На этот раз тетя Мэрион была вынуждена одолеть свою гордыню. Она без приглашения приехала к Торнам на День Благодарения. Ибо тетя Мэрион собиралась неожиданно сообщить всем что-то очень важное.
В этот субботний вечер она наблюдала, как мальчики прощались со всеми в холле; дверь была широко распахнута, чтобы Мюррей, шофер, спокойно сносил вещи мальчиков в машину. Из года в год повторялось одно и то же: приезжали они сюда с парой чемоданов, уезжали с шестью. Холодный ветер внезапно ворвался в холл, и Ричард Торн, красивый черноволосый мужчина лет шестидесяти, поеживаясь от пронизывающего сквозняка, отошел в сторону. Он давал Анне возможность не торопясь проститься с мальчиками.
Анна стояла в дверях и обнимала обоих мальчиков, покусывая свои губы, чтобы не разрыдаться. Целуя детей, она просила их не забывать писать письма и вести себя хорошо. Ричард, наблюдавший эту сцену, наполнился вдруг какой-то новой любовью к этой замечательной женщине, вошедшей в его жизнь в трудное и полное отчаяния время.
Марк обернулся у бросился к отцу, чтобы еще раз обнять его.
— Ну что, встретимся на нашем дне рождения, да, па?
— Спрашиваешь! Дэмьен! Подойди сюда! Обними, что ли, своего старика.
Дэмьен подбежал к Ричарду и прижался к нему, правда, не так пылко, как Марк. В двери появился Мюррей и деликатно кашлянул.
Анна улыбнулась.
— Мы поняли намек, — проговорила она, направившись к Ричарду и подросткам. — Ну, мальчики, пора.
Обнявшись на прощание с мачехой, мальчики плюхнулись на заднее сиденье роскошного черного лимузина. Дверцы захлопнулись, мальчишеские носы и губы расплющились о холодные стекло в прощальном поцелуе, и машина плавно покатилась, шурша по дорожному гравию.
Ричард с Анной стояли на ступенях особняка и махали до тех пор, пока автомобиль не скрылся из виду. Когда они повернулись, чтобы войти в дом, Анна рассмотрела в окне третьего этажа тетушку Мэрион, наблюдавшую за отъездом. Старушка тут же отскочила от окна, резко задернув занавески…
Дэмьен вольготно раскинулся на заднем сиденье.
— Ну и дела! — воскликнул он и присвистнул.
— И не говори, — согласился Марк. — Что за уик-энд! Мне уже показалось, что я начну орать.
— А давай сейчас поорем, — предложил Дэмьен. И они так пронзительно завопили, что чуть было не оглушили Мюррея.
— Мюррей, — позвал Дэмьен, когда им надоело кричать, — а ну-ка, выдай нам по сигаретке.
Мюррей отрицательно покачал головой и взглянул в зеркальце.
— Ты знаешь мое отношение к этому, Дэмьен.
Дэмьен, вздрогнув, пожал плечами.
— Пока не спросишь, никогда не узнаешь. — Внезапно он развернулся на сиденье, приставил большой палец к носу и, пошевелив другими пальцами, загримасничал: — Тетя Мэрион! Это тебе наш прощальный приветик! — выкрикнул Дэмьен. Марк протрубил в свой охотничий рожок.
— Боже, — произнес он, оборачиваясь, — до чего она противна. И чего они вообще разрешили ей приехать?
— Да все для того, чтобы она тыкала в нас пальцем и своей сварливостью портила праздник. Вот почему, — объяснил Дэмьен.
— По крайней мере нам не пришлось еще и сегодня с ней обедать. — Когда Марк сильно волновался, он начинал излишне четко выговаривать отдельные слова. — Ей, должно быть, уже лет сто, — продолжал он. — А чем это несет от нее постоянно?
— Дурак, это лаванда, — пояснил Дэмьен. — Все старые леди ею поливаются.
— Мальчики, — прервал их Мюррей, — только потому, что леди — старушка…
— Старушка действует нам на нервы, — смеясь, перебил его Марк.
Дэмьен вдруг изменился в лице.
— Мюррей прав, — заявил он.
Марк уставился на брата, пытаясь уловить в его голосе шутку. Но Дэмьен не шутил.
— Время бедняжки кончилось, — продолжал он, сам себе удивляясь. — И не следует нам над ней подтрунивать!
Дэмьен говорил такие странные вещи, что Марк, замолчав, разинул рот. Мюррей попытался изменить тему разговора.
— Вы уже встречались с новым командиром взвода?
Оба подростка отрицательно покачали головами.
— Я надеялся, что они не смогут найти замену, — сказал Марк.
Дэмьен опять вздрогнул: «Пока не спросишь, не узнаешь».
— Вам когда-нибудь говорили, что случилось с сержантом Гудричем? — поинтересовался Мюррей.
— Нет, а… — протянул Дэмьен, пихнув Марка локтем под ребра. Он снова, похоже, включился в игру.
— Говорят, он покончил жизнь самоубийством. — Мюррей бросил взгляд в зеркальце. Но никакой реакции на эти слова не последовало. Самоубийство бывшего взводного, видимо, совершенно не волновало мальчиков.
— Эка невидаль — сержант взвода, — воскликнул Дэмьен. — Да все они одним миром мазаны. — И он, войдя в раж, начал выкрикивать команды: — Внимание! Глаза на лоб! Уши торчком! Пузо вперед! Целься!
Мальчики просто зашлись от хохота. Марк с обожанием взглянул на брата.
— Ты все-таки рехнулся, ты это знаешь?
Дэмьен кивнул, а затем, склонившись, таинственно прошептал:
— Я практикуюсь.
Марк хмыкнул.
— Еще один приветик тете Мэрион! — закричал Дэмьен.
Марк, всегда готовый доставить своему странному, чудному и обожаемому брату удовольствие, громко протрубил в свой любимый охотничий рожок. Звук получился какой-то хрустальный и завораживающий. Он долго еще звенел в холодном ночном воздухе уже после того, как машина скрылась в темных окрестностях Иллинойса.
Обеденного стола вполне хватало для того, чтобы свободно разместить двенадцать человек, но сегодня за ним восседало всего лишь четверо. Ричард Торн занимал место во главе стола, слева сидела Анна. По правую руку расположилась тетушка Мэрион, а рядом с ней примостился взъерошенный мужчина средних лет, звали его доктор Чарльз Уоррен. Будучи одним из самых выдающихся знатоков христианских артефактов, он являлся куратором Музея Древностей, основанного Реджинальдом Торном.
Тетушка Мэрион собиралась произнести речь, и окружающим ничего не оставалось, как выслушать ее. Ричарду, правда, очень не хотелось, чтобы при этом присутствовали посторонние.
— Уже поздно, и я устала, — начала тетушка Мэрион, окидывая присутствующих взглядом и убеждаясь, что все трое внимательно слушают ее. — Перейду сразу к делу. Я старею и скоро умру. — Она в упор взглянула на Анну. — А вздохи свои поберегите на потом. — Анна попыталась что-то возразить, но тетушка продолжала: — Я владею тридцатью семью процентами «Торн Индастриз» и, кажется, имею право распорядиться своей долей, как сочту нужным.