— Да, быть большим боссом — не шутка, — задумчиво изрек Флин.

— И не говори! — с жаром подхватил Тоби. — Я хочу немногого — заниматься своим делом. Настоящим делом. Не могу я целыми днями просиживать штаны и подписывать идиотские бумаги. Я люблю движение, люблю быть в гуще событий. Раньше я думал, что эта должность даст мне возможность проникать в любые тайны, добывать сведения, о которых прежде и не мечталось. А вышло все совсем иначе. Может, для кого-то я и босс, только другие боссы, покруче, те, что владеют Имперскими Новостями, всегда могут вызвать меня на ковер и потребовать отчета. А если что не так, дать пинка под зад. Их же волнует одно — прибыли. Всякий раз, когда у меня возникает интересная идея и я сообщаю ее наверх, поступает одна и та же резолюция: не гони волну.

— Когда компания только начинала, они были готовы на любой риск, — продолжал Тоби. — Пускались во все тяжкие, чтобы обойти медиамагнатов и выхватить у них из-под носа сенсационную информацию. А теперь сами стали медиамагнатами и отыгрываются на мне. Да, что-то они утратили, что-то очень важное. Скажу тебе честно, Флин. Мне бы следовало быть на седьмом небе от счастья. Я ведь добился своего. Получил должность, о которой всегда мечтал. Теперь я руковожу Имперскими Новостями. Казалось бы, у меня теперь безграничные возможности. Но, поверишь ли… до чертиков скучно. Я просто вяну от тоски. Что делать, скажи?

— Ты сам знаешь, босс. Мы с тобой уже сто раз говорили об этом. Выбери подходящий сюжет и раскрути его сам. Докажи, что ты по-прежнему держишь нос по ветру. Я, как оператор, всегда в твоем распоряжении. Готов работать по обычным расценкам. Плюс, разумеется, надбавка за риск.

— Я бы хотел поступить именно так, но… Ладно, плевать. Гори все ярким пламенем. Если я и дальше буду сиднем сидеть в этой комнате, то пущу здесь корни и обрасту мхом. Я всегда могу на время передать дела своему заместителю. Конечно, парень звезд с неба не хватает и начинает трястись, стоит кому-нибудь повысить на него голос, зато он наверняка обожает возиться с бумагами. Идем, Флин. Ты прав, без движения мне конец. И у меня уже есть на примете подходящий сюжет.

— Мы что, примемся за него прямо сейчас? Я думал, это подождет до завтра. Клэренс наверняка уже заждался меня с ужином

— Ничего, подождет. Скажи ему, чтобы поставил ужин в духовку, — непререкаемым тоном заявил Тоби. — То, что я задумал, не терпит отлагательств. Есть у меня парочка персонажей, до которых я пытался добраться уже несколько недель. Посылал к ним репортеров, только все они вернулись с пустыми руками. Их, видишь ли, запугали до умопомрачения. Посмотрим, пройдет ли этот номер со мной. Во время Восстания я навидался такого, что теперь вряд ли наложу в штаны при виде лучевой пушки.

— Интуиция подсказывает, что ты втягиваешь меня в пренеприятную историю, — проворчал Флин. — Ладно, ты босс, тебе и карты в руки. Куда мы сейчас двинем?

— Постараемся предстать пред ясные очи великолепного Спикера не менее великолепного Парламента: паршивца Элайи Гутмана.

Против всех ожиданий, встретиться с Гутманом оказалось вовсе не так трудно. Они не стали предпринимать попыток предварительно связаться с ним и договориться об интервью, так как Тоби прекрасно знал — Гутман на это не пойдет. Поэтому они с Флином направились прямиком к роскошному особняку Спикера, расположенному в одном из самых престижных кварталов, и проникли туда, попросту подкупив дворецкого. Оказавшись внутри, Тоби важно прошествовал мимо рядов охраны, напустив на себя такой решительный и бесстрашный вид, что Флин лишь довольно усмехался. Перед ним вновь был старина Тоби Шрек, которого он знал как облупленного. Тоби одним махом сметал на своем пути все преграды и переступал через те, что нельзя было смести. Оставив людей Гутмана в недоумении и растерянности, Тоби и Флин вслед за дворецким вошли в святая святых Спикера Парламента — его рабочий кабинет.

Дворецкий, весьма высокий и надменный тип, облаченный в старомодный фрак, обладал безупречными ледяными манерами. Однако непроницаемое лицо его было чуть тронуто макияжем, и он едва заметно подмигнул Флину, стоило Тоби отвернуться. Остановившись у массивных деревянных дверей, покрытых затейливой резьбой, он тихонько постучал, затем распахнул дверь и громогласно оповестил хозяина о том, что к нему пожаловали Тобиас Шрек и Юджин Флин. Тоби с достоинством вошел в комнату, за ним, с камерой на плече, следовал Флин. Дворецкий остановился в дверях, на тот случай, если хозяину понадобится его помощь.

Как ни странно, апартаменты Гутмана оказались оформленными с несомненным изяществом и вкусом. Впрочем, это свидетельствовало лишь о том, что Спикер может себе позволить нанять хорошего дизайнера. На книжных полках вдоль одной из стен стояли роскошные дорогие издания в кожаных переплетах. Книг в кабинете было множество, но Тоби охотно побился бы об заклад, что Гутман в жизни не открыл ни одной из них. Скорее всего он купил их оптом, на вес. Сам Гутман в вальяжной позе развалился в кресле — это последнее достижение техники выполняло множество функций, разве что не вытирало своему владельцу нос. При виде посетителей он даже не счел нужным оторвать зад от сиденья. Тоби действовал в том же духе — не стал утруждать себя ни поклонами, ни приветствиями, которых требовали правила элементарной вежливости.

— Отошлите прочь это чучело, Гутман, — бесцеремонно процедил он, кивнув в сторону дворецкого. — Когда вы узнаете, о чем мы собираемся говорить, то сами поймете, что свидетели ни к чему.

— Вот оно, пресловутое обаяние Тоби Шрека, — с невозмутимым видом бросил Гутман. — Не иначе как вы очаровали моих охранников. Завтра все они будут уволены. Хорошо, Джоб, можете идти. Если вы мне понадобитесь, я позвоню.

Дворецкий поклонился, напоследок бросил на Флина томный взгляд и закрыл за собой дверь. Тоби принялся сверлить Гутмана глазами. Что-что, а это он умел делать отлично.

— Выглядите неважно, Элайя. Геморрой замучил?

— По сравнению с вашим визитом, геморрой — сущая безделица. Не соизволите ли сообщить, по какой причине вы ворвались в мой дом в столь поздний час?

— По какой причине? Причина всегда одна. Я хочу получить ответы на свои вопросы. Например, мне хотелось бы знать, каким образом ничем не примечательному пройдохе вроде вас удалось стать выдающимся и почитаемым государственным деятелем. Может, поделитесь опытом? Гутман слегка пожал плечами.

— Отчего же нет. Этот, как вы выразились, пройдоха всю жизнь осуществлял смелые предприятия. Он завязал много важных контактов во всех важных сферах. И никогда не держал все яйца в одной корзине. Я удовлетворил ваше любопытство?

— Да, вы всегда умели распихивать яйца по разным корзинам и не платить налогов, — кивнул головой Тоби. — Продолжайте, Элайя. Всякому известно, что ни одно грязное дело в Империи не обошлось без вашего участия. Пожалуй, репутация у вас хуже, чем у любого хэйдена. Каким же образом вы не только пролезли в Парламент, но и еще и заделались Спикером?

— По правде говоря, такого поворота я и сам не ожидал, — проронил Гутман. — Я стремился лишь возродить свою Семью. Во время войны она так ослабела, что была рада любой помощи, даже моей. В результате мне, человеку, обладающему средствами и перспективами, просто-напросто навязали эту должность.

— Вот как?

— Именно. Мне жаль вас разочаровывать, Тоби, но факт остается фактом. Меня избрали Спикером, потому что этого хотело большинство членов Парламента. Мне не потребовалось прибегать ни к взяткам, ни к шантажу, ни к тайным посулам.

— Вы здесь неплохо устроились, — заявил Тоби, решив временно отступить на более безопасные позиции. — Огромный дом в лучшей части города. Целая армия слуг и море роскоши. Что за непристойная картина там, на стене? Думаю, этот порнографический шедевр один стоит больше вашей годовой зарплаты. Откуда к вам текут деньги, Элайя, поделитесь секретом?

— Вот уж не думал, Тоби, что вы окажетесь ценителем искусства, — усмехнулся Гутман. — Вы правы, картина ценная. Тем более это оригинал. Эротика сегодня пользуется большим спросом среди коллекционеров. Я принял эту картину в качестве уплаты за просроченный долг. Что касается денег, их приносят мне инвестиции, все до одной открытые и законные. Мои финансовые дела теперь стали достоянием гласности. Я кристально чист. Я могу себе это позволить. Война во многих смыслах пошла мне на пользу.