Особо упражняться в ползанье по-пластунски было некогда. Время до расстрела чуть, а нужно пробраться в эту восточную рощу, откопать оружие, перебрать его, смазать, так-то, конечно, завёрнуто тщательно, но в песке же закопано, попадёт одна песчинка, куда в районе затвора, и откажет оружие в самый ответственный момент. Оно нам надо? Как там Тарантина сказал: «Друзей надо держать близко, а врагов ещё ближе»! Переиначим. Друзей нужно держать близко, а оружие ещё ближе и в чистоте.

А ведь потом ещё чуть не десяток километров нужно пробежать, чтобы оказаться на противоположной стороне Маньчжурии — Лубинь. Дома вытянулись вдоль железной дороги и главной улицы Хуа Фу на добрых пять километров. Дворы большие, огороды, свинарники всякие, поля целые в центре деревни.

Бежали трусцой, Пак задавал скорость. Один раз чуть на крестьян, гнавших коз на пастбище, не натолкнулись. Пришлось залечь и пережидать процессию, минут десять потеряли. Козы вообще неуправляемые животные, идти туда, куда нужно человеку заставить их можно только на верёвке, всё время норовят разбрестись и обгладывать чахлую траву, вдоль железной дороги.

Пока сидели за кустом и пережидали, Иван Яковлевич задал себе правильный вопрос, а чего это он вдруг подорвался неизвестного китайца спасать. Пусть даже он и на самом деле русский разведчик, ладно не русский — СССРовский. Там больше десяти солдат, пусть и не самых лучших вояк, и пусть они не ожидают нападения, но всё таки это солдаты и их намного больше. Их блин больше десяти человек. Ну, даже предположим, что они их перестреляют. Что после этого начнётся? Будет тотальный шмон. Всё до последнего чердака и нужника китайцы и японцы проверят. Сопоставят, что он сегодня не пришёл за разрешением для рабочих на ремонтные работы за пределами станции. Могут собак по следу пустить и у японцев, и у китайцев есть.

Одним словом, хоть мгновенно переходи потом на нелегальное положение. Так долго не побегаешь. Настоящих лесов нет. Небольшие рощицы. Выловят. Авантюра настоящая. Так ладно бегать по рощицам, ещё ведь этих десять с лишним человек убить надо и самому живым остаться. Может, повернуть, пока не поздно. Чего развоевался?

А вот что-то говорило, прямо в спину пихало, нужно этого китайца — русского разведчика спасти. Прямо, надо и всё!

Прошли козы, и Пак побежал дальше, а Иван Яковлевич потрусил следом. Хоть до ужаса не хотелось. Надо.

К рощице западной прибежали все в мыле и сразу увидели приготовления к расстрелу. Да уже и не приготовление, почти сам расстрел. Приговорённые закончили копать себе могилу, и солдаты отобрали у них лопаты и мотыги. Пока Брехт рассматривал театр военных действий и рекогносцировкой занимался, кореец уже под кустом разложил завёрнутое в тряпки и брезент оружие и дёргал туда-сюда затворы на маузерах, проверяя на чистоту. Потом по очереди вставил все четыре обоймы и протянул пистолеты Ивану Яковлевичу.

Сам Пак вставил обойму в карабин и мотнул Брехту головой.

— Пора.

Событие тридцать пятое

Батюшка выбирает пистолет в оружейном магазине. Продавец говорит ему:

- Батюшка, ведь написано в Библии — не убий…

Батюшка отвечает:

- Да я по коленям!

Стрелять по-македонски из маузеров было в тысячу раз труднее, чем из пистолета «Макарова». Главное, даже не в том, что он, и больше, и ствол длиннее, главное — вес. Он в полтора раза тяжелее МП. И держать при беге по пересечённой местности два пистолета на вытянутых руках оказалось непосильной работой для нетренированных рук Рейнгольда Штелле. Потому, помучившись, отказались от этого выпендрёжа. Да, получается в два почти раза быстрее, но точность упала до непозволительно низких значений. Сошлись они с Бичом на компромиссе. Бежит и стреляет Брехт с одним, а как заканчиваются все двадцать патронов, то просто меняет пистолеты, перекладывает из левой руки в правую, и наоборот.

Бежать было далеко, метров сто. Был, зато, и серьёзный плюс, китайские солдаты стояли к Брехту спиной и целились в приговорённых. Нельзя дать им выстрелить, чёрт бы с ними с остальными, зря к расстрелу даже в такой одиозной стране, как Маньчжоу-го никого не приговаривают. Но вот этот русский разведчик. Достаточно ведь одной пули в голову и все их труды напрасны.

Первый открыл огонь Пак. И когда Иван Яковлевич увидел в кого он попал, то чуть назад не побежал. На телеге, что стояла чуть в стороне, разворачивали в их сторону офицер и один из солдат два пулемёта, тех самых ручных пулемётов Мадсена. Первым Бич успокоил офицера. А солдат успел развернуть эту сенокосилку, передёрнуть затвор и нажать на спусковой крючок, к счастью для Брехта и огромному несчастью для себя, очередь прошла у Брехта над головой и высоко. Прицел, видимо, был выставлен на стрельбу по далёким целям, вот пули вверх и ушли. Второй очереди ни Брехт, ни Пак пулемётчику сделать не позволили. Иван Яковлевич, успевший уже произвести два выстрела по солдатам, ушёл в перекат и, поднимаясь с колена, метров с семидесяти попал китайцу в грудь. Бах, прямо над ухом, оказалось, Пак тоже выскочил на открытую местность и пальнул в пулемётчика. Тоже попал в лицо, прямо брызнул фонтанчик крови.

Брехт перевёл ствол на солдат, те суетились. Двое залегли и изготавливались к стрельбе. Двое пытались штыками запихнуть приговорённых в яму-могилу, а трое бежали к телеге. По ним и открыл огонь, не вставая с колена. Удобно. Тем более, что они ещё и почти навстречу бегут. Всё, двадцать патронов кончились, Иван Яковлевич отбросил разряженный маузер и перекатом ушёл с места стрельбы, а потом словно почувствовал и ещё раз перекатился, над ухом свистнули пули. Это те двое, что залегли, открыли огонь. Бах, опять почти над ухом. Пак снял одного из китайцев. Их трое осталось. Те два товарища, что сталкивали смертников в могилу, бросили это занятие и, охренев видно от происходящего, ломанулись к кустам. Три выстрела и уже не бегут. И тут пуля снова свистнула над головой, но Брехт видел, что Пак успел и второго умного, ну, залёгшего, успокоить. Тогда кто стреляет. Мать её. Китайскую. У телеги ещё один офицер. Он и палит из какого-то чёрного пистолета, да неужто у господина ТТ. Неожиданно. Брехт распластался на земле. Фьють, фьють. Бах. Опять над ухом. Специально Пак, что ли его преследует?

Нет, не попал, но у офицера патроны кончились, вон ствол выполз из ствольной коробки. Иван Яковлевич оценил обстановку и припустил к телеге. Прилично бежать — метров пятьдесят. Офицер стал хватать себя за кобуру. Хотел, видимо, перезарядить, но оценив расстояние, что очень быстро сокращалось, бросил это дело и выхватил саблю. Наивный чукотский юноша. Хоть и смелый. Кто же с саблей воюет против маузера. Спрашивается, зачем товарищ Кольт придумывал свой Великий Уравнитель? Бах. Бах. Всё китайские маньчжуры кончились. Окончательно.

Вот это блин повоевали. Не надо больше. Брехт свалился на землю, ноги подкосились, свернулся в позу эмбриона и пытался при этом втянуть в себя воздух. Ни хрена не получалось.

Его пнули. Со всей силы по рёбрам.

— Ох, — Брехт попытался увидеть нападавшего, но поучил ещё один пинок по рёбрам. Бил кто-то его со спины и удар следовал за ударом. Правда, удары были не сильные, не сапогами кованными, по хребтине и рёбрам охаживали, а босыми ногами.

— Пак! — заорал Брехт, смог, наконец, в лёгкие воздуха набрать.

Бах. Нападавший шлёпнулся на Брехта прямо. Тот закашлялся и смог кое-как перевернуться. Китаец с сабельным шрамом на лице свалился с Ивана Яковлевича и тоже стал кашлять прямо кровью ему в лицо. Потом затих, и изо рта пинальщика хлынула чёрная кровь. Что творится-то? Китаец был не только без кованых сапог, он ещё был и без рубахи. Да и зачем человеку рубаха, если у него и штанов нет. Светит тут причиндалами всякими.

— Жив? — Пак схватил Брехта за руку и рывком поднял в сидячее положение.

— Кх. Кх, — ответил Иван Яковлевич.