Он делаете очередную мучительную паузу.
— Вы когда-нибудь… Нет, разумеется, никогда. Но я был там, провел целый день. Во дворце Правителя. Когда меня назначили на эту должность. Я побывал в этом средоточии блеска и роскоши. Реальность превзошла самые смелые мои ожидания. Огромные статуи гиен и шакалов, гладкие как лед мраморные здания, бесконечные ряды виночерпиев, писцов, арфистов, пажей, гонцов, придворных нахлебников, телохранителей, одетый в шелка гарем из юных девственниц. Но не это самое главное. Вы понимаете, о чем я?
Я молчу.
— Вы можете подумать, что это изящные бассейны, украшенные водопадами, или концертный зал с канделябром в виде огромного цветка. Но нет, вы ошибетесь. Или аквариум, полный устриц, мидий, кальмаров и осьминогов, которых можно просто схватить, как цветок, и тут же проглотить. Но нет, вы снова ошибетесь. Или картины, или королевские конюшни, полные великолепных жеребцов. Но нет, снова ошибка.
Он поднимает указательный палец, на котором поблескивает изумрудом массивный перстень. Сотрудники и охранники тут же разворачиваются и уходят.
Когда двери закрываются, он облизывает губы и продолжает:
— Нет, это еда. Самые экзотические и жирные виды мяса, самые лучшие и сочные куски, в которые вы погружаете зубы, когда сердце животного еще не остановилось. Бум-бум, бум-бум, бьется оно, пока вы жуете его печень, его почки, его мозг. Собаки, кошки. И это только закуски. — В темноте я слышу, как его губы влажно причмокивают. — За ними следует главное блюдо. Мясо гепера, — шипит он.
Я тупо смотрю на него, меня охватывает ужас. «Не раскрывай широко глаза, — шепчет в моей голове отцовский голос, — не раскрывай широко глаза!»
— Представьте, что я расскажу вам, что там есть тайный запас, — шепчет Директор, — что где-то на территории Дворца есть тайная ферма. Ведь все знают, что последние геперы на нашей планете — это те, что живут под Куполом. Но представьте, что эта ферма находится под землей, вдалеке от чужих глаз, и простирается на все занимаемые Дворцом территории? Это просто догадки, разумеется. Сколько же там геперов, могли бы вы спросить. Кто знает? Но в ту ночь, что я там провел, я слышал их крики и плач. Мне показалось, что их там десятки. Возможно, сотни. — Он поглаживает пальцем щеку. — Возможно — это опять мои догадки, — их там достаточно, чтобы обеспечить Правителя обедами на всю его оставшуюся жизнь. Разумеется, это только догадки.
Он смотрит на нас.
— Итак, теперь вы понимаете. Я более чем заинтересован в успехе этой Охоты. В том, чтобы один из вас — и только один! — оказался победителем. И лучше вам не знать, что будет с вами в случае провала. — Директор поднимается на ноги. — Поверьте мне. Итак, вы предоставите мне то, что нужно. Один из вас станет победителем. Все. Думаю, я выразился достаточно ясно. — Он проходит мимо меня и покидает библиотеку. Дверь за ним закрывается.
Я выдыхаю и нескоро нахожу силы сделать следующий вдох.
После этого Пепельный Июнь отсылают обратно в ее комнату, чтобы снять мерки. Команда портных — мрачных, с угрюмыми лицами — позже приходит и в библиотеку, чтобы снять мерки для моего смокинга. Они говорят шепотом. Для меня опыт оказывается не слишком приятным, особенно когда кто-нибудь из них наклоняется ко мне чересчур близко. Я вижу, как раздуваются их ноздри. Один даже смотрит на меня с любопытством. Я быстро отвечаю на его взгляд, и он отводит глаза, но когда портные собираются и уходят, он еще раз странно на меня смотрит.
Я выхожу наружу, мне хочется побыть на воздухе. Последние несколько часов заставили меня изрядно поволноваться. Ночь выдалась хорошей, идеальной, чтобы успокоить взбудораженные нервы. Небо усыпано красивыми искорками звезд, месяц висит высоко и серебрит заснеженные вершины гор на востоке. Из пустыни доносится ласковый ветерок, расслабляющий мои мышцы.
Я слышу, как позади меня тихо шуршит под чьими-то ногами песок.
Это Пепельный Июнь, она приближается, неуверенно посматривая на меня. Когда наши глаза встречаются, девушка застенчиво опускает взгляд. На ней новый наряд: черная шелковая туника, обтягивающая, с глубоким вырезом. Ее длинные бледные руки в лунном свете кажутся колоннами из блестящего белого мрамора. Песок под ногами шевелится и вихрится, вызывая у меня легкое головокружение.
— Я шла сюда из главного здания, ты мог хотя бы поздороваться, — произносит она, останавливаясь передо мной. — А, понимаю. Теперь ты со мной не разговариваешь.
— Нет, что ты. Извини.
Ветер мягко перебирает ее волосы, открывая нежную кожу шеи.
— Послушай, я тебе не враг. Пока. — Она чешет запястье. — Думаю, нам надо дождаться начала Охоты.
Я, помимо воли, тоже чешу запястье.
— Можно тебя кое о чем попросить? Если мы с тобой останемся одни, выстрели мне в мизинец на ноге, ладно? Не надо выводить меня из строя выстрелом в глаз.
— В правый или левый мизинец?
Я снова чешу запястье.
— Лучше левый. Только целься получше, ладно? Он совсем маленький.
— Договорились, — отвечает она.
Над нами по ночному небу скользит тень большой птицы. Ее непропорционально длинные и неуклюжие крылья неподвижно застыли. Она описывает над нами круг и исчезает вдали.
— Я пришла, чтобы кое-что у тебя спросить, — говорит она.
— Нет, я не отдам тебе свой излучатель.
Она не отвечает. Я поворачиваюсь к ней. Она стоит и с надеждой смотрит на меня своими изумрудными глазами. Как будто долго ждала этого момента — когда мы наконец останемся наедине, ни на что не отвлекаясь.
— Пригласи меня на бал. — Она говорит тихо и спокойно.
Я поднимаю запястье, готовясь его почесать, но ее руки висят по швам.
— Ты серьезно? — переспрашиваю я.
— Да.
— Я не знаю… это же не школьный бал, понимаешь. Это пафосное мероприятие, которое устраивает правительство. Тут все совсем по-другому.
— Я знаю, — отвечает она, — это совсем не то, что школьный бал, это будет лучше, чем тысяча школьных балов.
— Я… я не знаю.
— Это важно для меня.
Я смотрю на горизонт за ее плечом.
— Слушай, я не знаю, как сказать. Да, я понимаю, что этот бал — особенный: музыка, репортеры, красная ковровая дорожка, танцы, еда…
— Он особенный, потому что там будешь ты. Потому что ты пригласишь меня.
Я отвожу взгляд.
— Не знаю.
Она неожиданно преодолевает разделяющее нас расстояние и берет меня за локоть. От прикосновения ее кожи меня будто ударяет током.
— Неужели я тебе настолько не нравлюсь? — шепчет она, заглядывая мне в глаза. — Неужели?
Я не отвечаю.
— Тогда можешь просто притвориться? Надеть маску? — Что-то в ее словах, возможно, то, как она их произносит, заставляет меня посмотреть ей в глаза и задержаться взглядом дольше, чем я когда-либо позволял себе с кем-то помимо отца. — Потому что иначе у меня разорвется сердце.
— Дело не в тебе…
— Притворись, — шепчет она, — что я действительно тебе нравлюсь. Что тебе нравятся очертания моих губ, цвет моих глаз, что тебе нравится прикасаться к моей коже, чувствовать мое дыхание. Притворись, что ты можешь видеть сквозь все это, что ты знаешь меня. Что знаешь, что скрывается в глубине моей души. И, несмотря на это, я все еще тебе нравлюсь, что так я нравлюсь тебе даже сильнее. Представь, что вокруг нет никого, что есть только я — и больше никого во всем мире. Ни других охотников, ни сотрудников Института, ни геперов. Нет даже ни луны, ни звезд, ни гор. И что ты так долго тосковал по мне, желал меня, и вот наконец я стою прямо перед тобой. Притворись, что все это правда, хотя бы только на одну ночь. — Она кладет свободную руку мне на спину и притягивает меня к себе. Нас разделяет всего пара дюймов. Порыв ветра бросает мне волосы в глаза.
Она тянется ко мне и убирает пряди, медленно проводя пальцами по моей щеке, над ухом, и вниз, по шее.
Долгие годы я старался похоронить свои чувства к ней, превратить свое сердце в кусок льда, и это первое настоящее, не случайное прикосновение за все время, что я прожил в одиночестве. Оно будит что-то во мне. Внутри у меня словно сдвигаются тектонические плиты, выпуская на поверхность нечто, дремавшее до поры. Она смотрит на меня, и этот взгляд я могу ощутить точно так же, как прикосновение ее руки к моему локтю. Но взгляд проникает глубже, от него сложнее отмахнуться. Я чувствую, как стремятся выйти наружу чувства, которые я считал давно мертвыми. Стальные обручи внутри меня лопаются.