— Это не похоже на ствол.

— Ну ствол, камень… какая разница? Я, может быть, плохо знаю итантале и путаю слова! — Асель врала и даже не скрывала этого — такому чистому произношению мог позавидовать любой норрайец, а уж тем более Сигвальд, который все еще не мог избавиться от рычащих согласных и манеры немного растягивать некоторые звуки.

— Да я просто не смогу поднять его!

Сигвальд и Асель оказались знатными спорщиками и со стороны выглядели довольно забавно: она кричала на него и все тыкала в камень, он что-то рычал в ответ, порой переходя на язык Велетхлау и сдабривая его ругательствами, понятными на любом языке, Асель же ругалась на чистейшем итантале, Сигвальд в ответ пару раз толкнул камень плечом, демонстрируя его неподъемность. Понаблюдав немного за ними, Оди решил играть свою партию и, побродив вокруг, прикатил камень размером с небольшой арбуз и установил его рядом с камнем преткновения. Отдышавшись немного, инженер снова удалился и вернулся с длинным и крепким дрыном, который он волок за собой.

Второе его появление заставило спорщиков замолчать и с удивлением наблюдать за действиями Оди, который в таинственном безмолвии начал мастерить рычаг. Когда все было готово, он предложил Сигвальду испробовать его в действии. Под действием крепких рук воина камень сдвинулся с места, однако, как только он отпустил рычаг, валун скатился обратно. Вторая попытка была более продумана — на новом месте Оди и Асель совместными усилиями зафиксировали порядком надоевший всем валун камнями поменьше.

Оди второй раз за день праздновал победу разума над природой. Причем вторая победа не была омрачена позорно малыми размерами добычи: ловко юркнув в прежде закрытый валуном лаз, Асель извлекла оттуда обещанную солонину и сухари, разделив все это по честному, на троих.

Все набросились на еду так, будто век не ели, впрочем это было не так уж далеко от истины. Когда первый голод был утолен, Оди снова обеспокоился нависшей тишиной и попытался начать разговор. Сигвальд, заслышав знакомые мотивы, усиленно захрустел сухарями, чтобы избавить себя от необходимости участвовать в разговоре. Асель же наоборот проявила интерес к странному парню, однако сделала это весьма своеобразно: проигнорировав вопросы, задаваемые ей, она без обиняков поинтересовалась больной рукой Оди. За много лет он научился довольно умело маскировать несгибающееся запястье и плохо работающие пальцы, однако сейчас он не видел особой надобности в таких предосторожностях, хоть на минуту и смутился, поскольку Асель в его понимании была девушкой, на которую просто необходимо произвести хорошее впечатление.

— Я инженер, и склонности к изобретательству проявились во мне еще в раннем детстве — я очень любил читать книги, но, к великому огорчению отца, отнюдь не счетоводные. Я всегда мастерил что-то, и никого это особенно не волновало до тех пор, пока я в семнадцать лет не сделал летательную машину. Поскольку не нашлось ни одного добровольца для ее испытаний, то я был вынужден испробовать ее сам. И только когда я уже летел с крыши нашего особняка, я понял, что мое сооружение скорее можно назвать летальной машиной, но никак не летательной. В общем, при приземлении я разбил голову, сломал руку, четыре ребра и курятник. После длительного лечения отец отправил меня на учебу в Артретардский университет, сказав, что если мне непременно хочется убиться, чтобы я это делал в специально отведенных для этого местах вместе с такими же сумасшедшими, а не ломал ему хозяйственные постройки не не пачкал плиты во дворе.

Вопреки сложившемуся мнению Сигвальда, Оди оказался весьма неплохим рассказчиком, так что даже заставил своей историей улыбнуться бывалого воина, которому шутки о покалеченных конечностях никогда не казались смешными. Асель также оценила ораторский талант инженера, отчего тот решил, что жизнь у него, в общем-то удалась, если не учитывать того, что он скрывается в лесу с беглым оруженосцем от гнева демгарда.

Слушай, а как это камень там оказался? – вдруг спросил Оди, даже перестав жевать. – То есть он же прямо на ветках, как ты?..

Вместо ответа степнячка решила перейти к основному делу, ради которого она, собственно, и нашла Сигвальда. Девушка достала из-за пазухи тонкий продолговатый сверток, и, аккуратно положив его на землю, развернула ткань. Взглядам Сигвальда и Оди предстала разломанная на несколько кусков костяная флейта с резьбой. Глаза инженера округлились при виде этого предмета.

— Ты сломал ее ночью, — сказала Асель, в упор глядя на Сигвальда, — когда затащил меня на лошадь и пытался переломать мне ребра.

Северянин пожал плечами, не желая вступать в спор со степнячкой, которая не понравилась ему с самого начала. Но Асель продолжала выжидательно смотреть на него, явно не удовлетворенная такой реакцией.

Все это время Оди пытался что-то сказать Сигвальду, но тот не обращал на него никакого внимания.

— Сигвальд! – наконец произнес он, толкнув локтем в бок бывшего оруженосца, затем шепнул ему на ухо несколько слов.

— Ты с ума сошел, – буркнул воин.

— Похоже, что нет, – инженер покачал головой, еще раз осмотрев сломанную флейту.

— Так это… Это флейта Алсидрианда? – Сигвальд с недоумением смотрел на Асель, не до конца веря в происходящее. – У тебя есть флейта Алсидрианда?

— Больше нет. Твоими стараниями, – прошипела Асель, сложив руки на груди.

Сигвальд чувствовал себя отвратительно — кроме всех напастей, на него свалилась еще и эта, и теперь он осознавал, что такой дурацкой и неудачной ночи у него еще не было. Помимо тех глупостей, которые он натворил по пьяни, ему также удалось уничтожить самый могущественный и довольно редкий артефакт культа Духа Леса. Алсидрианд награждал такими артефактами тех, кто служил ему лучше всех, и, пока человек владел им, он мог без страха пребывать в лесу, так как все это время находился под защитой великого Духа.

Одно оставалось неизвестным — как флейта Алсидрианда попала к степнячке Асель, о чем Сигвальд не преминул спросить ее. Она невозмутимо отвечала, что в детстве во время заретардского набега осталась без родителей и что один беретрайский егерь взял ее к себе и растил как родную дочь; что потом они перебрались в Норрай; что вскоре егеря наградили этой флейтой и что после его смерти флейта досталась ей.

Северянин не был уверен ни в том, что все, сказанное Асель — правда, ни в том, что он сам причастен к поломке артефакта, но на всякий случай решил извиниться.

— Прости, мне жаль, что так вышло, – сказал Сигвальд, всем своим видом показывая, что не хотел причинять какой-либо вред.

— Мне не нужны твои извинения, мне нужна новая флейта. И ты должен помочь мне ее получить.

— Я не лесник, флейты у меня не было, нет и не будет никогда. Как ты себе это представляешь?

— Очень живо представляю — я знаю, где ее взять, но сама не могу этого сделать. Скрывать не стану, это будет опасно и незаконно, но выбор у тебя не очень большой.

— Выстрелишь мне в спину, если я откажусь? – Сигвальд с горькой улыбкой кивнул на лук, висящий за спиной степнячки.

— Нет надобности пачкать стрелы. Я просто уйду и дам вам в свое удовольствие бродить по лесу, в котором вы, кстати, безнадежно заблудились. А через несколько дней вы либо подохнете с голоду, либо попадетесь тем, от кого скрываетесь. А может вас сожрут дикие звери.

Перспективы, описанные степнячкой, не воодушевляли Сигвальда, а Оди и вовсе вводили в состояние паники, тем более, он был уверен, что Асель исполнит свое обещание и уйдет, оставив их на произвол судьбы, если Сигвальд не согласится на ее условия. Инженер уже был готов предложить свою помощь в поисках артефакта, лишь бы у него появились гарантии, что он выберется из этого леса живым. Но, прежде чем он успел что-либо сказать, Сигвальд прервал затянувшееся молчание.

— Если я соглашусь, ты выведешь нас из леса целыми и невредимыми?

— Это уж как выйдет. Могу пообещать только то, что специально вредить тебе точно не стану — ты мне все-таки нужен.