– Может, позвать кого еще в подмогу? – предложил пан Юржик, захвативший таким же манером левую руку пана Гредзика, как сотник правую.

– Пустое, – ответил ему Хватан, укладываясь всем весом поперек ног страждущего пана. – Резать начнет – все и так сбегутся. – Молодой порубежник поерзал, устраиваясь поудобнее. – Не вырвешься, пан Гредзик?

– Не в таких переделках бывал! – выпятил челюсть Цвик.

– А может, отхлебнешь-таки малую малость из фляжки? – от чистого сердца предложил Юржик. – Думаешь, мне жалко?

– Обойдусь! Я ее, проклятую, поклялся в рот не брать и не нюхать даже.

– Ну, дело хозяйское, как говорила пани Касыля, отправляя супруга путешествовать в южные земли. Начинай, студиозус!

Ендрек вздохнул и взялся за нож. С удивлением отметил про себя, что руки дрожат сильнее, чем у пациента. Вспоминая наставления профессора Карела Гельстейна, он задержал дыхание, сосчитав в уме до десяти и обратно, помянул имя Господа и приступил.

Для начала Ендрек щедро плеснул горелкой на ноготь Гредзика, услышав за спиной страдальческий вздох Бутли. Помедлил мгновение, другое и вонзил острие ножа сбоку в больной палец.

Пан Цвик засычал сквозь стиснутые губы.

Лекарь осторожно провел ножом по направлению к суставу, расширяя разрез. Отложил нож на заранее расстеленную тряпицу.

На краях резаной раны выступили мелкие кровавые бисеринки, а когда Ендрек придавил двумя пальцами, хлынул изжелта-зеленый гной.

И тут Гредзик взвыл. Заорал, словно разбуженный среди зимы медведь. Выгнулся, задергался, норовя вырваться.

Куда там!

Зажатая мощной хваткой пана Шпары правая рука даже не шелохнулась, только судорожно скрючились пальцы, ускользая от медикуса.

– Ты чего? Лежи, лежи! – Пан Юржик натужился, но тоже справился со своей частью работы. – Предлагал же хлебнуть…

Только Хватану пришлось хуже всех. Невысокого и легкого порубежника Гредзик приподнял согнутыми коленями и даже умудрился пнуть по ребрам.

– Ух ты, – выдохнул Хватан. – Дрын мне в коленку! – После выгнулся, наваливаясь всем телом, и пригвоздил сучащего ногами пана к примятой сурепке.

Ендрек поймал порезанный палец и, вцепившись, как скряга в кошелек с серебром, продолжал давить. Оставил. Плеснул еще горелки.

– Ты рот набери и пшикни! – сдавленным голосом посоветовал Бутля. Видно, все-таки вырывался Гредзик отчаянно – попробуй держать, да еще и разговаривать.

Медикус выдавливал гной, пока в разрезе не появилась темная кровь. Промокнул холстинкой, намочил пучок корпии в горелке, чем вызвал еще один стон пана Юржика, и затолкал полученный тампон в ранку.

Пан Цвик уже не кричал. Просто подвывал, как отлупленный злым хозяином цепной кобель. И дергаться сил уже не оставалось.

– Погоди немного, пан Гредзик, – ободрил его Ендрек, почувствовав уверенность в успехе лечения. – Еще чуть-чуть.

Пока горелка выжигала по замыслу лекаря возможные остатки заразы в ране, Ендрек еще раз протер острие ножа, попробовал его остроту кончиком ногтя.

– У-у, я тебя, студиозус, – хрипло отвечал неблагодарный шляхтич. – Заплечник! Сын собачий! Песья кровь! Я тебе устрою, помяни мое слово…

Войцек фыркнул и крепче сжал руку Гредзика.

Решительным движением Ендрек вытащил из разреза измазанный сгустками крови и гноя мокрый комочек ниток, отшвырнул его в сторону и, не обращая внимания на усилившиеся проклятия пана Цвика, принялся иссекать желтовато-белую, помертвевшую кожу вокруг очага нагноения.

– Отрежь ему палец к такой матери, – бросил через плечо Хватан, сражающийся со вновь не на шутку разошедшимися ногами.

Отвечать парень не стал. Не до того. Как можно старательней он обрезал все лишние ткани. Протер смоченной в горелке тряпочкой, прижигая выступившую кровь. Приладил корпию и начал обматывать палец полосками холста. Закончив, оглядел дело своих рук. Повязка вышла не самая удачная. Палец стал толстым – захочешь в рот засунуть, а не получится. Несколько петель пришлось пропустить вокруг ладони, чтоб держалась.

– Ну что? Отпускаете, нет? – прохрипел пан Гредзик.

– А ты успокоился? – ответил пан Бутля.

– Да все уже. Успокоился.

– Точно?

– Да точно, точно! Пускай уже…

– Драться не будешь?

– Не буду!

– Ой, что-то не верю я тебе. Слышь, пан Войцек, может, свяжем его пока?

– Да будет вам куражиться! – Голос Гредзика стал едва ли не умоляющим.

– Д-добро, отпустим, – усмехнулся Меченый. – Ну-ка, разом.

Они одновременно разжали руки. Ендрек на всякий случай отскочил на пару шагов в сторону. От греха подальше. Мало ли что на уме у шляхтича. Лечи такого, а он тебя саблей после. И, только услышав смех Хватана и Войцека, сообразил, что боялся напрасно. Гредзик полежал немного на спине. Крестом, как его и бросили. Потом сел и прижал руку к груди. Застонал сквозь зубы.

– Ты потерпи чуток, пан Гредзик… – Ендрек почувствовал внезапный приступ жалости. Еще б пану Цвику не поливать его грязью, когда по живому ножиком кромсал. – До вечера сильно болеть будет, а после попустит.

– А! – отмахнулся Гредзик. – Кабанчиков тебе холостить, коновал…

– Не бери в голову, – ухмыльнулся пан Юржик. – Он еще благодарить тебя будет.

– А не ху-худо и прямо с-сейчас «спасибо» сказать, – заметил Войцек.

Он стоял, отряхивая штанины от прилипших сухих травинок, и смотрел на приближающегося Грая.

Следопыт подошел, недоуменно огляделся. Почесал заросший рыжеватой щетиной подбородок. Спросил:

– Дык… Это… Того… Вы чо делаете? – И тут же, словно припомнив, с кем разговаривает, подтянулся, одернул полы жупана. – Виноват, пан сотник. Разговор есть. Сурьезный.

Меченый прищурился, засунул большие пальцы за ремень.

– Д-добро. Говори.

– Дык… это… Не для всех.

– Да ну? – Пан Войцек нахмурился. – Ну, п-пошли.

Они отошли недалеко, к опушке поляны, на которой расположились лагерем.

– Говори, – приказал пан Войцек.

Грай сперва оглянулся через плечо, а после, понизив голос, выпалил:

– Погони боюсь.

– Ты че-чего это? – удивился Меченый. – Все боимся. Для того и на юг идем. Ежели кто прознает, что… Н-ну, не важно. Так вот, погоня на Искорост пойдет от Выгова. Это, п-почитай, на запад. А мы на юге.

– Дык… не верно сказал я, пан сотник. Это…

– Ну, ч-ч-что?

– Не обманули мы хитростью своей никого, похоже.

– К-как так? Ты не темни, Грай. Прямо говори.

– Дык… это… по нашему следу идет кто-то.

– Как прознал? – Войцек помимо воли тоже стал говорить потише.

– Ветки кто-то ломает. След наш метит.

Пан Шпара обернулся на мгновение. Оглядел лагерь.

Ничего примечательного. Все, как обычно на стоянке, заняты делами. Самося с Даником под началом Хмыза отправились поить коней из найденного неподалече родничка. Миролад с Квирыном кашеварили. Пан Гредзик… ну что еще мог делать пан Гредзик, как не лелеять спеленатую руку? Ендрек с паном Бутлей, похоже, обсуждали, насколько убавилось во фляжке драгоценной влаги. Пан Стадзик Клямка спал. Он всегда спал, если не его очередь хлопотать по хозяйству или сторожить лагерь. Хватан подошел к телеге, роется в сложенных припасах. Гапей-Тыковка должен быть в лесу, обходить бивак по кругу, высматривая опасности. Неужели?..

– Ты хочешь сказать, из наших кто метит?

– Дык… чужих мы уж пять ден не встречали.

– А может кто-то красться за нами, чтоб ты его не углядел?

Грай обиженно засопел.

– Д-добро. Не обижайся. Верю, что мимо тебя мы-мы-мы-мышь не проскользнет. Значит, кто-то из наших. Думаешь на кого-нибудь?

– Дык… нет. Все, похоже… это… проверенные.

– П-проверенные, говоришь? Доверяй, но проверяй… Что за метки?

– Дык… Там ветка сломана, там загнута в ту сторону, куда мы едем. Третьего дня видал засечку на стволе граба. И стрелка… это… прямиком нам в спину.

– Третьего дн-дн-дня, говоришь? Чего раньше не доложил?

– Проверял… это…

– Кого проверял?

– Дык… себя и проверял. Думал, а вдруг примерещилось. Пуганая ворона куста боится.