Несколько недель спустя господин Миллер, ученый-энтомолог, изучавший муху цеце в районе Килосса, случайно проходил мимо моего лагеря и сообщил, что голландский охотник Ледибоор убит слоном во время охоты.
Ледибоор заметил стадо слонов и взобрался на дерево, чтобы лучше стрелять по ним. Он свалил слона и пошел к зверю. Оказалось, что слон был всего-навсего оглушен; он вскочил на ноги и бросился на Ледибоора. Господин Миллер сказал, что, судя по останкам Ледибоора, смерть его не была мучительной.
Слоны убивают охотника разными способами. Некоторые топчут его, иные подхватывают охотника хоботом и натягивают на клыки. Бывает и так: слон убивает охотника, размозжив ему голову одним ударом хобота. Стоит слону убить человека каким-либо способом, и он всегда прибегает к нему в последующих случаях.
Охотясь в кустарниках, ни один охотник не может предвидеть все возможные случайности. Тем не менее я все еще убежден, что такой опытный охотник, как Ледибоор, мог остаться живым, если бы был вооружен достаточно тяжелым ружьем.
Иногда мне приходилось читать сообщения охотников, что после того как они выстрелили из обоих стволов мощного ружья в нападающего слона, слон не останавливался, а продолжал наступать. Я могу по этому поводу сказать, что или у охотника было слишком легкое ружье, или же пули не попадали туда, куда следует.
У слона есть несколько уязвимых мест. Охотники, промышлявшие в давние времена слоновой костью, предпочитали стрелять в ушные отверстия или же немного впереди этих отверстий. Когда пасется непотревоженное стадо, лучше всего стрелять в основание уха. Другое верное место — сердце. Однако попадание в сердце не дает столь быстрых результатов, как попадание в ухо, хотя и при попадании в сердце зверь падает, не пробежав и ста ярдов.
Я предпочитаю бить в лоб: если пуля попадает в лоб, слон падает на колени. При этом пуля пробивает череп и попадает в мозг, вызывая мгновенную смерть. Я чаще всего стрелял именно в эту точку и добивался самых действенных результатов. Когда слон находится на расстоянии десяти ярдов, такой выстрел валит его наверняка. На расстоянии менее десяти ярдов мешает разница между высотой человека и слона. Охотнику приходится стрелять вверх, а пуля ударяет в голову слона под таким углом, что не задевает мозга. Когда это случается, охотнику редко удается сделать второй выстрел.
Однажды я охотился на стадо слонов, которые в самое сухое время года не давали местным жителям подойти к водному источнику. Я подкрадывался к двум слонам-самцам, как вдруг внезапно появился третий на расстоянии менее пяти ярдов. Казалось, что он вырос из земли. Заметив меня, слон свирепо на меня уставился. Я стоял совсем близко, чтобы стрелять в лоб. Нельзя было стрелять ни в ухо, ни в сердце. Оставалось одно — бить примерно на фут ниже уровня глаз: пуля пробивает хобот и попадает в мозг. Слон издох, не успев сделать ни одного шага в моем направлении. Это был, несомненно, смертельный выстрел, но я не желал бы еще раз попасть в такое же положение.
Вспоминаю другой случай, когда выстрел в хобот не оказался столь удачным. С этой охоты я вообще мог не вернуться.
Мулумбе и я шли по следам нескольких слонов-самцов, которые опустошали картофельное поле. Пока мы пробирались через заросли, я услышал треск. Один из самцов обламывал ветки, Мы пошли в направлении треска и едва сделали несколько шагов, как Мулумбе остановил меня. Вытянутыми губами он указал мне на слона, лежавшего от нас менее чем в 12 футах.
Слон спал. Кто-то рассказывал, будто слоны никогда не спят лежа. Это не так. Мне несколько раз приходилось наталкиваться на стада спящих слонов, лежавших на боку и храпевших при этом. Но я знал также, что, если потревожить спящего слона, он может вскочить на ноги в мгновение ока. С того места, где я стоял, виден был только огузок зверя. Мне пришлось бы долго обходить его через густой кустарник, чтобы выстрелить по выбору в уязвимое место. Я стал медленно продвигаться. Впереди меня были густые заросли кустарника. Я пытался пробираться через них по возможности бесшумно. Я ничего не слышал и ничего не видел. Однако внезапно вся стена кустарника, казалось, повалилась на меня. Я инстинктивно глянул вверх. Как только я это сделал, молодое деревцо ударило меня в лицо, задев правый глаз. Наполовину ослепленный, страдая от страшной боли, я увидел тянувшуюся ко мне через кусты тонкую змеевидную коричневую кишку. Это был хобот. Слон вскочил на ноги и бросился на меня столь быстро и бесшумно, что вырос передо мной до того, как я сумел сообразить в чем дело.
У меня почти не было времени вскинуть ружье. Направив дуло на хобот, я нажал спуск. Отдача ружья калибра 500 чуть не вывихнула мне большой палец. Однако сила выстрела заставила слона повернуть; послышался страшный треск кустарника, и слон исчез.
Я попал в него. Кровь из его хобота залила оба ствола и обрызгала мне джемпер. Когда я стрелял, слон уже протянул хобот, чтобы схватить меня.
Некоторое время я вообще ничего не мог делать. Я сел и занялся своим глазом, который сильно пульсировал. Когда боль несколько утихла, я решил пойти по следу животного. После таких переживаний охотник должен во что бы то ни стало продолжать преследование зверя, иначе может навсегда потерять веру в себя и никогда уже не рискнет снова выйти на охоту.
Вместе с Мулумбе мы пошли по кровавому следу. Вскоре след потерялся. Видимо, пуля лишь задела слона. Зверь побежал, чтобы скрыться в самой чаще леса. По правде говоря, слон оказался быстрее и хитрее нас. Когда наступил вечер, мы вынуждены были бросить преследование и вернуться в деревню. Мне удалось застрелить его только на другой день.
Часто мне приходится слышать разговоры о том, что преуспевающий охотник «не знает, что такое страх». Это, конечно, не относится ко мне, и я сомневаюсь, чтобы это относилось к кому-либо другому.
Профессиональный охотник, преследуя опасного зверя, ведет сложную и тонкую игру. Он должен постоянно иметь в виду ветер, характер зарослей, состояние следа, особенности зверя, свои собственные сильные и слабые стороны. Он должен двигаться бесшумно, а это значит, что надо следить за тем, куда ставить ногу, и в то же время не упускать из виду кустарник впереди на случай возможной засады. Охотник должен всегда держать наготове ружье, сняв предохранитель, и, если возможно, не ставить себя в такое положение, при котором нельзя в мгновение ока вскинуть ружье и сделать выстрел. Истинный охотник любит эту игру ума; для него она — дыхание жизни. Если он сосредоточится на этом, места для страха не остается. Он осуществляет тысячи мелочей, о которых часами думал, сидя у костра или же беседуя с товарищами по профессии. Поскольку каждая охота не похожа на другую, охотник постоянно применяет новые приемы. В своем стремлении проверить, насколько действенны эти приемы, он редко думает об опасности.
Я не могу вспомнить случая, чтобы я ощущал страх в момент нападения зверя. Этот миг настолько короток и стремителен, что времени на страх не остается. Я бы сказал, что чаще всего страх охотник испытывает, когда он или его клиент ранил опасного зверя, а тот скрылся в кустарнике. В таком случае профессиональный охотник должен начать преследование. След ясен, поскольку видны следы крови, и обычно ведет в непроходимую чащу кустарника. Охотник знает, что где-то в этом кустарнике его поджидает раненый зверь. В зарослях положение охотника чрезвычайно невыгодно — ему часто приходится ползти на четвереньках. Зверь может напасть на него до того, как он успеет вскинуть ружье. На миг охотник колеблется: может быть, лучше оставить зверя и уйти? Вот тут-то и наступает критический момент, Охотник должен заставить себя пойти навстречу опасности. Стоит ему вступить в заросли — страх пройдет и охотник снова становится квалифицированным специалистом, работающим над выполнением трудной задачи.
Помню, как однажды меня вызвали в Департамент по охране дичи и предложили уничтожить двух ходивших парой слонов-самцов, которые опустошали шамбы жителей в Южной Кении. Один из этих слонов был очень стар, другой — совсем молод. Среди слонов довольно часто возникает глубокая дружба между старыми опытными самцами и молодыми. Два друга покидают стадо и живут в джунглях, образуя своего рода товарищество, куда молодое животное вкладывает силу и острые чувства, а старое — знание жизни и мудрость возраста.
