– За что? – искренне удивился сладко позевывающий Димарик.

– Что? – От охватившего возмущения у майора не хватило ответных слов. – Чистить!..ля, приду, проверю! Найду грязь, – Кузнецов непроизвольно шлепнул правым кулаком по ладони левой, – марш-бросок вам обеспечен!

Он хотел сказать еще что-то, но, взглянув в простецкое лицо Димарика, махнул рукой и, развернувшись, пошел прочь. Вскоре его фигура исчезла за пологом ротной палатки.

– Фишки, вести наблюдение! – скомандовал прапорщик и в очередной раз лениво зевнул. Сидевший рядом сержант Абакумов понимающе кивнул.

– Леонов, Федот – правый, левый фланги; Смагин – тыл, – в свою очередь скомандовал он, и названные по фамилиям бойцы расползлись в разные стороны. Когда они наконец-то расположились на определенных им местах, Димарик уже спал.

Через полтора часа в ПВД вернулся старший лейтенант Андрей Есин – командир третьей группы, ездивший в стоявший по соседству полк по вопросу взаимодействия с артиллеристами, и изрядно утомившее Димарика тяжкое бремя командования группой перешло на командирские плечи. Теперь Маркитанов мог отдыхать совершенно спокойно…

Но, как назло, сон больше не шел. Лицо Кати – горячо любимой Катеньки, – как только он закрывал глаза, становилось таким близким и одновременно недосягаемо далеким.

«Катя, Катюшенька», – бесконечно повторял он, мысленно пытаясь дотянуться до расплывающегося девичьего образа. Но тот раз за разом ускользал, оставляя расползающуюся в груди боль. Когда же душевная тоска стала нестерпимой, Димарик сел и, согнав с себя сонное оцепенение, взялся за чистку и без того уже вычищенного «калашникова».

Где-то вдалеке загрохотал гром. Есин, взглянув на наползающие со стороны гор тучи, подхватил за ремень собственный, давно отдраенный бойцами автомат и, выпрямившись, коротко скомандовал:

– Заканчиваем!

Зазвенел металл крышек ствольных коробок, заклацали затворные рамы, защелкали спускаемые курки. Предохранители замерли в положении «мира».

– Вениаминыч, – Есин обратился к Димарику, стряхивавшему с колен сор, – оружие сдашь, хорошо?!

– Ты куда? – Вопрос был задан из любопытства, ничего сложного в том, чтобы поприсутствовать на сдаче оружия, для Маркитанова не было.

– Да я мышцу покачать пойду. – Старлей кивнул в направлении палатки тыловиков, где под навесом из маскировочной сети была сооружена скромная тяжелоатлетическая площадка.

– Так дождь, – вполне резонно возразил сворачивавший плащ-палатку Димарик.

– Я быстро, пару раз качнусь, и все, – пояснил Есин, – а потом, может, в карты в «тыщу» с мужиками разок сыграю.

– А-а-а, – высокомудро протянул Димарик, – тогда лады. На обед в столовку пойдешь?

– Да пойду, наверно. А может, на месте с мужиками что забодяжим. – Старший лейтенант неопределенно пожал плечами.

– Как хочешь, – хмыкнул Маркитанов, решив, что командир группы обедать сегодня в столовой не желает, – тогда я тебя ждать не стану.

– Не жди, – отозвался Есин, в голосе которого чувствовалось безразличие, – если что, я прямо от начвеща и пойду. Хотя вряд ли – Кошелев, – Андрей назвал начальника вещевой службы по фамилии, – что-то там на обед «замутить» обещал.

Доведя это до сведения своего подчиненного, старший лейтенант двинулся с места и, свернув за палатку, решительно зашагал в сторону плаца.

– Пошевелись! – Димарик рявкнул на лениво копошащихся разведчиков. – Еще не хватало на обед опоздать!

– Не опоздаем, – высунулся вперед со своим мнением вечно улыбающийся Смагин.

– Харе болтать! – Маркитанов насупился. – По одному в казарму шагом марш! – И добавил: – Сдаем оружие по тройкам! Головняк и т. д. и т. п. Понятно? Федот, что жалом водишь? Шагай, шагай…

Оружие сдали довольно быстро. А разве могло быть по-другому? Бойцы спешили освободиться от его тяжести, чтобы поскорее отмыться от смеси запахов гари и свежего ружейного масла. Тем более что до обеда оставалось не так много времени. Стоявший у решетчатых дверей Маркитанов собственноручно пересчитал каждый ствол. Поставил на место свой видавший виды, но надежный АК-74М и вышел из комнаты, предоставив дежурному по роте закрыть и опечатать оружейку. После чего, ввалившись в офицерский кубрик, рухнул на застеленную одеялом кровать. Прогибаясь под тяжестью тела, жалобно, тоскливо скрипнули пружины. Дмитрий уткнулся лицом в подушку и сглотнул подступивший к горлу комок. Рука сама собой потянулась к карману, в котором лежала фотография любимой девушки…

Оставшееся до обеда время тянулось как канат, накручиваемый на тонкий вертел. Тягостные раздумья навевали нескончаемую грусть. Когда же прапорщик Маркитанов выскочил на улицу, намереваясь двинуться в направлении столовой, с неба сорвалась первая дождевая капля. По какому-то неясному стечению обстоятельств она упала на его лицо и теперь, стекая от уголка глаза, казалась непрошенной слезинкой. Смахнув каплю, Дмитрий подставил лицо налетевшему ветру и резво замаршировал по гравийной дорожке. Выстилающие ее голыши под его стопами разлетались во все стороны, словно каменные брызги. Очередной порыв бушующего на равнине ветра, швырнув полную жмень дождевых капель, усеял мелкими дробовыми точками фигуру идущего. Высоко в небе загрохотал гром. Ощутимо пахнуло свежестью и озоном. В следующий миг хлынуло, стена дождя, накатившись с запада, накрыла собой территорию пункта временной дислокации, в единую секунду пропитав ткань димариковского х/б и окатив потоками воды стоявшие по всему периметру брезентовые палатки. Сорвавшись с места, Маркитанов рванул бегом, но, почти тут же сообразив, что бежать поздно, махнул рукой и перешел на неторопливый шаг. Дождевая, прохладно-освежающая влага, крупными каплями обрушиваясь сверху почти непрерывным потоком, стекала по лицу, затекала за шиворот, лилась на грудь и, напитывая хлопчато-бумажную ткань формы, заполняла берцы.

– И плевать… – Сделав такое непонятно к чему относящееся заявление, Дмитрий распахнул дверь столовой, вошел вовнутрь и, привыкая к темноте помещения, застыл на пороге. Под ногами тут же образовалась лужа.

– Уф! – Маркитанов провел рукой по лицу, стряхивая задержавшиеся на коже капли, после чего огляделся и направился к сидевшему за столом Кузнецову. – Командир, чем кормят?

– Красной рыбой. – Ротный кивнул на стоявшую на столе вскрытую банку с килькой в томатном соусе. – Угощайся. – Он, улыбнувшись, пододвинул банку в сторону присаживающегося на стул прапорщика.

– О, борщик! – радостно потер руки Димарик, разглядевший содержимое стоявшей перед Кузнецовым тарелки, а из раздаточной уже появился солдат, несущий на подносе дымящееся блюдо. – Нормально живем!

За стенами палатки несколько раз подряд прогрохотал гром. Не прекращающийся дождь бился о брезент ручьевым потоком.

– Тишина, – Маркитанов обвел рукой помещение, – в такой дождь никто больше не придет!

– Вот-вот. – Майор несколько раз подряд кивнул. – Я тоже так думал. А тут ты приперся!

– Так то ж я! – с гордостью заявил Димарик, хватая принесенную ложку.

– Ты думаешь, остальные умнее? – Тон голоса Кузнецова не оставлял сомнений в том, что он по этому поводу думает. И он оказался прав.

Один за другим в столовую ввалились – командир третьей группы старший лейтенант Есин, командир четвертой капитан Широков, начальник медицинской службы старший лейтенант Усиков и его закадычный друг начальник инженерной службы старший лейтенант Кривов. Все четверо оказались мокрыми до нитки, но казались донельзя довольными. Капитан Широков что-то рассказывал.

– …а еще этот самый Самохин у меня под …го отличился. С вечера мы там подвстряли нехило. Часа полтора с чехами колбасились, пока другие группы не подтянулись. Потом всю ночь не спали, а наутро на базу пошли. Моя группа первая. Я с какого-то перепугу вторым поперся, а впереди меня Лешка Самохин чешет. Иду, гляжу, мой Самоха перед лежавшим поперек тропы бревном остановился в задумчивости. Стоит, мнется. Я тоже встал, жду, когда Леха дальше двинет, а он выставил вперед ногу и давай подошвой почву перед собой ощупывать – это он, значит, на предмет минирования проверять взялся. У меня варежка так и отвалилась!