— Намного, — настаивает мой сопровождающий, — сегодня намного сильнее пахнет. Наверное, они тут много бегали и потели днем. — Он хмурится и поворачивается в мою сторону. — Очень сильный запах сегодня. Странно.

Я силой стараюсь держать себя в руках. Пахнет от меня. Я знаю, но не могу шевельнуться или сделать что-то, что привлечет ко мне внимание. Поэтому пытаюсь его отвлечь.

Вопросом.

— Пруд глубокий? — интересуюсь я.

— Не знаю. Думаю, утонуть в нем можно. Впрочем, ни один гепер еще не утонул, эти твари плавают как рыбы.

— Не может быть, чтобы он тут сам появился.

— Посмотрите на гения, — произносит Тощий и сплевывает в песок.

— А стекло Купола пористое? — спрашивает Пресс. До этого она не произносила ни слова, так что я даже не сразу понимаю, что этот милый голосок принадлежит ей. — Я чувствую запах геперов. Настолько лучше искусственных имитаций, которые продают в магазинах.

— Кажется, в последние несколько минут он усилился, — вторит ей Физкультурник.

— Должно быть, действительно пористое. Я действительно чувствую их запах! — восклицает Пресс.

— Я так не думаю, но сегодня в воздухе прямо стоит их запах, — задумчиво произносит мой сопровождающий. — Солнце село уже много часов назад. Почти восемь. Не должно было остаться такого запаха. — Он сильнее втягивает воздух. Медленно поворачивается в мою сторону, и его ноздри раздуваются, напоминая расширившиеся от удивления глаза.

Я отхожу от группы.

— Обойду Купол, посмотрю, может, с другой стороны увижу что-нибудь интересное.

К счастью, ко мне никто не присоединяется. На другой стороне, под защитой глиняных хижин, я плюю на ладони и протираю подмышки. Отвратительная процедура, но единственная альтернатива — быть растерзанным на тысячу кусочков.

Когда я возвращаюсь, они уже готовы идти обратно.

— Запах пропал, — говорит Тощий с выражением смертника, — и смотреть не на что, все геперы спят.

Мы с неохотой отправляемся в обратный путь, приволакивая ноги. Все молчат. Я плетусь сзади, с подветренной стороны.

— Звезды сегодня, — произносит кто-то.

Это Пепельный Июнь, она обернулась и смотрит на меня.

— Слишком светло на мой вкус, — отвечаю я.

Она двусмысленно чешет запястье, поднимая взгляд к небу.

— Эти геперы — совсем как животные в зоопарке, — продолжает она, — все время спят.

— Сопровождающие говорят, что они от природы боязливы.

— Глупые животные, — резко бросает она, — им же хуже.

— В каком смысле?

Она, к моему удивлению, замедляет шаг, пока мы не оказываемся с ней рядом.

— Сам подумай, — поясняет она, — чем больше добыча знает об охотнике, тем больше у нее стратегических преимуществ. Если бы они не спали сейчас, то знали бы, сколько нас, сколько мужчин и женщин, наш возраст…

— Это если они знают об Охоте.

— Должны знать. Им же дали оружие.

— Это еще ничего не значит. Кроме того, это «стратегическое преимущество» им все равно ничем не поможет. Что бы они ни делали, Охота закончится спустя максимум два часа.

— Спустя час, если это будет зависеть от меня, — шепчет она. Очевидно, она хочет, чтобы это услышал только я. Я украдкой бросаю на нее взгляд. С тех пор, как мы приехали сюда, она вела себя скромнее, не привлекала всеобщее внимание, не выглядела такой звездой, как в школе, — старалась казаться незаметной. Разумеется, она все равно притягивала взгляды благодаря своей привлекательности, но не демонстрировала ее так неприкрыто.

Из Пустошей дует ветер, бросая пряди волос на ее бледное лицо. В ее глазах, холодных в свете луны и звезд, видно беспокойство. Неожиданно она наклоняется завязать шнурок. Я тоже останавливаюсь. Она возится долго, развязывая и завязывая шнурки и на втором ботинке.

Когда Пепельный Июнь наконец поднимается, группа успевает уйти далеко вперед.

— Знаешь, я так рада, что ты здесь, — тихо произносит она. — Хорошо, когда с тобой… друг.

Тишину какое-то время нарушает только звук пустынного ветра.

— Думаю, нам нужно объединиться, — предлагает она, — мне кажется, мы можем друг другу помочь.

— Я лучше всего работаю в одиночку.

Помолчав, она спрашивает:

— Ты много читал о прошлой Охоте?

— Ну, как все.

Я лгу: я избегал книг и статей, избегал любого упоминания об Охоте.

— Я много читала о ней. Намного больше, чем все остальные. Фанатично, можно сказать. Много лет я была буквально одержима этой мыслью. Я читала книги, подписывалась на журналы, прочесывала библиотеки в поисках каждого клочка информации. Даже слушала радиоинтервью с победителями прошлых Охот, несмотря на то, что они в основном хвастливые идиоты. В любом случае, все то, что ты узнаешь в следующие несколько ночей, я уже знаю. Много лет как.

— Приятно слышать, — отвечаю я, не до конца понимая, к чему она клонит. Но это правда: она состоит во всех посвященных геперам школьных обществах и клубах.

— Слушай, это известный факт. Большая часть охотников уже это знает, но ты, судя по всему, и не догадываешься, так что давай я тебе объясню. Все дело в союзах. Победителем обычно становится тот, кто сумел заключить самый удачный союз. Всегда. Так было на прошлой Охоте. И на всех Охотах до нее. Если ты сумеешь собрать хорошую команду, ты выиграешь. Все просто.

— Тогда почему бы тебе не объединиться с кем-то из других охотников? Все знают, что главное в Охоте — грубая сила и физическая подготовка. А в этой области я не конкурент другим. Посмотри на студентов колледжа, они выглядят очень внушительно. Даже у старика больше шансов, чем у меня: чего ему не достает в силе, он компенсирует хитростью и опытом. А женщина? Кажется, она знает, что делать. У нее есть и ум, и ловкость. Вместе с ней вы можете выиграть.

— Это вопрос доверия. Ты единственный, кому я могу доверять.

— Тогда поверь мне, со мной ты проиграешь.

— Ты не хочешь даже попытаться?

— Разумеется, хочу. Я хочу добраться до этих геперов не меньше, чем все остальные. Но я реалист.

— Послушай, — произносит она, положив руку мне на грудь и не позволяя идти дальше, — ты можешь пойти один, и тогда у тебя действительно не будет ни малейшего шанса. Или мы можем объединиться, и вместе у нас будет шанс. Но если ты собираешься действовать без плана, то окажешься с пустыми руками.

Она права, но не совсем в том смысле, в котором думает. Я лучше, чем кто-либо, знаю, что мне нужен план. Без него я не просто проиграю Охоту, я лишусь жизни. Если я не разработаю какую-то стратегию, на Охоте станет ясно, кто я такой.

У меня есть план, и он довольно прост: выжить. И все. Следующие несколько ночей не привлекать к себе внимания. А потом, перед Охотой, имитировать травму. Сломанную ногу. На самом деле мне придется не просто имитировать — мне придется действительно сломать ногу. Я устрою истерику по поводу того, как мне не везет, что я вот так вылетел из Охоты. Я примусь драться со служащими, когда охотники отправятся в Пустоши, а я останусь лежать в постели, закованный в гипс. Так что все верно, она права, мне нужен план. И он у меня уже есть. Однако в него не входит союз с ней.

— Слушай… я понимаю. Но одному мне всегда лучше.

В ее глазах что-то мелькает, как будто она вот-вот сломается.

— Почему ты так со мной поступаешь?

— Что?

— Почему ты меня отталкиваешь? Все эти годы.

— О чем ты? Мы с тобой даже толком не знакомы.

— Интересно, почему же? — говорит она и ускоряет шаг, чтобы догнать остальных.

Ветер развевает ее волосы.

Несмотря на все доводы рассудка, я сам иду быстрее, чтобы поравняться с ней.

— Погоди. Послушай.

Она поворачивается взглянуть на меня, но не останавливается.

— Ты права. Нам надо поговорить.

— Хорошо, — соглашается она, подумав. — Но не здесь. Слишком много глаз и ушей. Давай остановимся у библиотеки.

Наши сопровождающие не слишком рады такому решению.

— Отклонения от протокола не разрешаются, — произносят они почти в один голос. Мы не обращаем на это внимания и, когда вся группа проходит мимо библиотеки, отрываемся от нее и заходим внутрь. Сопровождающие раздраженно следуют за нами. Они знают, что не могут остановить нас.