Князь Михаил резко вскочил, онемев от элегантной красоты девушки.

— О, извините, — пробормотала она, опуская блокнот и карандаш, которые держала в руке. — Простите меня за вторжение, папа. Я не знала, что у вас гость. — Она повернулась к Михаилу и кивнула: — Доброе утро.

Князь поклонился.

— Входи, входи, дорогая, — с улыбкой произнес герцог. — Позволь представить тебе князя Михаила Куркова. Он друг царя.

— Князь Курков? О, это честь для меня, ваше сиятельство, — с достоинством проговорила леди Парфения, приближаясь к Михаилу с заинтересованной улыбкой. — В обществе столько говорят о вашей доблести на войне. — И она протянула князю руку, над которой тот склонился в официальном поклоне, положив ладонь на эфес шпаги.

— Напротив, это большая честь для меня, леди Парфения. Девушка присела в коротком книксене, достойном кисти художника, затем отошла к отцу. Князь Михаил не сводил с нее глаз. Он явно был очарован.

Уэстленд с любовью обнял дочь за плечи.

— Итак, цыплята или фазаны? Столь важные вопросы, дочка, превосходят мое разумение. Возможно, у князя по этому поводу есть собственное мнение?

— Правда, ваше сиятельство? — Леди Парфения обернулась к Михаилу с ослепительной, дружелюбной улыбкой.

Князь что-то пробормотал, потеряв дар речи. Он вообще не был силен в светской болтовне, но еще больше его смутила внезапная мысль, что перед ним сидит воплощение идеальной невесты для него самого.

Здоровая. Это он понял с первого взгляда. Хорошая порода. Превосходные родственные связи. Безупречные манеры. И достаточно красива, чтобы произвести впечатление даже на царя.

И что еще более важно — брак с Парфенией сцементирует его союз с элитой вигов.

Сраженный свалившейся на него удачей, князь едва сумел пожать плечами, входя в привычную роль простого, грубоватого солдата.

— Простите меня, леди Парфения. Я не знаю.

— В точности как и я, — согласился с ним герцог Уэстленд.

— Ну папа! — с ласковым упреком обратилась она к отцу, потом задумчиво посмотрела на князя, постукивая по своему подбородку тупым кончиком карандаша. — Позвольте спросить, ваше сиятельство, конечно, если это не будет слишком большой вольностью с моей стороны, вы играете в карты? Хотя бы иногда?

Вопрос, исходящий от столь юного создания, привел князя в смущение.

— Конечно, миледи. Но не чрезмерно. На войне часто бывает затишье, и карты — самое привычное развлечение в солдатских палатках и офицерских собраниях.

— Именно это я и надеялась услышать, — воскликнула леди Парфения, гипнотизируя князя сияющей улыбкой, потом обратилась к отцу: — Папа, можно я спрошу князя насчет турнира?

— Не возражаю, — отозвался герцог. По всей видимости, он был очень податливым человеком. — Если уж ты так хочешь.

Парфения снова повернулась к Михаилу:

— Каждый год, ваше сиятельство, Женское благотворительное общество, членом которого я являюсь, устраивает в приморском городе Брайтоне благотворительный карточный турнир в пользу вдов и сирот моряков.

— Прекрасно, — кивнул в ответ князь.

— К несчастью, тяжелые времена, которые пришлось пережить нашей стране, во много раз увеличили потребность во всяческой помощи, а потому в этом году мы решили расширить границы нашей благотворительности и оказывать ее вдовам и сиротам воинов всех родов войск. Чтобы выручить достаточно средств, мы удвоили по сравнению с прошлым годом стоимость входного билета, но, с другой стороны, могу вас заверить, ежегодное состязание по висту в Брайтоне всегда вызывает большой интерес и приносит славу тем, кто попадает в финальный раунд.

— И все удовольствие всего за десять тысяч фунтов, — с иронией проговорил Уэстленд.

Князь чуть не поперхнулся.

— Десять тысяч фунтов?

— Для вас это слишком? — с тонкой, дразнящей усмешкой проговорила леди Парфения.

Сраженный ее обаянием, Михаил рассмеялся и посмотрел на герцога.

— Теперь я понимаю, зачем для подписки они привлекают таких хорошеньких девушек.

— Я очень надеюсь, князь, что вы примете решение вовремя. Имеется всего тридцать два места.

— Для тридцати двух самых богатых людей Англии, — добавил герцог.

Девушка шутливо ударила отца по руке.

— Регент тоже участвует в игре.

— Если вы сумеете продержаться все четыре раунда, — объяснила Парфения, — то в конце получите вместе со своим партнером на двоих триста двадцать тысяч фунтов, разумеется, за вычетом десяти процентов в пользу бедных.

Михаил поклонился с европейской галантностью.

— Сочту за честь принять участие в игре, миледи. Запишите меня.

Поединок в конюшнях становился все яростнее.

Внезапно со стороны дерущихся раздался крик боли. Бекки и державший ее казак одновременно оглянулись, чтобы понять, который из противников ранен.

Глаза Бекки расширились от страха, но в следующий миг в них вспыхнула гордость. Алек снова ранил гиганта. На сей раз в предплечье».

Казак, что держал Бекки, несколько секунд наблюдал за происходящим со все возрастающим недоумением и гневом. Ноздри его раздувались, как будто он ощутил, что теперь его напарнику угрожает реальная опасность. Видимо, верность боевому товариществу одержала верх над желанием выполнить приказ князя. Поколебавшись несколько мгновений, казак бросил на Бекки безжалостный взгляд, потащил ее к опустевшему загону и схватил со столба вожжи.

— О нет! Не делайте этого!

Но через минуту Бекки уже была крепко привязана к столбу, а ее руки на высоте плеч опутывал настоящий гордиев узел. Вырываясь изо всех сил, она закричала:

— Алек, берегись!

Тем временем в схватку вступал второй казак, явившись на помощь раненому товарищу. Однако спасти его не успел. В этот самый момент Алек развернулся, словно в смертоносном танце, и с невероятной силой вонзил противнику шпагу в живот так, как будто занимался этим десяток лет.

Бекки содрогнулась и отвела глаза. Гигант вскрикнул в последний раз и упал на колени.

Алек рывком извлек лезвие и грациозно развернулся навстречу следующему противнику, чей товарищ уже лежал на земле вниз лицом. Однако второй не собирался повторять его ошибку. Он вытащил пистолет.

Раздался выстрел. Алек нырнул, но Бекки услышала крик боли и поняла, что ее герой ранен. В инстинктивных поисках укрытия она повернулась в своих путах и спряталась за столб. Алек упал, успел выхватить собственный пистолет и ответил на выстрел казака.

Бекки порадовалась, что тот стоял к ней спиной, ей не хотелось видеть, куда именно попала пуля Алека. Она лишь заметила, что большое тело воина дернулось с такой силой, ^что с головы слетела странной формы шапка. Казак схватился за горло, но из него не вылетело ни единого звука. В тот же миг он рухнул на землю.

Испуганная внезапной тишиной, Бекки плотно захлопнула глаза и, дрожа всем телом, прислонилась лбом к столбу.

Сердце колотилось быстро-быстро. У нее вдруг закружилась голова, накатила дурнота.

Наконец она собралась с духом, открыла глаза и в этот миг почувствовала, что кто-то дотронулся до ее руки. Девушка вскрикнула от ужаса.

— Ш-ш-ш… Это всего только я, — прозвучал голос Алека.

— Ты ранен? — с отчаянием в голосе спросила Бекки. — Я видела, он тебя ранил.

— Просто царапина. — Он бросил взгляд на свою левую фуку. Рукав был оторван почти у плеча. Бекки заметила, как сквозь темно-синюю подкладку сочится кровь.

У них за спиной раздались низкие голоса, донеслась иностранная речь. На улице в поисках жертвы и двух своих товарищей появились два казака.

Алек и Бекки обменялись мрачными взглядами и тихонько скользнули в проулок.

В гостиной герцога Уэстленда появился обеспокоенный Дворецкий.

— Прошу прощения, миледи. Один из людей князя Куркова просит разрешения поговорить с его сиятельством.

— Скажите ему, я сейчас спущусь.

— Будет исполнено, ваше сиятельство. — Дворецкий поклонился и вышел.

— Он странный человек, ведь правда? — шепотом проговорила леди Парфения, когда высокий, представительный князь покинул гостиную.