— Вы, ребята, поймали меня без штанов, так что все верно.
Он попытался прекратить свой истерический хохот. Мы направились к выходу. Пегги старалась сдержать хихиканье. Вайти задыхался от смеха и ловил воздух широко открытым ртом. В нескольких кварталах от нашего дома, на Хестер-стрит, около кондитерской Спивака, мы увидели три пачки уже доставленных газет. Мы взяли по пачке, закинули их за спины и поспешили к кондитерской Джелли. По пути Макс заметил:
— На этот раз нам не надо высматривать, нет ли где Вайти. Мы знаем, где он находится.
— И не только сегодня, — добавил я. — Мы знаем о Вайги достаточно, чтобы его повесить. С сегодняшнего дня во время его дежурств мы можем делать все, что угодно.
Лицо Макса светилось радостным возбуждением.
— Да, ты прав, Башка! Мы поймали его прямо за причинное место. Пегги несовершеннолетняя. От нее прямая дорога за решетку. Ого, ну и неприятности мы можем ему устроить!
Мы оставили пачки газет возле дверей в кондитерскую Джелли.
— Пойдем попьем кофе у Сэма, пока Джелли не открылся, — предложил Макс. Я засмеялся:
— У меня нет денег, Макс. Я оставил их дома, для семьи.
— Ну и что? Что ты переживаешь? У меня есть. — Макс весело хлопнул меня по плечу.
Возле ночной кофейни Сэма на Деланси-стрит стояло такси марки «форд».
— Похоже на тачку брата Косого, — заметил Макс.
В кофейне, на табурете у стойки, мы увидели брата Косого Хими, Крючконосого Симона, уплетающего яичницу с ветчиной и одновременно читающего газету.
— Как дела, Крючконосый? — окликнул его Макс. Симон поднял голову, помахал нам рукой и вернулся к своей яичнице и своей газете.
Мы расположились у дальнего конца стойки, заказали кофе и зарылись в стоящую на стойке чашку с горячими сухариками. Мы сидели, макая сухарики в кофе, когда Макс прошептал:
— Смотри, кто пришел.
Это был Вайти, полицейский. Не заметив нас, он сел рядом с Симоном и начал его задирать:
— Эй, осторожней, Крючконосый, а то твой длинный нос застрянет в яичнице.
Симон поднял голову и проворчал:
— Один из самых больших паршивцев Нью-Йорка! И почему это ты не дежуришь на улице?
— Дежурить на улице? Сегодня утром я дежурил в другом месте. — Он добродушно хохотнул. — И очень после — этого проголодался. — Он взглянул на тарелку Симона и окликнул Сэма:
— Эй, Сэм! Мне то же, что и у Крючконосого. Ветчину с яйцами. — Потом пихнул Симона локтем. — Скажи-ка, Крючконосый, как это получается, что еврей ест ветчину с яичницей? Или это специальная субботняя ветчина из свиньи, которой было сделано обрезание?
Симон с раздражением отложил в сторону газету.
— Почему бы тебе не свалить отсюда, пока тебя не застукал сержант?
Вайти веселился, довольный тем, что смог его подцепить.
— Эй, Крючконос! А что скажет раввин? Он знает, что ты ешь ветчину?
— Ну-ну, — пробормотал Симон. — Чтоб тебя арестовали. Проваливай. Сам, небось, не все говоришь на исповеди своему священнику.
И словно глас совести Вайти, Макс проорал во всю глотку:
— Ведь не все говоришь?!
— Эй, Вайти, — подхватил я, — а ты расскажешь священнику, сам знаешь что? — я подмигнул ему.
Полицейский вздрогнул и, подняв голову, посмотрел на нас. Мы ответили ему холодными пристальными взглядами. В этом безмолвном обмене мнениями было достигнуто полное взаимопонимание. Вайти опустил глаза: он знал, что он в наших руках. Подошел Сэм и убрал со стойки чашку с сухариками.
— Вы сколько думаете слопать на пятак? С каждого из вас за шесть сухариков.
Мы проглотили остатки кофе. Высокомерно улыбнувшись, я громко произнес:
— Эй, Вайти, позаботься о нашем счете!
Макс бросил на меня испуганно-восхищенный взгляд. Сэм с удивленным видом вручил Вайти ветчину с яйцами.
— Сосунки. Чертовы сосунки…
— Ну что скажешь, Вайти?
— Все в порядке, все в порядке, — пробормотал тот.
Сэм обмахнул тряпкой стойку, бормоча себе под нос и качая головой, а затем спросил:
— Ты собираешься заплатить за двенадцать сухариков? За двенадцать сухариков и две чашки кофе? Двадцать центов? За этих сосунков?
Вайти вяло кивнул.
Мы сказали «Привет!» и со смехом вышли. Мы брели вдоль сточной канавы, выискивая окурки Макс углядел очень большой окурок, на котором даже остался бумажный поясок, и затянулся с видом знатока.
— Замечательный вкус. На, Башка, попробуй. — Протягивая мне окурок, он взглянул на название: — А, «Корона-Корона»! Когда я разбогатею, это будет мой сорт.
Я тоже затянулся.
— Ну как тебе, Башка?
— Очень хорошая сигара для тех, что можно найти на Деланси-стрит.
Макс засмеялся:
— Попозже, днем, мы сходим в финансовый район и поищем там такие же окурки.
— И заодно грабанем Федеральный резервный банк, да, Макс?
— Кончай свои шуточки про Федеральный резерв, Башка. Увидишь, что когда-нибудь мы обчистим это заведение… После того как наберемся опыт?.. — Он бросил на меня сердитый взгляд.
Мы вошли в кондитерскую. Джелли разрезал веревки на пачках газет, которые мы принесли, чтобы разложить их для продажи. Он дал каждому из нас по пятнадцать центов.
— А как насчет солодовых коктейлей и заварных пирожных? — спросил Макс.
Я подошел поближе и проворчал, глядя на Джелли:
— Уговор есть уговор.
— Ладно, ладно, значит, я сейчас приготовлю коктейли, — сказал он и включил электрическую машину. — Берите по пирожному. К чему ругаться?
— А как насчет яйца в коктейль? — спросил Макс.
— Яйца? Хорошо, значит, я добавлю туда одно яйцо. К чему ругаться?
Джелли разбил яйцо в готовящийся коктейль. Пока он стоял к нам спиной, Макс стащил с прилавка плитку шоколада. Джелли налил нам два больших стакана. Мы сидели, медленно потягивая коктейль. Макс бесцеремонно развернул шоколадку и дал мне половину. Мы грызли шоколад и запивали коктейлем. Джелли заметил, что мы грызем.
— Откуда вы взяли шоколад? — сурово спросил он.
Макс ответил с нарочитой вежливостью:
— О, мистер Джелли, мы купили его у Спивака, когда ходили за газетами.
— Да, — произнес я, передразнивая Джелли. — К чему ругаться? Мы его купили.
— Вы купили его у Спивака? Вы, наверное, не вчера на свет родились, вы жулики, вы… — он таращился на нас, охваченный праведным гневом.
— Как тебе это нравится? Он назвал нас жуликами! — насмешливо произнес Макс.
— А как насчет вас, мистер Джелли? Вы что, такой законный?
— поинтересовался я. — Законный? — переспросил Джелли. — Я имел в виду, такой честный, что можете называть нас жуликами?
— А, так вот что ты понимаешь под словом «законный»?
— Да, вот что я понимаю под словом «законный».
— Значит, я законный?
— Нет, вы, как и все остальные, незаконный.
— Незаконный? Что ты подразумеваешь под словом «незаконный»?
— Вор или жулик — незаконны.
— Ты украл, и ты же называешь меня, честного человека, который не крадет и ходит в синагогу, жуликом? Незаконным? Почему? За что? — Он пристально смотрел на нас.
— Мы украли для вас. Вы послали нас за газетами. Вы купили то, что мы украли, значит, вы такой же, как и мы. Вы незаконный, — очень по-умному объяснил я.
— Ты думаешь, ты умный. Ты искажаешь все вокруг, поэтому вместо того, что ты жулик, получается, что жулик я. — Джелли фыркнул и всплеснул руками, как будто не понял. — Значит, я незаконный, а вы — молодцы! — он рассмеялся. — Ты все передергиваешь, ты, умный мальчик. Ты умеешь пользоваться своей башкой, да, мистер Башка?
— Да, я умею ею пользоваться, и вы поняли, что я хотел сказать, вы… вы… — я чуть было не назвал его словом, означающим его обрезанную часть, но вдруг вспомнил о Долорес. Этот хрен мог когда-нибудь стать моим тестем. Макс продолжил объяснение:
— Эй, Джелли, Башка вот что имеет в виду, когда ты по ночам устраиваешь игры на деньги в задней комнате, то это незаконно.
— Незаконно? Даже если я плачу полицейскому Вайти десять процентов за разрешение? — хитрый огонек мерцал в глазах Джелли. Он просто валял дурака. — А как насчет моих конкурентов за углом? Как ты их назовешь, мой умник Башка? Они что, тоже незаконны?