Он развернул пакет и кинул на софу. Рассыпались, укрыв опавшими листьями затейливо разрисованное покрывало с тиграми, сторублевки и тройка стодолларовых купюр.

— Где «герыч»? — обернулся Туман к кавказцу.

— Все продал, — жалостливо забормотал тот.

— Ты, урюк, ты кого грузишь? Нам такой шелест не по кайфу. Где?

— Правду сказал.

Тюрьма внимательно поглядел на него, потом взял долото и начал раскурочивать паркет по всей комнате.

Через несколько минут он набрел на то, что искали. С другой стороны комнаты, в подполе, был пакет с героином. Там его было граммов пятьдесят — не слишком много для оптового торговца. Правда, сразу видно, что «герыч» чистый, розовый, еще не разбадяженный.

— Отпад, — покачал головой Туман. — От такого улетишь — можно и не приземлиться.

Кавказец, которому опять натянули на лицо полотенце, молчал, но в глазах его было страдание. Он только тихо постанывал, когда на его глазах извлекали героин.

Тюрьма, воодушевленный находками своего друга, начал дальше выковыривать паркетины. Сунул руку под пол. Нащупал что-то большое и гладкое.

— Есть что-то, — он отодрал еще две паркетины и извлек на свет потертый толстый «дипломат» с кодовыми замками.

— Оставь! — испугался азербайджанец. — Это не мое!

— Ага, — загоготал Тюрьма. — Это мое.

— Чего там, «герыч»? — подался вперед возбужденный Туман.

— Не. Что-то тяжеленькое.

— Золото, да? — заволновался Туман.

— Поглядим. — Тюрьма потянулся за долотом, но потом попробовал просто нажать на замок, и тот с щелчком открылся. Еще щелчок. Крышка приподнялась сама, изнутри дипломат распирало что-то мягкое.

Внутри были какие-то разноцветные тряпки. Туман сдернул их.

Тюрьма присвистнул.

В тряпки были завернуты пять пистолетов. Потертых, явно старых, но в густой смазке, по виду вполне годных к работе.

Тюрьма взял один из них. Рукоятка была не очень удобная. Но ощущение смерти, которую держишь в руке, наполнило душу сосущей и радостной тревогой.

— Падай! — хохотнул Тюрьма, направляя ствол на Тумана, который испуганно отпрянул. — Зассал?

— Да пшел ты! — выпятил по-шпански подбородок Туман и растопырил пальцы.

— Пацаны, это вещь дорогая, — воскликнул азербайджанец, которому опять развязали полотенце. — За нее точно найдут.

Туман почесал короткостриженный череп и кивнул:

— Хачик по делу базарит. Найдут.

— И чего? — посмотрел на него Тюрьма.

Туман подскочил к азербайджанцу и ударил его ногой по почкам. Несчастный взвыл. Туман нагнулся и снова засунул ему в рот носок, обернул полотенцем.

— Мочить падлу, — злобно скривился Туман. — И все дела.

— А кто мочить будет? — насупился Шварц.

— Все будут. — Туман взял мясорезный нож. Азербайджанец завращал глазами и заорал. Голос едва пробивался сквозь тряпку, но звучал все равно достаточно громко.

— Шварц! — завизжал Туман.

Шварц понял все правильно, и кастет треснул о череп азербайджанца. Тот затих. Туман уселся ему на грудь, зажмурился, обхватил рукоять ножа двумя руками, набрал в легкие побольше воздуха, задержал дыхание и вонзил лезвие в грудь. Нож угодил в кость и пропорол кожу, ушел в сторону.. Туман нанес еще один удар. Еще… Он улетел, как от хорошего «герыча», куда-то в другое пространство. И вернулся из него на восьмом ударе.

— Сука черножопая! — тонко крикнул он. Поднялся. Он был весь в крови. И поймал на себе взгляды своих подельников. Тюрьма смотрел на него сосредоточенно и как-то жадно. Шварц — ошарашенно и испуганно, было видно, что он перетрусил и ему уже ничего не надо — ни денег, ни мотоцикла. В Кикиморе испуг мешался с восхищением.

— Ну чего зенки вылупили, мелкота? — Туман протянул нож Тюрьме. — Давай!

Тот, не говоря ни слова, взял нож и ударил им в уже мертвое тело.

Шварц отступил к стенке и потряс головой:

— Нет!

— Тогда рядом с ним ляжешь!

Шварц взял нож и наугад ударил куда-то, отвернувшись.

— Обгадился, да? Сынок, — презрительно кинул Туман. Голова у него сладостно кружилась. Он вдруг ощутил себя властелином всего подлунного мира. Он убил человека! Убил легко! И теперь этот мир у его ног!

Кикимора взяла нож. Держала его неуверенно. Судорожно сглотнула. Глаза стали чумные.

— Чего, соска, сдрейфила? — Туман подтолкнул ее к трупу.

Она вздохнула поглубже и двумя руками слабо ударила.

— Хватит. Пошли, — кивнул Туман.

— Ты весь в крови, — сказал Тюрьма. — До первого мусора дойдешь.

Только сейчас Туман увидел, что весь перепачкан в крови азербайджанца.

— А правда…

Его взгляд упал на выброшенный из шкафа белый костюм, лежащий на полу в ворохе одежды.

Костюм ему явно был великоват. Пришлось подтянуть брюки повыше. И пиджак был широкий.

— Ну чего? — спросил Туман.

— Хоть сейчас клоуном! — хрипло хохотнул Тюрьма, не переставая облизывать пересохшие губы. — Все, делаем ноги! — он подхватил «дипломат» с пистолетами.

Туман смотрел одним глазом на мушку, пистолет дрожал в руке, и бутылка, поставленная на опрокинутую деревянную полутораметровую катушку из-под кабеля, все не желала попадать в прорезь прицела. Выпучив глаз, будто боясь, что тот сам закроется, он резко дернул спусковой крючок.

Он ждал большей отдачи, но пистолет мягко вдавило в руку, и ствол ушел вверх.

— Бля! — воскликнул Туман, видя, что пуля ушла куда-то в сторону, наотрез отказываясь разбивать злосчастную бутылку.

На песчаный карьер они решили выбраться через пять дней после истории с барыгой. После убийства Туман просидел три дня дома, доедая консервы и сухари, которые притащила мамаша, с трудом вынырнувшая из очередного загула. Все эти дни Туман отчаянно трусил. Он вздрагивал, в желудке становилось пусто, к горлу подкатывала тошнота, когда внизу останавливалась машина. И когда хлопала дверь лифта, он весь сжимался. Он ждал, что за ним придут — или друзья азера, чье оружие они увели, или менты. И при мысли о расплате становилось дурно. Но он забывался, вгоняя в вену героин. «Герыч» был отличный, не разбадяженный зубным порошком и толченым мелом. Это были крылья, на которых Туман взмывал ввысь, чтобы на следующий день вернуться на землю и снова вздрагивать от гула автомобильного мотора.

Несколько дней так и прошли — в чередовании периодов панического страха с полузабытьем от наркоты. Он вовремя сообразил, что погрузился уже достаточно глубоко и пора выбираться на поверхность, как бы это не было в лом.

Похоже, вся компания испытывала схожие ощущения. В подвале с того дня, когда они пошли брать хачика, так никто и не бывал, кроме самого Тумана, спрятавшего «дипломат» с пистолетами в самом отдаленном углу под старым хламом, листами фанеры и кирпичами.

Туман нутром почуял, что пора скликать команду. И отправился к Тюрьме… Через час собрал всех в подвале и сообщил:

— Идем пробовать ствол.

Был извлечен из потайного места «дипломат». Туман засунул один из пистолетов себе за пояс, рассовал по карманам две картонные коробочки с патронами. И все отправились на заброшенный карьер. Это место было печально известным в Московской области, время от времени братва свозила туда трупы с нескольких районов, там же забивались стрелки и происходили разборы по понятиям, и приличный народ туда боялся соваться даже днем. Там можно было стрелять хоть из пистолета, хоть из автомата — звуки не долетят до чужих ушей.

Бутылки они подобрали на месте и установили их на деревянную катушку Туман долго искал на пистолете предохранитель, потом оказалось, что предохранителя у него вообще нет. Наконец разобрались, как стрелять. Но самый первый выстрел так и не достиг цели. Бутылка не шелохнулась Туман выстрелил еще три раза — с тем же успехом.

— Дай! — сказал Тюрьма.

Туман нехотя протянул ему пистолет.

Тюрьма обхватил рукоятку двумя руками, чуть присел, как герой боевиков. Тщательно прицелился. Нажал на спусковой крючок Бутылка, выставленная в двадцати метрах, разлетелась вдребезги. Оставались нетронутыми еще четыре бутылки.