Архиерей шагнул вперед, прерывая словоизлияния спутника:

– В свою очередь замечу, что честная служба пана Войцека Шпары всему государству зело полезна оказалась… Не правда ли? – Он вздохнул и поправился: – Зело полезна оказалась бы, ежели бы пан Януш королем стал. А нынче! – Годзелка взмахнул рукой, словно отгоняя мошкару, и вдруг спохватился. – Позволь представиться, пан Войцек, и представить моего давнего соратника. До сей поры мы знакомы не были. Так… Слухи, слухи. То ты о нас, то мы о тебе, не правда ли?

Войцек поклонился еще раз.

– Я Богумил Годзелка, митрополит Выговский, патриарх Великих и Малых Прилужан. Наверное, теперь бывший. – Старик смущенно улыбнулся и развел руками.

– Счастлив встрече. – Меченый церемонно опустился на одно колено, прижимая ладонь к сердцу. – Рад послужить верой и правдой в столь трудную для королевства годину.

Священник благословил его вынутой из-за пазухи трехрогой веточкой. Подумал и благословил всех Войцековых спутников, к тому времени спешившихся и окруживших беседующую троицу полукольцом сдержанно-застенчивых лиц.

– А сие – пан Зджислав Куфар, о коем ты тоже наслышан преизрядно, пан Войцек, не правда ли?

Толстый подскарбий с моржовыми усами кивнул и обвел толпу взглядом. Вроде бы ленивые, заплывшие жиром глазки, а Ендрек почувствовал, как ему едва ли не в душу заглянули.

– Польщен высокой честью, – твердо проговорил Войцек, поднимаясь, однако, с колен. Каким бы ни был знаменитым придворным пан Куфар, а все же, в понятиях порубежника, такой же шляхтич, как и он сам.

– Не сомневаюсь, – ворчливо отозвался пан Зджислав. – Есть ли резон, панове, размазывать кашу по тарелке и расписывать события последних дней? Ведь Пятрок уже достаточно просветил вас?

– Да уж, постарался, – ухмыльнулся Пятрок. – Все едино дорога долгая да скучная…

– До-достаточно, – подтвердил Войцек.

– Ну, коли так… – Пан Зджислав на мгновение задумался. – От себя добавлю – ваша задержка нам на руку оказалась. Хоть пан Чеслав, да примет Господь его душу, весьма недоволен ею был. Все на силу надеялся. И где сейчас та сила?

– Зджислав! – тихонько, но с нажимом проговорил Богумил.

– Все, все! Только о деле. О том, что пан Юстын Далонь теперь именуется королем Юстыном Первым, вы наверняка слыхали, панове, но вот с его указами вряд ли имели счастье ознакомиться. Так?

– Так, – кивнул Войцек, а за ним паны Юржик, Гредзик и Стадзик. Остальные смущались перед лицом таких важных панов, как подскарбий и митрополит.

– Ну, так знайте. На место подскарбия нашего королевства он назначил Зьмитрока поганого, князя Грозинецкого. Слыхали про такого?

– Еще бы, – скрипнул зубами сотник.

– Значит, поймете меня с паном Богумилом. Грозинчанам у меня никогда на медную полушку веры не было, а теперь и подавно. После… А, ладно! Господь им всем судья! Первым же указом побратался Юстын со Зьмитроком, а с ними и пан Адолик Шэрань – он теперь маршалок у нас. Тьфу ты, прости Господи душу грешную! Из грязи да в князи! Тех достоинств, что злата-серебра куры не клюют!..

– Зджислав!

– Все, все! Вторым указом они князя Януша Уховецкого объявили уголовным преступником, мздоимцем и казнокрадом, а пана Автуха Хмару пернача великого гетмана лишили. Хотят своего ставленника в Уховецк отправить.

– Дрын мне в коленку! – не выдержал Хватан. – Это ж теперь…

– Цыть! – зашипел пан Юржик.

– Правильно говорит парень, не осаживай его, – вдруг поддержал порубежника пан Куфар. – Все Малые Прилужаны теперь поднимутся. Потому как сегодня польного гетмана убили, завтра великого прогнали, а после дело до полковников дойдет… А после до сотников… А там что?

– Война, значит… – помертвелыми губами проговорил Ендрек.

– Верно. Война. Понятливые у тебя люди, пан Войцек. Как раз такие, какие нам очень даже скоро понадобятся. Я перед вами открыт, как поле житное перед дождевым небом. Не имею права правду скрывать. Война есть война. Чего греха таить, в Великих Прилужанах полков в полтора раза от наших побольше стоит. Да Грозин теперь на их стороне. Да Зейцльберг, да Руттердах наемников пришлет, если уж так приспичит. А нам рассчитывать не на кого, кроме как на себя. В Хорове, Заливанщине, у морян народ пополам разделился, сын с отцом пререкается, брат брата за вихры схватить норовит. Помоги им Господь самим на своем подворье разобраться. Так что Малые Прилужаны теперь одни остались перед старыми врагами да бывшими союзниками. Я всю жизнь за наш край душой болел. Как и король Витенеж наш, да упокой Господь его душу, и пан Януш, и его преподобие, пан Богумил… – Бывший подскарбий сорвал с головы шапку и, развернувшись лицом в сторону Выгова – должно быть, к ближайшему храму, – размашисто сотворил знамение. Не торопясь вернул шапку на место. Продолжил: – Все, что я могу сейчас сделать в помощь князю Янушу, который, верно, уже собирает и реестровых, и ополчение товарищей, так это деньгами пособить. Все едино Зьмитрок рано или поздно казну выговскую к жадным, загребущим ручонкам приберет. Он теперь у нас хозяин, волен распоряжаться по своему усмотрению коронным золотом.

– Зджислав…

– Все, все, твое преподобие, заканчиваю. В общем, можете судить меня, панове, а казну я Зьмитроку, паскуднику грозинецкому, не отдам. Разрази меня Господь молнией на этом самом месте, коли вру. Да и нету ее уже в Выгове. А поможете в этом вы, панове. Не только мне или князю Янушу Уховецкому, а всем Малым Прилужанам. Ясно ли вам, панове?

– Ясно, – кивнул Войцек. – В чем н-наша помощь состоять-то будет?

– А! Верно мыслишь, пан сотник богорадовский! Закопанная в землю казна пользы не принесет. Верно! Вы, панове, спасете казну. Отвезете ее сперва в безопасное местечко, а после и на север доставите. Прямо в Уховецк. Туда, где в ней больше всего нуждаются.

Зджислав вдруг отвернулся и крикнул повелительно в темноту:

– Мастер Хнифур, неси уж!

Послышалось шарканье ног, приглушенное бурчание, и в освещенный фонарем круг вышло четверо невысоких крепышей.

Дивная диковина!

Не проведи Ендрек три года в просвещенном Руттердахе, он, быть может, рот раззявил бы от удивления. Носильщиками оказались самые взаправдашние карузлики. Ростом едва ли взрослому человеку до середины груди, зато плечистые – что называется, косая сажень. Ну, сажень не сажень, а самый плюгавый карузлик превосходил того же пана Войцека – человека крепкого по всем меркам – самое малое в полтора раза в ширину. Не говоря уже о самом Ендреке. Таких троих нужно плечом к плечу поставить, чтобы сравняться. Карузлики обитали в горах на западе – в Синих горах, зажатых промеж Здвижем и Студеницей; в Отпорных горах, у подножия которых пряталось маленькое независимое королевство Угорское. Рыли шахты и рудники, добывали отменную железную руду – не болотно-ржавую, легкую, какой и в Прилужанах вдосталь, копай только, а тяжелую, черную, оставляющую красную полоску на неглазурованном фарфоровом черепке. Кроме железной руды карузлики снабжали поселения людей-ремесленников красной свинцовой рудой, из которой получали отличные красители для кож, добавленная же в железо при выплавке из руды, она защищала полученные изделия от ржавчины; волосатиком, или волосатым кварцем, который тоже на вес золота ценили кузнецы и плавильщики, ибо он сталь твердой и прочной делал; продавали свинцовый, медный и цинковый колчеданы; доставляли в Руттердах, Жулны и Олыку поделочный камень – малахит, яшму, орлец и оникс. Отдельные поселения низкорослых крепышей в Отпорных горах добывали драгоценные самоцветы – аквамарины и гелиодоры, смарагды и сапфиры, раухтопазы и опалы, жаргоны и гиацинты. Жаль, что в последние годы, и Ендрек знал это совершенно точно, поток сырья для ювелиров и огранщиков почти иссяк. Сказывались стычки оседлых карузликов с расплодившимися в горах кочевыми племенами горных великанов – тварей весьма опасных и кровожадных. Только недавно король Настасэ, владыка Угорский, ходил походом на опустошавших его северные пределы великанов, но особо не преуспел. Так, попугал. Отбросил ненадолго, показал, что за добычей спускаться лучше не по южным, а по северным склонам гор. Карузлики славились отменной военной выучкой, но в силу малочисленности противостоять людоедам из горных лесов и ущелий не могли. Ведь это люди способны разменивать поверженного врага на трех своих убитых или покалеченных бойцов. Для карузликов это означало бы естественное угасание народа.