Заметим, что в платежных поручениях на предлагаемые покупателям елизаветинские ружья и в выдаваемой лицензии оговаривалось, что оружие не должно использоваться «ближе 5 миль от любых владений и домов ее королевского величества, а также от ручьев, рек и пустошей, где охотятся с ястребами».

Рис. 87. Охотники с ружьями с колесцовыми замками охотятся на цапель и уток. Гравюра из книги Venatus et Ancupium (1582)

Однако, несмотря на все эти факты, законодательные акты и прокламации, поддержку шотландского закона 1551 г., согласно которому никакая облава не «могла проводиться с помощью ружей, кулеврин или пистолетов на оленей, косуль и другую летающую или бегающую дичь, все же в диких животных и птиц продолжали стрелять в любое время под страхом смерти и конфискации всех ружей за нанесенный ущерб». И личные ружья получали все большее распространение.

Из гравюр, сделанных по рисункам таких мастеров, как Йост Амман и Страдан, очевидно, что обычно к дичи подкрадывались пешком или стреляли в нее из естественных или искусственных укрытий, которые устанавливались там, где это оказывалось возможным. Излюбленной мишенью на озерах и реках продолжала оставаться водная птица, но там требовалась специально обученная охотничья собака (рис. 87). В лицензии, выданной в 1567 г. Генри Макуильямсу, отставному джентльмену, перечислены тридцать семь разновидностей птиц, на которых разрешалось охотиться. Обозначены и животные: собаки, кошки, выдры и лисы. Особо указано, что на оленей не разрешалось охотиться без разрешения хозяина.

Из оружия с колесцовым замком и коротким стволом стреляли от щеки, тяжелый ствол принимал на себя большую часть отдачи от довольно слабого пороха, применявшегося в оружии самых состоятельных людей XVI в. Обычный охотник довольствовался простым и достаточно ненадежным фитильным ружьем, нередко выдававшим себя дымящимся запалом.

Заметим, что большинство ружей можно было зарядить одной или несколькими пулями по желанию стрелявшего. В 1524 г. Бенвенуто Челлини писал о «прямом ружье для охоты на птиц, которое сам изготовил и настолько тщательно отделал снаружи и внутри, что равных ему не было». В отличие от прочих современных изделий Челлини аккуратно заряжал свое ружье одной круглой пулей и стрелял в дичь и павлинов. Он хвастался, что, «применив заряд в пятую часть шара, он может точно попасть в цель на расстоянии в две сотни шагов».

Большинство охотников вовсе не ожидали достичь такой же точности попадания, как Челлини, использовав только одну пулю. На самом деле они вскоре обнаружили, что, зарядив свои ружья несколькими небольшими шарами и направив их в сторону цели, они могут почти наверняка убить дичь.

Вначале свинцовая пуля величиной с градину изготавливалась из листа свинца, который разрезали на небольшие кубики, а затем округляли и грубо обрабатывали. Затем пули стали отливать в специальной форме, состоявшей из ряда небольших полостей. Только в последней четверти XVII в. изобрели способ капельной отливки, пропуская расплавленный свинец через решето с дальнейшим падением капель в воду. В 1547 г. в Описи арсенала Генриха VIII насчитывались порядка сорока «круглых пуль», возможно предназначенных по своему калибру для стенных ружей, и одна пуля к «аркебузе величиной с градину».

Рис. 88. Как правильно прицелиться (в точку ниже цели) с удобного расстояния. Из книги К. Лукара «Три книги бесед» (1588)

Трудно сказать, чем эта аркебуза отличается от других аркебуз, отмеченных в той же Описи. Однако повсеместное использование «градин» (дроби) вскоре натолкнулось на официальное неодобрение. В Акте 1548 г. высказано сожаление, что «при стрельбе дробью в большое количество дичи множество птиц гибнет, что никому не приносит выгоды». Указывалось также, что «использование дроби полностью подрывает доверие к использованию ружей и не является необходимым». Далее говорится о том, что следует запретить стрельбу «более чем одной пулей за выстрел».

Изложение основ баллистики в книге К. Лукара «Три книги бесед» (1588) показывает, как мало было известно об искусстве стрельбы в XVI в. Если также учесть низкое качество изготовления самих ружей и прицелов к ним, то легко прийти к выводу, что вряд ли стоило многого ожидать от обыкновенных охотников. Имея всего лишь одну пулю, они не могли даже поразить обычную птицу или кролика на расстоянии более чем в несколько ярдов. Таким образом, на содержание Акта 1548 г. практически никто не обращал внимания, и каждый поступал в соответствии со своими разумениями и конкретными правилами охоты.

Рис. 89. Охотник на пернатую дичь с фитильным ружьем. Обратим внимание на интересное положение стреляющего. Фрагмент гравюры, сделанной на основе рисунка Страдана, ок. 1570-1580 гг.

В Акте также запрещалось стрелять «около любой церкви, дома или голубятни», удивительно, что такие ограничения стрельбы около построек сохранялись и спустя пятьдесят лет после принятия закона. В 1598 г. была подана жалоба, в ней говорилось, что во французскую церковь в Норидже вошел мужчина, «у которого было ружье и который начал убивать на водостоке голубей, не заботясь ни о том, что осквернил священное место, ни о том, что его стрельба создавала реальную угрозу пожара в храме и перепугала всех, кто в нем находился».

Однако не только в городах и деревнях ощущали распространение оружия. Очевидно, что тот, кто спокойно искал большую дичь, используя стрелу или арбалетный болт, обнаруживал, что мог полностью набить сумку, всего лишь совершив несколько выстрелов по местам, где пряталась дичь.

21 декабря 1600 г., точно в то время, когда уже готовились рождественские обеды, в Англии была выпущена новая Королевская прокламация, в которой запрещалось использование дробовых ружей для охоты на птиц, поскольку охота с ними мешала «наслаждению охотой ее величеству, знати и другим представителям высшего света».

В то время для охоты на птиц обычно использовали фитильные ружья примерно 5-6 футов длиной, изображенные на гравюрах Страдана (рис. 89).

В XVII в. ради удовлетворения потребностей «людей высшего света» удалось полностью усовершенствовать ружье с колесцовым замком. Национальные особенности проявились в контуре ствола и замка. Французские оружейники разработали особую разновидность ружья с колесцовым замком, где спусковая пружина отделялась от замка и прикреплялась к стволу.

У итальянских колесцовых механизмов была ярко выраженная элегантная форма, они также оказывались гораздо легче, чем солидные немецкие аналоги. Они были закрыты кожухом, часто причудливых форм, позволявшим добиваться некоторой надежности в суровых условиях охоты (фото 89). Встречались также замки со специальными трубками, защищавшие от ожога при горении порохового запала.

Самовзводные замки устраивались таким образом, что после выстрела их не надо было заводить отдельным ключом, который раньше требовалось постоянно доставать. Встречались и замки с превосходной по качеству отделкой чеканкой и позолотой, они имели ценность сами по себе, не говоря уже об их механическом устройстве.

Не меньшим многообразием отличалась отделка ружейных стволов и деревянных частей. Они украшались накладками и инкрустациями из слоновой или обыкновенной кости, в Германии и России делали накладки из перламутра, в Италии, Испании и Сардинии – из серебра. Обычно в качестве основы для рисунков использовались библейские, мифологические и охотничьи мотивы (фото 99).

Немецкий художник Израиль ван Мехенем относился к тем мастерам, которые гравировали сказочные мотивы, например, известны изделия с изображениями истории о зайце, поймавшем своих заклятых врагов – человека и лисицу. С тем же самым персонажем перекликаются и сценки, где заяц поджаривает охотников, они выгравированы на прикладе ружья с колесцовым замком, изготовленного для Леопольда I (1640-1705), хранящегося сегодня в коллекции Джорджа Ф. Хардинга в Чикаго.