Мы застываем едва дыша. Он где-то здесь, наблюдает за нами из-под покрова тьмы. Я знаю. Ждет, пока мы останемся без оружия, пока мы выбьемся из сил, борясь с остальными охотниками. Наблюдает и ждет, пока мы залезем в экипаж, как овцы в загон, чтобы влететь внутрь и устроить кровавую оргию, безумный пир, зубами и когтями превратить экипаж в наполненный кровью гроб.

Сисси тоже это знает. Не шевелясь, она шепчет:

— Дэвид, дай мне излучатель, который мы тебе оставили.

— Он не работает, — отвечает он, — я пытался выстрелить, но он не стреляет…

— Предохранитель, — говорит Сисси, — Джин же сказал тебе…

— Как? Я не знаю, как…

Конь неожиданно дергает головой влево, его ноздри в панике раздуваются.

Из темноты с пугающей быстротой выплывает темная фигура. Директор бежит на нас беззвучно, скачет на четвереньках. Одним прыжком он покрывает двадцать ярдов, от скорости его щеки отлетают назад, губы растягиваются, зубы обнажаются в жуткой, безумной ухмылке. Он не смотрит на меня. Или на Сисси. Он смотрит на что-то за нашими спинами.

Я оборачиваюсь. Дэвид стоит на сиденье кучера, его излучатель нацелен на Директора. Я вижу предохранитель. Он все еще на месте.

— Он включен на полную мощность, — твердо произносит Дэвид. — Достаточную, чтобы убить.

Директор чешет запястье.

— Маленький мальчик хочет поиграть в героя. Как мило.

— Излучатель у вас на спине, — говорит Дэвид, пропустив его слова мимо ушей, — бросьте его сюда.

— А тебе-то что? Он не может причинить тебе вред…

— Просто бросьте его! — кричит Дэвид вне себя от страха. Его взгляд скользит к валунам. Темные фигуры начинают подниматься с земли.

— А, понимаю, — говорит Директор, тоже глядя в ту сторону, — тебя беспокоят остальные охотники.

— Нет, — произносит Дэвид, — только вы. Сейчас меня беспокоите только вы. И поэтому, если вы сейчас не бросите излучатель, я вас застрелю.

Металлические нотки голосе Дэвида заставляют Директора поступить именно так. Излучатель приземляется у ног Сисси. Она поднимает его.

— И что теперь? — спрашивает Директор, изучая лицо Дэвида. — Ты действительно собираешься убить меня? Я знал тебя с самого твоего рождения. Я следил за тем, как ты растешь, с тех пор как ты был младенцем. Это я посылал тебе подарки на день рождения: книги, торт — ты помнишь все это? Неужели ты…

— Да, — произносит Сисси, выпуская заряд ему в грудь.

С немыслимой скоростью Директор отпрыгивает назад. Луч скользит по его груди, нанося всего лишь поверхностную рану. Но этого достаточно, чтобы его замедлить. Он отступает в темноту.

Сисси кивает, и все быстро забираются в экипаж. Я прыгаю на сиденье кучера, хватаю вожжи. Сисси садится рядом, полуобернувшись назад, вглядываясь во тьму. Она держит палец на кнопке излучателя.

— Думаете, вы победили? — раздается из темноты голос Директора. — Думаете, вы сумели нас одолеть? Вы? Вонючие геперы?

Я смотрю на Сисси. Она мотает головой, как бы говоря: «Не вижу его».

— Вы получили небольшую отсрочку. Слушайте. Слышите?

Только ветер воет в пустыне.

И тут я это слышу. Слабый шорох, как будто сухие листья под ногами. Но к нему примешиваются резкие звуки, словно кто-то проводит металлом по стеклу. Сисси поворачивается на шум, доносящийся со стороны Института. На лице ее написан невыразимый ужас.

Стена тьмы поднимается, как готовое обрушиться на нас цунами.

— Добрые граждане идут сюда, — глумливо сообщает Директор. — Все гости, все сотрудники, все журналисты. Их сотни. Кто-то отключил механизм, запирающий здание. Когда они это поняли, их было не удержать, наших добрых граждан, не загнать обратно. Я мог надеяться только опередить их, я и охотники, опередить, используя охотничье снаряжение. Увы… — Его голос умолкает.

До нас доносятся теперь и другие звуки: крики в отдалении и голодные вопли.

— Ах, можете ли вы представить их безумие, когда они поймут, что все геперы еще живы?

Я хлещу лошадь вожжами. Мы делаем рывок вперед, к единственной оставшейся надежде. Лодке. Если она существует на самом деле.

«Прости, Пепельный Июнь, прости…»

— Вот они! — вскрикивает Директор, мы скачем по равнине, и его голос летит за нами: — Вот они! Вот они! Вот…

Мы катимся по выжженной равнине, конь скачет быстрее, чем раньше. Но если до этого он двигался легко и плавно, то теперь движения его стали рваными, он тоже в панике. С течением времени его напряжение становится все более заметным.

Стена пыли, преследующая нас, скрылась из виду. Но дело тут только в сгустившейся тьме, а не в расстоянии. Рычание и вопли становятся все громче. Сисси рядом со мной теперь смотрит на карту. Солнце давно село, и карта тает, на месте ярких цветов проступает белизна бумаги. Палец Сисси следует за нарисованной дорогой, глазами она обшаривает местность в поисках ориентиров.

— Надо ехать быстрее! — кричит она мне в ухо.

Из пореза на моей ладони все еще сочится кровь. Я пытаюсь остановить ее, прижимая к руке кусок ткани, — непростое дело, если при этом правишь лошадью.

Чужие пальцы отбирают у меня ткань. Сисси складывает ее и прижимает сильнее.

— Надо остановить кровь.

— Все в порядке, это не больно.

— Боль тут ни при чем, — она сильнее прижимает ткань к ране, — твоя кровь выдает им наше положение.

Я убираю ткань.

— Не беспокойся из-за крови, они прекрасно видят нас в темноте.

Она оборачивается, а когда вновь смотрит на меня, выглядит встревоженной. Нет нужды спрашивать, в чем дело. Звук преследующей нас толпы становится громче с каждой минутой.

— Карта совсем исчезла, — упавшим голосом сообщает Сисси.

— Все в порядке, — отвечаю я, неотрывно глядя вперед. — Она нам и не нужна. Надо просто ехать прямо, и мы доберемся до реки. Потом вдоль реки на север, и мы приедем к лодке. Все просто.

— Все просто, — повторяет она, — то же самое ты говорил про охотников. И все кончилось катастрофой. Мне казалось, ты сказал, что их будет трое, не пятеро.

— Вы все заверили меня, что сумеете справиться с излучателями. Вместо этого Эпаф впал в панику и расстрелял все свои заряды в первые же секунды, а Джейкоб не сумел сделать ни одного выстрела. Сколько раз мне надо было повторить: «Не забудьте снять их с предохранителя»?

Она отворачивается, прикусив язык.

Через некоторое время я говорю:

— Спасибо, что не бросили меня. Что решили остаться со мной и сражаться.

— Мы так не поступаем.

— Как?

— Не бросаем своих. Это не в наших обычаях.

— Но Эпаф…

— Он просто болтал. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы быть в этом уверенной. Мы не бросаем своих.

Ее слова глубоко проникают мне в душу. Теперь моя очередь молчать. Я думаю о Пепельном Июне, о том, что она сейчас одна в своей камере. И я вновь слышу голос Директора: «Сбежал как крыса и оставил ее одну».

Я щелкаю вожжами, пытаясь добиться от коня большей скорости. Он старается бежать быстрее. Пот блестит на черной шкуре.

Вой прорезает тьму. Слишком громко, слишком близко, слишком быстро.

И тут на мое лицо падают капли дождя. Я с ужасом смотрю на небо. Там висят черные тучи, чернее, чем само ночное небо, набухшие и готовые пролиться на землю. От дождя земля станет мягкой, она как клей замедлит бег лошади.

Сисси тоже замечает эти капли. Она поворачивается и смотрит на меня. Ее взгляд спрашивает: «Ты заметил эти капли? Ты заметил эти капли?» Мое молчание служит ей ответом. Она закусывает губу.

Затем она встает прямо на сиденье, несмотря на то что лошадь продолжает скакать галопом и экипаж качается и подпрыгивает. Ее одежда хлопает на ветру. Дождь льет уже во всю силу, капли бьются о ее голые руки, шею, лицо, ноги.

— Вон! — кричит она, вытягивая вперед свою длинную, мускулистую, как у бронзовой статуи, руку. — Я вижу ее, Джин! Река! Проклятая река!

— А лодка? Лодку видишь?

— Нет! — кричит она, спускаясь. — Но это дело времени.