Пронзительный крик ударился о каменную стену, отскочил и перекатился по ней несколько раз, прежде чем до меня дошло, что это мой собственный крик. Адам схватил меня в охапку и потащил вниз по тропинке. Подхватив наши рюкзаки, висевшие на сучке дерева, он закинул их оба на свое плечо.

— Они едут. Нам надо уходить.

— Кто едет? — спросила я, пытаясь неистово связать все так, чтобы это имело смысл, и в то же время стараясь оттолкнуть все это от себя. Было такое чувство, будто я плыла, будто меня снимали в фильме под водой, и я не могла вспомнить сценарий.

Но тут я услышала их. Сирены. Они приближались.

— Ты не готова ни с кем разговаривать, Мэгз, — жестко предупредил Адам.

Я сильно ударилось бедром о большое дерево, когда снова пыталась вывернуться и уйти от его хватки, грубая кора ободрала мне кожу.

— Ты должна пойти со мной, — Адам обернулся, взгляд его вспыхнул бешенством. — Пожалуйста.

В его глазах было что-то, чему я не могла противиться. Казалось, Адам сейчас являлся единственной константой в моем мире. И я доверяла ему. Еще с того момента, когда он защитил меня тогда, когда я упала с качелей перед всем вторым классом и показала в падении свое нижнее белье с дурацкими розовыми кошечками. Адам, уже тогда звезда среди второклашек, гаркнул на толпу, и все перестали ржать. В пятом классе он выиграл конкурс по вращению обруча. Так, на минуточку.

Если он хотел сейчас взять контроль над ситуацией на себя и говорить мне, что делать, мне нужно было его слушать. Мы шли среди деревьев, в тишине, нарушаемой нашим прерывистым дыханием и легким шумом шагов по тропинке.

Сирены становились все громче. Ближе.

Мы дошли до конца тропинки как раз в то время, когда машина скорой помощи въехала на стоянку для машин. Адам остановился, попятился ко мне, и замок моего сиреневого рюкзака впился в кожу моей руки.

— Что ты делаешь? — спросила я. — Мы должны…

— Ш-ш-ш, — одним быстрым движением Адам обернулся, закрыл ладонью мой рот и потащил меня за ряд деревьев, спрятав нас за самым большим, стоявшим в нескольких футах от тропинки.

Пит вопил, перекрикивая вой сирены. Я различала слова «утес», «прыгнул», «выступ». Далее последовал ряд вопросов и ответов, из которых медики поняли, что им нужно пройти через лес, чтобы добраться до раненого, которому нужна их помощь. И потом я услышала самое худшее. Слово, которое я старалась вырвать из своего сознания с того самого момента, когда увидела Джои лежащим на том полотенце.

— Мы пробовали искусственное дыхание и массаж сердца, — выкрикивал Пит, спускаясь по тропинке. Он бежал впереди двух мужчин в униформе, они несли носилки и большие сумки, полные медицинских препаратов. — Я думаю, он мертв.

Глава 3: Вращение всего мира

Стеганое одеяло, которое моя бабушка сшила для моих родителей, когда они только поженились, накрывало мои ноги. Я сидела на плюшевом диване в своей комнате, представляя все те вещи, которые могли испортить полотно, с такой любовью собранное бабушкиными пальцами: жирный солнцезащитный крем, водоросли из реки в ущелье, сигаретный пепел, пиво, которое я пролила на себя, когда Танна сказанула что-то смешное, а я смеялась над ее шуткой как сумасшедшая. Но это еще цветочки. Были еще пот, рвота и кровь, впитавшиеся в мою кожу, а значит и в одеяло, чтобы навсегда стать его частью: грязный желтый в цветочек лоскуток из маминого платья, в котором она впервые пошла в школу, испачканный синий полосатый клочок из дедушкиной любимой пижамы, оскверненный самый старый квадратик, кусок колючей серой шерсти из прабабушкиного самого нарядного воскресного платья.

— О чем ты говоришь? — мамин голос доносился от входа, и ее слова звучали пронзительно, отрывисто и быстро, терзая каждую частичку меня. Адам ответил, но его голос был таким приглушенным, что я не смогла расслышать ответ. Мама же издала сдавленный стон. И я поняла, что ей все известно.

Я зажмурилась, сжав полотно одеяла в руках так, будто оно имело волшебную силу вернуть меня в прошлое. Недалекое. Всего лишь во вчерашний вечер. После вечеринки у Даттона. В то время, когда Джои стоял у моего порога, сияя в слабом свете луны, со спутанными каштановыми волосами, и накрывал мои руки своими.

— Завтра будет здорово, — сказал от тогда с усмешкой, — а в понедельник вечером у Шэн — еще лучше.

Если бы только я знала тогда… Джои не хватало вечеринок по понедельникам.

Я втянула воздух дрожащим вдохом и постаралась вспомнить каждую деталь наших последних моментов, проведенных наедине.

Стрекотание сверчков в прохладном весеннем воздухе, легкий ветерок, который приносит острый запах земли, хлопковая рубашка Джои мягко касается моей щеки, когда мы обвиваем друг друга руками. Я отстраняюсь, но он останавливает меня, глядя прямо в глаза, и, положив палец под подбородок, слегка приподнимает мою голову, улыбается, как мог улыбаться только он, чуть скосив вбок и вниз уголок губ.

— Ты счастлива? — спрашивает он. — Я имею в виду, со мной?

Легкий смех срывается с моих губ.

— Счастливее не бывает, — отвечаю я.

Затем приближаюсь, закрыв глаза, и чувствую его вкус еще до того, как наши губы встречаются. Он такой ленивый и сладкий, наш последний настоящий поцелуй. Этот поцелуй так не похож на наш первый! Я чувствую себя безопасно и уверенно, потому что знаю все, что имеет значение, я чувствую это всей глубиной своего сердца. Джои мой!

Джои вытаскивает свою любимую бейсболку «Адидас²» из заднего кармана, натягивает ее, направляясь к своему черному грузовику, косо припаркованному на улице. Затем останавливается и смотрит на меня в последний раз, вскидывает вверх руку на прощание и запрыгивает на водительское сидение. А я стою, глядя, как он уезжает.

Сидя на пассажирском сидении, Шэннон склонила голову к окну, ее волосы рассыпались по плечам. Джои включил радио, а Пит, сидящий на заднем сидении, качает головой в такт какой-то песне, которую я не могу узнать. Музыка сочится из грузовика густым потоком, теряясь в черном ночном воздухе. Я смотрю вслед, пока габаритные огни не исчезают за поворотом в конце улицы.

В тот момент я ни о чем не думала. А надо было бы… Если бы только был тогда хоть какой-то знак. Если бы только что-то заставило меня настоять на изменении наших планов. Если бы я удержала Джои подальше от ущелья. Он был бы в безопасности. Со мной. Но теперь его нет. Все мое тело изнывало от мысли, что я его никогда больше не увижу. Никогда. Больше.

— Итак, вы просто ушли? — спросил мой отец.

Приглушенный ответ Адама торопливо сорвался с его губ.

Во мне что-то вспыхнуло. Я согнулась вперед, спрятав лицо в одеяле, схоронившись в его истории, пытаясь заглушить ужасные звуки, что лились из меня. Это неправда. Это неправда. Это неправда. Это не могло быть правдой. Я вжалась сильнее в одеяло, выталкивая свой разум подальше из этой комнаты, прочь из этого времени. Глубоко вдохнув, я начала думать о высоких деревьях, о том, как они раскачиваются на ветру. Но все это вернуло меня к событиям в ущелье. И я увидела вспышки вертушек, разноцветные, которые крутятся, крутятся, крутятся во дворе дома на углу улицы, на последнем повороте, ведущем ко входу в ущелье. Но видел ли их Джои? Были ли эти вертушки последним, что он увидел в своей жизни?

Я обратила взгляд к ночному небу: такому огромному, что на его фоне любая проблема казалась смехотворной. И потом я вспомнила о том, как Джои и я лежали в кузове его грузовика. Мы созерцали звезды, которые с дикой скоростью проносились над нами, как бы простреливая ватную темноту неба. Это был наш первый раз. Тогда я и не подозревала, что он будет и последним. Чему я действительно не могла поверить сейчас — так это тому, что я оставила его лежать одного около ущелья. Раненого и одинокого. Я должна вернуться туда. Перекинув ногу через подлокотник дивана, я дернула за край одеяла, высвобождая из него свое тело. Но так как мои босые ноги запутались в материале, я споткнулась о всю его историю и рухнула на пол трясущейся массой.