать, отказав ему, и снова ухватиться за его ставшую вдруг правильной речь, но мне было откровенно лень. Мало того, меня сильно потянуло в сон. Скрывая зевок, я кивнула в знак согласия и протянула ему блокнот.

Повертев его в руках и рассмотрев как следует рисунки, тролль хмыкнул:

– Похоже… – И спросил: – А чем?

Я протянула ему автоматическую ручку:

– Вот этим. Возьми, попробуй.

Мыр, зажав ручку в громадной ладони, покалякал по бумаге и, проведя несколько линий, обрадовался как ребенок:

– Здорово!

– Нравится? – полюбопытствовала я, с огромным трудом удерживая слипающиеся глаза открытыми.

– Ага! – поведал мне он.

– Тогда возьми себе, пусть будет сувенир на память, – расщедрилась я и провалилась в сон.

Провалиться-то я провалилась, а вот дальше начались чудеса…

Все же постоянное пребывание в тесной компании мужчин накладывает свой отпечаток. Иначе как можно объяснить приснившиеся мне эротические фантазии? Льщу себя надеждой, что только этим обстоятельством…

В моем восхитительном сне присутствовал мужчина, которого я знала и любила, но почему-то не видела лица. Лишь чувствовала: он – моя вторая потерянная половинка, и тянулась к нему, стараясь рассмотреть, кто же мой ненаглядный…