Я делаю глубокий вдох, собираясь с силами объяснить то, что до этого никому не хотела рассказывать.

– Она слишком много раз попадала в руки не тех мужчин, и у меня есть банковский счет, который пополнялся годами, и к которому не прикасались с тех пор, как она исчезла. Мне было всего шесть, но я помню, как бабушка и дедушка постоянно спорили о ней, – в голове настойчиво всплывают картинки страдающего деда и плачущей бабули. – Она постоянно пропадала на пару дней, но однажды не вернулась. Спустя три дня дедушка позвонил в полицию. Они начали расследование, опросили всех до единого ее клиента и немыслимое количество предыдущих, но, учитывая ее образ жизни, закрыли дело. Я была маленькой девочкой и ничего не понимала, но в семнадцать я нашла ее дневник. Он рассказал мне все – в подробных деталях.

– Я… – Миллер явно не знает, что сказать, так что я продолжаю. Чувствую какое–то облегчение, избавляясь от этого груза, даже если это значит, что Миллер уйдет от меня.

– Ни в чем не хочу быть похожей на свою мать. Не хочу напиваться и заниматься сексом без чувств. Это унизительно и бессмысленно, – осознаю сказанное, едва слова срываются с губ, но я не давала Миллеру повода думать, что с моей стороны нет чувств. – Она предпочла этот образ жизни своей семье, – я поражаюсь тому, что мой голос остается ровным и сильным, даже слыша все это вслух впервые в своей жизни, отчего мне становится больно.

Миллер надувает щеки, тяжело выдыхая, и берет в руки пустой стакан, хмурясь на него.

– Шокирован? – спрашиваю, а сама думаю, что могла бы сделать с одними из тех шорт.

Он смотрит на меня так, как будто я сумасшедшая, потом встает и направляется к шкафу со спиртным, наливает еще виски в свой стакан, на этот раз заполнив его наполовину, а не как обычно, на два пальца. А потом он удивляет меня, наливая во второй стакан, прежде чем снова занять место напротив меня. Протягивает мне новый стакан:

– Выпей.

Я немного потрясена при виде стакана, маячащего перед носом:

– Я сказала тебе…

– Оливия, ты можешь выпить, не пьянея до беспамятства.

Осторожно протянув руку, беру стакан:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – практически рычит Миллер перед тем, как выпить. – Твой отец?

Я пресекаю взрыв ироничного смеха, вместо этого пожимаю в ответ плечами, отчего он выдыхает в стакан у рта.

– Ты не знаешь?

Качаю головой.

– Ненавижу твою мать.

– Что? – спрашиваю в шоке. Может, я просто неправильно услышала.

– Я ее ненавижу, – повторяет он ядовитым голосом.

– Так же, как и я.

– Хорошо. Тогда мы оба ненавидим твою мать. Рад, что мы это выяснили.

Не зная, что говорить дальше, я сижу молча и наблюдаю, как Миллер погружается и выплывает из раздумий, тяжело дыша, как будто намеревается что–то сказать, но тщательно обдумывает слова. Нечего тут говорить. Отвратная ситуация, и нет слов, способных это сгладить. Это моя история. Я не могу изменить того, кем была моя мать, чем она занималась, и не могу изменить того, что позволила этому так повлиять на мою жизнь.

Он, в конечном итоге, говорит, только совсем не то, чего я ждала:

– Так значит, я единственный, с кем ты спала на трезвую голову?

Я киваю и отодвигаюсь к спинке дивана, увеличивая между нами расстояние, но не могу отвести от него глаза.

– И тебе это понравилось?

Глупый вопрос:

– Меня это пугает.

– Я тебя пугаю?

– То, что я чувствую рядом с тобой, меня пугает. Я не узнаю себя рядом с тобой, – шепчу, не спеша раскрывая перед ним все свои карты.

Он осторожно ставит стакан на стол и опускается передо мной на колени.

– Я заставляю тебя чувствовать себя живой, – Миллер скользит руками по моей спине и тянет вперед до тех пор, пока наши лица не оказываются близко, дыхание смешивается в маленьком пространстве между нашими ртами. – Я не нежный и не ласковый мужчина, Оливия, – говорит он, как будто пытаясь поделиться со мной частичкой себя. – Женщины хотят меня только для одного, потому что я не даю им повода ожидать чего-то большего.

Миллион слов вертится на языке, отчаянно складываясь в предложения в попытке вырваться изо рта, но я не хочу спешить:

– Ничего большего, кроме лучшего траха в их жизни, – тихо замечаю.

– Совершенно верно, – он отодвигает мой стакан и берет мои руки, закидывая их себе на плечи.

– Ты обещал мне это, – напоминаю ему.

Его веки медленно опускаются.

– Не думаю, что смогу выполнить это обещание.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, чтобы он подтвердил, что я не выдумываю вещи или что он наговорил мне это из сочувствия. Плечи опускаются в усталом выдохе, но он продолжает смотреть вниз и все также молчит. – Если тебе задали вопрос, то вежливо было бы ответить, – бормочу я, отчего его голова удивленно поднимается. Я не увиливаю. Пусть скажет, что происходит.

– Я говорю, что хочу боготворить тебя, – он наклоняет голову и тянется, поймав мои губы, поднимается вместе со мной. Он единственный, кто сейчас осторожничает, но я не хочу его поторапливать. Я могу подождать, а между делом он будет меня боготворить.

Я удивлена, когда он опускает нас на диван и перемещается, пока не оказывается на спине и не опускает меня между разведенных бедер, усаживая меня на нем. Наша одежда все еще на месте, и он не делает попыток от нее избавиться, видимо довольствуясь одними умопомрачительными поцелуями. Его щетина царапает кожу, повторяя ловкие движения губ, но сквозь абсолютное счастье я едва замечаю щекочущее чувство. С Миллером все случается самым естественным образом. Он ведет, и я следую за ним. Мне не нужно думать, я просто следую, именно поэтому сейчас я расстегиваю его рубашку, лишь бы почувствовать жар его кожи под ладонями. Простонав в его рот, я чувствую первые искры его тепла, которые вторят моим, когда руки блуждают по его торсу, который вздымается и опускает в такт дыханию.

– Снова этот сладкий звук, – Миллер говорит шепотом, собирая мои светлые волосы, рассыпавшиеся по всей его голове. – Он вызывает зависимость. Ты вызываешь зависимость.

Его наслаждение подстегивает меня, я ртом исследую каждую клеточку его лица, пока не оказываюсь у его шеи, пропадая от этого дурманящего мужского аромата.

– Ты так хорошо пахнешь, – провожу дорожку поцелуев вниз по его груди, просто целую, не задумываясь и не следуя никаким инструкциям. Его соски затвердели, и мой язык хозяйничает, кружа и посасывая, от чего он дрожит и стонет подо мной. Звуки его наслаждения только ободряют меня, а его длинный ствол упирается в мой живот, напоминая мне, где хочу быть. Хочу попробовать его вкус. Хочу почувствовать его у себя во рту.

– Вот дерьмо, Ливи. Куда ты? – он приподнимает свою голову и смотрит вниз на меня, а потом закрывает лицо руками. – Ты не должна этого делать.

– Я хочу, – ладонью провожу по его ширинке, цепляю замок и тяну его вниз, глядя, как он за мной наблюдает.

– Нет, прошу, все хорошо, Ливи.

– Я. Этого. Хочу.

Его взгляд сосредоточен на мне, руки заметно напряглись, цепляясь за голову, и он падает обратно на подушки:

– Не торопись.

Улыбаюсь себе под нос, чувствуя себя уверенной, обожая его уязвимое место и то, как правильно все это ощущается. Он не сбежал после моей постыдной истории. Расстегиваю пуговицу и стаскиваю его брюки, садясь на колени. Он остается в симпатичных черных боксерах, которые топорщатся в нужных местах. Они выглядят слишком хорошо, чтобы их снимать, но меня подстегивает то, что находится за ними. Я бросаю его брюки на пол, пальчиками поддеваю резинку его боксеров и, медленно спуская их по мускулистым бедрам, поднимаю взгляд к его лицу, а потом мои глаза приклеиваются к его толстому уже вставшему члену, касающемуся низа живота. Невольно высовываю язык и провожу им по нижней губе, восхищаясь Миллером во всей его нереальной мужественности. Не чувствую страха от его пульсирующего стояка. Я чувствую восторг.

Бросив боксеры, туда же, где уже валяются брюки, ползу вниз и устраиваюсь поудобнее, кладу руки на его бедра, носом почти касаюсь нижней части его пениса. Смотрю вниз, наблюдая за тем, как он подрагивает, и открываю рот, жадно вдыхая его запах. Его бедра не спеша приподнимаются, толкаясь ко мне, заставляя сделать полный, уверенный вдох.