Следом за музыкантами шли монахи в желтых и красных одеждах, опоясанные мечами и похожие скорее на грозных воинов, чем на служителей божества. Оттеснив толпу, они выстроились двумя рядами между монастырем и храмом и образовали широкий проход. Следом за ними высыпала толпа служек. Они проворно разложили на земле золотые кирпичи, по которым должен был пройти главный жрец. Куда бы тот ни направлялся, перед ним всюду выкладывали дорожку из золотых кирпичей, чтобы его нога не коснулась земного праха.

Музыканты еще оглушительнее задудели в свои дудки, и показался сам главный жрец в сопровождении приближенных. Они несли жертвенные сосуды в форме бычьих голов, наполненные молоком, медом и кровью жертвенных животных.

В толпе зашептали: «Ваджран! Святой Ваджран!» и стали опускаться на колени. Конан заметил, как Дхавана соскользнул с крупа коня и тоже встал на колени. Сам он, сидя верхом, возвышался над толпой и невозмутимо разглядывал процессию. Взгляд главного жреца невольно остановился на мощной фигуре киммерийца, он замедлил шаг и что-то сказал одному из монахов. Потом в сопровождении многочисленной свиты он величественно вошел в храм, и на площади снова стало тихо. Люди стояли на коленях и чего-то ждали. Конан, до этого с интересом глядевший на торжественную процессию, теперь рассматривал храм и поражался его великолепию и богатству.

Никак не верилось, что это ослепительно белое здание было воздвигнуто человеческими руками. Скорее, оно могло возникнуть чудом, в одну ночь.

К главному входу вела аллея из стоявших друг против друга каменных слонов. Их глаза, сделанные из темно-красных рубинов, сверкали на солнце, и казалось, что изваяния живые. Ноги слонов были украшены золотыми браслетами, сиявшими множеством драгоценных камней. Каждый такой браслет был дороже любой царской короны. На их спинах стояли золотые чаши, в которых пылал огонь. Такие же слоны, подняв белоснежные хоботы и сверкая золотыми бивнями, стояли вокруг всего храма.

Внутри этого круга возвышался храм. Чудилось, будто на его стены накинуто тонкое ажурное покрывало — так изящна была покрывавшая их каменная резьба. Высокие узкие окна венчали орнаменты из драгоценной мозаики, и такая же мозаика украшала ворота, сделанные из драгоценного сандалового дерева.

Огромный граненый купол, так же как и стены, украшенный искусной резьбой и мозаичными узорами, устремлялся к небу высоким золотым шпилем.

Казалось, что огромное здание вот-вот взлетит в небеса сияющим белым облаком. Но оно стояло на земле, прославляя своей красотой и богатством могучего бога Кубиру.

Однако красота и великолепие пробуждали в Конане совсем другие мысли: сияя на солнце, золотые кирпичи, рубины и браслеты так и просились к нему в руки, обещая наслаждения и веселую привольную жизнь.

Ворота внезапно распахнулись, и под звуки оглушительной музыки из храма величаво вышел жрец, а следом — его многочисленная свита. Народ поднялся с колен и словно ждал чего-то. И когда жрец трижды махнул рукой, толпа оживленно зашевелилась и послышались негромкие возбужденные голоса.

Как по волшебству, на площади возник небольшой помост, сооруженный расторопными служками. Собранный в мгновение ока из хорошо пригнанных деревянных брусьев, он был украшен развевающимися лентами и гирляндами бубенцов.

Сбоку от помоста установили высокое кресло для главного жреца. Он торжественно обошел площадь, затем сел и хлопнул в ладоши. Взвыли флейты, и двое дюжих монахов с трудом вынесли из ворот храма большой сундук. Когда они откинули крышку, по толпе пронесся восхищенный шепот.

Все это время Конан внимательно прислушивался к разговорам горожан, а потому уже звал, что сейчас произойдет. Оказывается, раз в несколько дней, когда на то была воля божества, здесь, на площади, происходило состязание во славу Кубиры. Самый сильный из монахов вызывал на поединок любого из горожан или паломников. Их заклад не должен уступать закладу Кубиры. Если побеждал горожанин — ему доставался сундук с богатствами и благословление божества, а это сулило большую удачу во всех делах. Если выигрывал монах — то заклад горожанина доставался храму, но проигравший все равно был благословлен Кубирой за участие в поединке. Поэтому всегда находилось много желающих принять участие в состязании.

Вот и сейчас к помосту подошел коренастый крестьянин в холщовой одежде. Следом за ним двое юношей несли сундук с закладом. Его поставили рядом с монастырским сундуком и откинули крышку. Жрец с высоты своего кресла осмотрел содержимое и медленно кивнул.

Крестьянин сбросил одежду, на нем осталась лишь полоска материи вокруг бедер. Его умащенное маслом тело играло буграми огромных мышц.

Противником крестьянина был опытный воин. Видно, он участвовал не только в рукопашных боях — на его теле светлели рубцы, оставшиеся от ран, нанесенных мечом или секирой. Он был крепок и жилист и казался отлитым из темной бронзы.

Оба бойца подошли к жрецу и преклонили перед ним колени. Жрец поднялся, взял из рук служки небольшую чашу и окропил вином их головы, произнося молитву во славу Кубиры. Затем он громко благословил обоих и дал знак к началу состязания.

Бойцы поднялись на помост и стали медленно сходиться, как бы оценивая друг друга. Затем последовал молниеносный выпад воина — и вот они уже сцепились, пытаясь оттеснить друг друга к краю площадки. Толпа, до этого тихая и сдержанная, вдруг взорвалась криками:

— Мерван! Непобедимый Мерван одолевает! Славься, великий Мерван!

— Супанда! Держись, Супанда! Боги помогут тебе! Смелее, Супанда!

Конану тоже хотелось кричать и вопить вместе со всеми, он видел, что Дхавана не выдержал и тоже что-то выкрикивает, подбадривая Супанду. Помня о своей роли немого, киммериец замычал, впрочем, звуки эти больше походили на рычание раненого зверя. Люди, стоявшие рядом, с опаской косились на странного чужеземца и старались отойти подальше. Вскоре вокруг Конана образовалось пустое пространство. В гордом одиночестве он возвышался на своем коне прямо напротив кресла жреца, привлекая к себе всеобщее внимание.

Тем временем бой на помосте продолжался. Опытный воин теснил Супанду. Казалось, крестьянин вот-вот упадет с помоста. Но каждый раз гигант уворачивался, и противники вновь кружили друг против друга, готовясь к новой атаке.

Толпа явно желала удачи Супанде, бойцу, впервые вышедшему на храмовый помост. В Поталии сила ценилась не меньше богатства и удачи, поэтому его здесь хорошо знали. Он играючи носил тяжелые мешки с рисом, которые с трудом могли поднять пять здоровых мужчин. Но слава доблестного Мервана, уже давно не имевшего себе равных, заставила Супанду усомниться в своих силах. Однако желание выйти на поединок с прославленным бойцом и получить благословение Кубиры, а, может быть, и сундук, победило все сомнения — вот он и вышел на помост.

Бой длился уже довольно долго, но соперники ни в чем не уступали друг другу. Уже не один раз нога непобедимого Мервана касалась края помоста, но он упорно теснил противника к центру, стараясь удержаться и выискивая удобный момент для нападения. Но коварные приемы, столько раз приносившие Мервану победу, на этот раз ни к чему не приводили. Супанда почувствовал, что Мерван растерялся, неожиданно схватил его поперек туловища, и, несмотря на отчаянные попытки воина высвободиться, тяжелым шагом подошел к краю помоста. Несколько мгновений он подержал извивающегося и рычащего в бессильной ярости противника в воздухе и бросил его вниз. Мерван молниеносно, как кошка, вскочил на ноги и снова ринулся в бой, желая отплатить за свое унижение. Но главный жрец поднялся с кресла и поднял руку. Несколько опоясанных мечами монахов подбежали к Мервану и увели его с площади.

Служки торжественно подвели победителя к жрецу. Там на него, еще тяжело дышащего после схватки, надели расшитые золотом одежды и трижды провели вокруг площади. Неутомимые музыканты раздували щеки, но музыки не было слышно из-за восторженного рева толпы. Потом торжествующий победитель удалился, став обладателем богатства и благословения.