Лисса дотянулась свободной рукой, отвела со лба локон прямых угольно-черных волос, нежно дотронулась до щеки. Джесс обошел кресло, встал перед ней на колени, и Лисса снова и снова обводила кончиком пальца жестко-красивые черты. Джесс припал к ее обнаженной груди, словно осмеливаясь взять то, что еще не досталось сыну.

Одно касание его языка соска заставило Лиссу выкрикнуть его имя. Малыш наконец наелся и, довольный, задремал, но Джесс продолжал поддразнивать, искушать, терзать блаженной мукой.

— Сладко, так сладко, Лисса, — пробормотал он у самого ее сердца.

Рука Лиссы обвилась вокруг шеи Джесса, притягивая его все ближе. Он сжимал в объятиях ее и малыша с такой нежностью, что слезы жгли веки Лиссы. Склонившись над Джонни, Джесс благоговейно поцеловал теплый лобик.

— Лисса, я люблю вас обоих, — прошептал он так тихо, что ей пришлось напрячь слух, чтобы услышать мучительную исповедь за ревом бури.

Джесс встал, хотя ноги сильно дрожали, взял спящего младенца, заворачивая его в одеяло. Лисса тоже поднялась:

Давай я сменю пеленки, чтобы мы тоже смогли уснуть, — решила она.

Кормак с любопытством наблюдал, как хозяйка идет к кровати и кладет малыша на разостланное Джессом одеяло. Положив сына, Лисса вытащила чистую одежду и быстро переодела его. Джесс положил аккуратный сверток на верхний топчан, загородил седельными сумками, чтобы младенец не упал. Пес устроился в углу и немедленно закрыл глаза.

Когда Джесс повернулся, жена стояла рядом, держа перед собой блузку и сорочку; золотистые бездонные глаза, влажно переливаясь, глядели на него.

Люби меня, Джесс, — одними губами прошептала она, и он так же молча повиновался, усадив ее на нижний топчан, потом встал на колени и снял с Лиссы ботинки и чулки.

Сильные руки сжали ее талию, отстегнули юбки, так что они соскользнули по бедрам на пол, увлекая за собой панталоны, пока Лисса не осталась обнаженной; белоснежное тело сверкало жемчужиной на темном одеяле.

Джесс медленно провел ладонью по ее животу, поражаясь упругости мышц, представляя, как должна была выглядеть Лисса перед родами. Кончики пальцев задели мгновенно затвердевшие соски, и Лисса выгнулась дугой, едва не слетев с кровати. Протянув руки, она прижала его к себе, ища его губы. Рты их слились в безумном, страстном, жадном поцелуе, пока Лисса лихорадочно рвала пуговицы на его рубашке. Вытащила ее из брюк, не отнимая губ, стянула с его плеч.

Джесс отшвырнул сорочку, оставил сладкое пламя рта Лиссы и встал. Не отрывая взгляда от лица жены, он разделся догола. Лисса зачарованно наблюдала, как золотит огонь это стройное загорелое тело, превращая его в великолепную сверкающую бронзу. Руки болели от нетерпеливого желания запутаться в густых завитках на груди; симметричные островки переходили в узкую полоску и вновь расширялись внизу живота, там, где напряженно, гордо вздымалось мужское естество.

Когда Джесс подошел к постели, Лисса села, сжала в ладони пульсирующий фаллос, погладила, чувствуя легкую дрожь. Другая рука скользнула по его пересеченному шрамом бедру, сжала твердую ягодицу.

Джесс с почти звериным рыком отстранил ее пальцы и бросился на постель, накрыв Лиссу своим телом. Губы их слились вновь, с ненасытным мучительным голодом.

Он запустил руку в ее волосы, неподвижно удерживая голову Лиссы, пока язык проникал все глубже в ее рот. И в этот момент Джесс ощутил, как ее ладони прижимаются к его спине, скользя вверх и вниз; шелковистые стройные ляжки раздвинулись, охватив стальным кольцом его бедра.

Джесс губами заглушал крики Лиссы, невольно рвущиеся с губ, стоило ему коснуться ее влажного жара. Там, внизу, она была скользкой, словно атлас, и Джесс застонал, в предвкушении того, что должно было неминуемо произойти, вынуждая себя откатиться и ждать, пока его страсть немного утихнет. Ничего в мире так не жаждал он, как врезаться в нее одним мощным толчком, войти до основания и мгновенно обрести неземное блаженство освобождения. Но как он мог лишить ее такого же блаженства?! Поэтому Джесс удерживал себя на краю пропасти, целуя ее груди, горло, лицо, вновь вспоминая каждый изгиб и впадины ее тела, обнаруживая, что он не забыл ничего — даже самых мельчайших деталей.

В ушах Лиссы отдавался безумный стук его сердца, а ее собственное, казалось, вот-вот вырвется из груди. Там, где на коже оставляли дорожку его руки и губы, загоралось жидкое пламя, окутывая ее тело таким ярким огнем, что все бури и грозы на свете не смогли бы потушить его. Она льнула к Джессу, умоляя без слов, царапаясь, пока он не поднялся над ней и медленно, осторожно скользнув в таинственные глубины, замер, удерживая ее бедра сильными тонкими пальцами. — Не двигайся, Лисса, — выдохнул он, почти прижавшись губами к ее шее.

Но буйное нетерпение и неутолимая жажда уже завладели Лиссой, и его мольба осталась без ответа. Лисса ждала целый год, одна, мечтая о его прикосновении, знакомой тяжести тела, слиянии с любимым. Как она хотела, чтобы он заполнил ее, излечил сердце и душу.

Она выгнулась навстречу ему, и Джесс потерял голову. Они мчались вскачь вместе, через грозу и бурю, такие же буйные и неукротимые, и так же быстро, как обрушившийся с небес ливень, кончили тоже вместе, одновременно, охваченные раскаленном приливом экстаза. Джесс обмяк на Лиссе, вздрагивая, что-то бормоча, а она изо всех сил прижимала его к себе, сотрясаемая конвульсиями, и оба никак не могли отдышаться. Наконец Джесс поднял голову, отвел влажный локон с виска Лиссы, нежно поцеловал в губы и прошептал:

— Слишком скоро…

— М-м-м… не знаю. После столь долгого ожидания… я не смогла бы вывести даже лишнего мгновения… но это не означает, что мы должны остановиться на этом… правда?

Лисса подчеркивала каждое слово, покрывая легкими поцелуями его нос, глаза и губы, сжав обеими руками щеки Джесса.

Он зарылся лицом в ее волосы и тихо выдохнул:

— Нет… наверное, нет… но сначала… Прикоснувшись губами к ее губам, он осторожно отстранил ее и полнился, увлекая за собой Лиссу:

— Ужасно узкая постель!

Сняв с матраса одеяло, Джесс расстелил его на полу перед очагом, и Лисса опустилась на колени, широко раскинув руки. Отсветы пламени окрашивали их силуэты золотисто-янтарным светом; обнявшись, они слились в поцелуе и рухнули на одеяло, забыв о жестких досках, не обращая внимания на затихающую грозу.

На этот раз они любили друг друга медленно, с бесконечной нежностью, вновь и вновь воскрешая каждый оттенок наслаждения, обмениваясь словами и нечленораздельными звуками, заменявшими речь. И когда наконец вновь спустились с сияющей вершины, долго лежали, не двигаясь, по-прежнему соединенные, не в силах отодвинуться друг от друга.

Неожиданно что-то мокрое и холодное коснулось его ягодицы. Джесс резко вскинул голову:

— Какого черта!

Лисса ехидно хмыкнула при виде Кормака, старательно вылизывающего языком бедро Джесса.

— По-моему, он голоден, — заметила она, садясь, и, чувствуя, как урчит в желудке, добавила: — И я тоже.

Джесс молча наблюдал, как Лисса подходит к столу, берет корзинку и ставит ее перед очагом. Двигаясь грациозно, словно не сознавая собственной наготы, она вновь встала на колени и открыла корзинку. Джесс невольно сглотнул слюну, и оба рассмеялись.

Начался настоящий пир. Ветчина, сыр, картофельный салат под кисло-сладким соусом — все исчезло во мгновение ока. Они по очереди кормили друг друга и бросали кусочки собаке. Кормак в конце концов удовлетворился остатками салата в керамической миске и двумя большими маринованными огурцами.

Когда пес вновь отошел в угол и с довольным вздохом улегся, Лисса собрала разбросанную одежду, пока Джесс подкидывал дрова в камин.

— Белье высохло, но твои брюки и моя юбка еще совсем мокрые. Может, подождать до утра! — задумчиво протянула Лисса.

— Уже совсем стемнело. Придется провести здесь ночь, — ответил Джесс и, подойдя к полке, смахнул пыль с эмалированного кофейника.

— Тут полно кофе и есть из чего приготовить завтрак.