— Дело говоришь, — одобрил Ряха. — Ну а вот эти как?
И он снова отступил в кусты.
А потом медленно вышел, сдерживая ухмылку, потому что самое стоящее облачение приберёг на конец представления.
— Ну-у-у, совсем другое дело! — подтвердила я, осматривая его в паре номер три. — Вот тут самое то, и не узкое, и не широкое.
— Я так и понял, — прогудел Ряха, делая резкий выпад, словно сражая невидимого врага. — Но всегда надо, чтобы кто-то свежим взглядом ещё посмотрел.
— Только… — добавила я, сдерживая улыбку.
— Что только? — насторожился Ряха.
— Только таких замечательных плавок тебе придётся несколько пар заказывать, ведь нет никакой гарантии, что восхищенные дамы не сорвут их с тебя и не раздерут на клочки, на память.
— Смейся, смейся, — проворчал Ряха. — От вашего племени человеку одни неприятности и головная боль, но куда от вас сбежать, скажи на милость?
— Ряха — ты вылитый Медбрат! — восхитилась я. — Плюнь ты на свою зазнобу, в таких плавках все женщины Отстойника — твои!
— Тут дело не в зазнобе, — солидно сказал Ряха. — Дело в принципе. И цвет подходящий?
— Подходящий, — подтвердила я. — Тёмно-красный, он очень с ореховой настойкой гармонирует.
— Тогда намажь меня сейчас еще разок — и иди, — сказал Ряха.
С вторичной покраской Ряхи в загорелый цвет я управилась быстро и вприпрыжку побежала в Огрызок, изредка хихикая себе под нос. Вспоминала прошедшую примерку.
От моста до Огрызка нельзя было пройти прямым путём по берегу реки, мешали дома, заборы и заросли.
Надо было пересечь пустырь, свернуть на узкую улочку и идти по ней до первого поворота направо, чтобы попасть на дорогу, по которой мы ездили и ходили из представительства в центр городка.
Погруженная в собственные мысли, я неслась по улочке, зажатой с двух сторон каменными стенами оград, и не сразу заметила, что дорогу мне кто-то преграждает. Спохватилась, когда почти упёрлась в это нежданное препятствие.
Подняла глаза и обнаружила, что почти всю улочку впереди занимает дама пышных форм и корзина с лимонами, которую эта самая дама поставила на землю рядом с собой.
«Где-то я её уже видела» — мелькнула мысль, мелькнула, да не вовремя, потому что эта дама без всякого объявления войны перешла к нешуточным боевым действиям: съездила мне кулаком по лицу ни с того, ни с сего.
Тут я её узнала: это была та самая посетительница, что долбилась на днях в Лавку.
«Сумасшедшая!» — подумала я ошарашенно, а руки-ноги-хвост уже действовали по отработанному недавно плану и без всякого участия головы вознесли меня на ограду, где я и уселась, по-прежнему находясь в состоянии полного недоумения.
— Вы больны? — спросила я сверху.
Тут пышную даму прорвало.
— Это кто больной?! — грудным голосом прорыдала она. — Извращенцы! И чего этим мужикам надо?! Кормишь, поишь его, ласкаешь, всё как у людей — нет, молоденькую ему подавай, кобелю!
Пустынная улочка вдруг стала оживлённой, на ней появились медленно бредущие неизвестно куда прохожие.
А дама, колыхаясь формами, охотно изливала своё горе на всю округу.
— Да ладно бы просто было, как у людей полагается, так ведь нет, та-а-аким среди бела дня занимались, глазам смотреть совестно!
Я же во время этого монолога вдруг с ужасом почувствовала, что левый глаз у меня заплывает. И пришла в ярость.
— Сама дура! — объяснила я даме сверху.
— Только спустись — второй глаз подобью, чтобы чужих мужиков не уводила! — посулила дама.
— Благодарю покорно, — отказалась спускаться я. — Мне и здесь неплохо.
Дама ещё немного поругалась, кинула пяток лимонов, убедилась, что этим меня не спустить, а самой ей на ограду никак не забраться, взяла корзину и пошла, продолжая сыпать угрозами, но уже себе под нос.
А я, сидя на каменной стене и глядя ей вслед, осторожно начертила на запылённой коже голенища левого сапога заклинание, превращающее кислые лимоны в пресные. И злорадно его прошептала.
Сгоряча хотела сначала наградить её рогами, но сдержалась: и так в Отстойнике заклинания стали играть слишком зловещую роль.
А всякому известно, что Огрызок — склад заклинаний. Не снесли бы его во второй раз. А к лимонам придраться нельзя. Мелочь, но приятно.
Вот я, наконец-то, и познакомилась с Ряхиной грудастой подружкой, из-за которой весь сыр-бор и разгорелся. Вторую его зазнобу я иногда видела в лавочках, когда покупки делала, а кабачок этой стоял аж на другом конце городка, так я до него и не дошла.
Зато она не поленилась: вот кто, значит, шуршал в кустах, пока Ряха, надрываясь, приседал со мной на шее, готовя себя к бою. А она решила, что это какой-то новый способ любовного общения. Хи-хи-хи.
Я расстроилась: и ради такой дуры Ряха на груди беспощадно волосы дерёт и плавки, как щеголь перчатки, подбирает?
Потом вспомнила, что не ради красивых грудей, а ради принципа, и немного успокоилась.
Хоть я и успела чуть отклониться, но кулак Ряхиной пассии скользнул мне по лицу, бровь саднило. Было ужасно неприятно. Я спрыгнула вниз и, прикрывая глаз ладонью, поспешила домой.
Когда пришла в Огрызок, как нарочно тут же столкнулась нос к носу с Профессором, не успев даже до ближайшего зеркала дойти.
Глаза у начальства расширились, Профессор резко отвёл мою руку и с ужасом воскликнул, глядя мне в лицо:
— Душа моя?!
А потом побагровел и выдохнул с яростью:
— Это твой легионер тебя так?! Говорил же, не водись с ним! Убью, мерзавца!
Я еле успела поймать Профессора за рукав. Похоже, он собрался, сломя голову, мчаться на поиски Ряхи.
— Да нет, — вздохнула я. — Ну что вы, как маленький? Эта подружка Ряхи, из-за которой в день Красной железной Собаки, шесть белых мэнгэ, бой назначен, — весь городок об этом говорит. А она меня приревновала. Случайно всё вышло, поздно я её заметила.
— Да ты на себя посмотри! — взмахнул руками Профессор. — Шесть белых мэнгэ! Мало нам Льда обгоревшего! Не представительство, а собрание увечных! Быстро иди, примочку положи!
Я побежала себе в комнату. Достала зеркало. Левый глаз был подбит самым вульгарным образом.
Еще вчера утром, перед судом, в это зеркало смотрелась изящно причёсанная, утонченная особа в кружевном воротничке. Спящая, согласно тщательно сфабрикованным документам, на изысканных, тонкой выделки простынях.
Теперь же, к такому роскошному фонарю и соответствующий наряд подобрать было сложно. Лохмотья какие-нибудь засаленные очень бы ему подошли, в которых щеголяют злоупотребляющие слезой Медбрата завсегдатайши злачных мест.
Не-е-ет, надо было всё-таки рогатое заклинание сказать!
Мрачно изучая своё новое украшение, я думала, что ссора с Янтарным, получается, даже кстати — хоть он меня такой не увидит.
Ночью пришёл Ряха, — этому и лестница не понадобилась.
Несмотря на внушительный рост и вес взобрался по стене, как паук и запертую изнутри раму открыл одним мизинцем.
— Тихо, — сказал он мне. — Это я. Люди говорят, ты с моей сцепилась?
— Бессовестно врут! — оскорбленно фыркнула я из-под стёганого одеяла, глядя на Ряху одним глазом. — Дуру ты себе ревнивую нашёл, вот что я тебе скажу. В глаз съездила ни за что, ни про что. Думает, я тебя у неё отбиваю. А ты из-за такой будешь рёбра себе ломать. Глупо.
— Люблю я страстных женщин, — признал свою вину Ряха, запаливая свечу на столе. — Покажи боевую награду.
— Остроумный, да? — окрысилась я. — Сердцеед!
Ряха развёл руками, без слов подтверждая, что сердцеед, а куда денешься?
— На вот, первейшее средство от таких вещей, — поставил он на стол баночку. — Мы с ребятами, когда на Родинке махались, только этим и сводили. Давай намажу правильно.
Я села на кровати и нехотя подставила ему лицо.
Не хуже лекаря Ряха нанёс свое волшебное средство, закрыл баночку, басом пожелал мне спокойной ночи и исчез за окном.
Хорошая у Ряхи оказалась мазь, утром я заглянула в зеркало и повеселела: отёк почти спал, со вчерашним зрелищем и не сравнить. Даже жить захотелось.