Из подвала поднялась энергичная товарищ Островитянская.

- Что так долго? - в один голос спросили мужчины.

- Имя-фамилию хозяина квартирки на всякий случай выяснила. Наверняка, он не при чем, но вдруг у него гостил кто-то из нам интересных граждан. Если по больнице и прочему ничего не прояснится, придется этого хозяина разыскивать, - логично объяснила оборотень.

- Собственно, а почему хозяин квартиры не при чем? - вновь насторожился штабс-капитан. - Где он сам в данные момент? Он, насколько я понял к красной гвардии имеет отношение.

- Несомненно, наш человек, сочувствующий, - заверила Лоуд. - Вы его квартирные условия и барахло видели? Как может такой человек не поддерживать справедливое революционное дело?! Но сейчас он на работе - сдельно трудится, без увольнительных, не то что тут некоторые в фуражках. Но у него алиби.

- Для алиби нужны надежные незаинтересованные свидетели, - возразил Лисицын.

- Он инвалид, такое вот алиби, - объяснила товарищ Островитянская, забираясь в машину.

- Что, совсем инвалид? - уточнила Катрин.

- Вот какие вы, офицерский корпус, жесткосердечные, неизменно пытаетесь к простому рядовому пролетарию придраться! - возмутилась оборотень. - Отвоевался уж несчастный ветеран. Ногу ему оторвало на Цусиме или еще где-то в тех краях. Ковыляет на деревяшке, трудновато ему с пулеметом и бомбами шнырять. Сидит в мастерской, шилом ковыряет, лобзиком жихает.

- Это совершенно иное дело, можно же было и сразу пояснить, - несколько смутился офицер.

- Вы бы сами соседей и пораспрашивали, для полнейшей достоверности, - справедливо намекнула оборотень. - Ответственное следствие ведем, необходимо мобилизовать логику, железно сосредоточиться, а вы встали и дом разглядываете. Федор, я от тебя большей активности и настойчивости жду.

- Я готов. Но уж очень дело непривычное, не знаешь за что тут ухватиться, - пожаловался анархист.

"Лорин" погнал к больничке, Катрин подумала, что с хозяином квартиры действительно надо бы поговорить. Имелись у шпионки знакомые инвалиды - весьма деятельные и прыткие люди. Здесь, конечно, иной случай, но мало ли - вдруг в подвале у этого одноногого явочная квартира? Или какой-нибудь перевалочный склад устроен в мастерской? Красногвардейцы комнату на всякий случай осмотрели, но специфического опыта у них нет. Ухватиться пока, действительно, не за что. Возможно, хотели взять хозяина и что-то вытрясти, но не нашли, в досаде убили мальчишку-подмастерье. Хотя это картину преступления не объясняет.

В больнице никакой ясности не прибавилось. Сначала к пострадавшей вообще не хотели пускать - "нервное потрясение, слепота, имейте совесть". Лоуд заверила, что они "с дамой" имеют фельдшерское образование, а мужчины ничего спрашивать не будут, они для подписания протокола. Неохотно пустили в шестиместную палату, закономерно что никакого допроса не получилось. Девчонка с завязанными глазами - худая и, видимо, жутко некрасивая, балансировала на грани истерики и разговаривать вообще отказывалась. "Да, нет, не знаю", из-под повязки текли слезы, соседки в голос требовали "отстать от несчастненькой бедняжки".

- А ну, гражданки, живо увяли со своим кудахтаньем! - в сердцах скомандовала Лоуд, прохаживаясь по тесной палате. - В городе резко участились злодейства, нападения и беспочвенный бандитизм. Сегодня здесь одна девица рыдает, завтра сотни возрыдают. "Геометрическая прогрессия" называется. Слышали? Нет? Вот я и говорю - совершенствование образование и ликвидация безграмотности при новой власти будет на первом месте. Наравне со здравоохранением. А то у вас тут одной касторкой воняет, да и то прогорклой. Значит так - девица остается на вашем попечении, успокаивайте, чаем отпаивайте, как угодно, но чтоб рассказала, как и что было. Вечером заедем, все детально запишем. Вопрос архиважнейший, государственный. Вот ты за главную ответственную будешь. Грамотная? - оборотень указала на женщину попричесаннее, та испуганно закивала. - Без старорежимной злобы, сердечно, по-товарищески, расспросите пострадавшую, записываете и запоминайте все полезное и бесполезное. Обществу жизненно необходимо пресечь череду жесточайших преступлений. Всем ясно? Следственная группа - на выход!

Торчавшие в дверях мужчины и Катрин охотно двинулись прочь. Товарищ анархист и "его благородие" пребывали в некотором ступоре: расхаживающая по палате Островитянская порядком потеряла во внешнем лоске и изысканности, походила на здешних болящих: такая же городская, насквозь свойская-простецкая, разве что порумянее - осознать такое замороченное изменение было невозможно.

- Да, насчет глаз, - вышедшая Лоуд сунула голову обратно за дверь палаты. - Эй, Глафира, за глаза не трусь - прозреешь. У меня точно так же было, только через сутки отлежалась, веки разлепила. Это бомбы такие жандармские, особой гадости - глаза выжигать. Но нас таким не возьмешь!

В палате дружно ахнули, потрясенные жандармским коварством, а Лоуд повернулась к следователям, и опять была той самой: с точеным аристократическим лицом, таинственной улыбкой, в стильном прекрасно сидящем жакете - просто петербургская богиня. Руководяще-революционная, насквозь поэтичная.

- Теперь в морг, господа-товарищи, - молвила многоликая богиня.

В морге, вернее, мертвецкой оказалось совсем уж нехорошо. К останкам людей Катрин относилась с должным уважением, но относительно спокойно. (К счастью, непосредственно общаться с умершими приходилось редко, боги миловали, для такого образа жизни особая склонность и железные нервы необходимы). Но в здешней мертвецкой было уж очень неупорядоченно. В полутьме под низкими сводами-арками бродили рыдающие родственники, разыскивали близких, пытались ворочать неподатливые тела. Кто-то горланил нечто скорбное, но таким развеселым тоном, что хотелось пойти и дать ему в морду. Назидательно вещал, останавливал ищущих, шепелявый батюшка, которому здесь вроде бы и вообще было не место. У конторки истошно звали пропавшего санитара и нашатырный спирт.

Да, главное, запах. Вроде и осень на дворе, и холодно, а не продохнуть. Тела лежали на столах, на грубых лежаках-нарах, но большей частью прямо на полу вдоль стен: раздетые, одетые, полуодетые, женщины, мужчины, дети - все вместе.

- Словно газом удавливает. Это потому, что тел много, - крепясь, объяснил анархист.

- А тел много, потому что революция началась и все никак не кончится, - пробормотала Катрин.

Штабс-капитан, без церемоний зажавший нос и рот носовым платком, согласно кивнул.

Оборотень, относящаяся к останкам еще проще напарницы, вспомнила, что хотя и в статусе революционерки, но рафинированной, и извлекла кружевной платочек.

- Действительно, много. Но не потому что революция, а строго и абсолютно наоборот. Порядка нет. Если кто скажет, что все нормально и никаких изменений бытие России не требует, пусть сюда заглянет. Ладно, а как нам искать? Подряд, что ли смотреть? Так мы их не узнаем.

Товарищ Дугов мужественно отправился на поиски местного начальства, шокированный Лисицын смотрел на тела в окровавленных шинелях, грудой лежащие под колонной, а Катрин, пользуясь, случаем спросила у напарницы:

- Нюансы проявились?

- Мелкие. Во-первых, не бомбой девчонку ослепило, а гранатой. И не светошумовой, а именно световой

- Гм, а такие бывают?

Оборотень посмотрела с сочувствием:

- Катя, ты лучше временно вообще не дыши. А то нюансов не улавливаешь. Я в ваши оружейные дела никогда не лезу. Браунинги, шмаунинги, мраузеры-браузеры - это как хотите, пока меня не касается. Но ежели в меня швыряют некой заумной шмондюковиной, то я невольно запоминаю. Хорошо, у меня реакция быстрая. Но действительно левый глаз потом дня два плохо видел. Заср... в смысле, метателю это не помогло, я этого гаденыша с его сюрпризами... Впрочем, это я потом расскажу. Значит, граната - короткое шипение, потом белая вспышка. Полагаю, не летальное, но чрезвычайно гадостное оружие. А заостряю я твое благородное внимание на этом факте, поскольку подобные гранатки - очень современное оружие. В смысле, по вашей временной линии его вообще еще нет.