Подойдя к номеру 23 на втором этаже, я тихонько стучусь в дверь и жду ответа. Но ничего не происходит. Стучу сильнее, и снова безрезультатно. Тогда я нажимаю на ручку, растворяю дверь и вхожу. В комнате темно, но в противоположной стене имеется еще одна дверь, ведущая во внутренние помещения. Я вижу, что из-под двери пробивается полоса света. Тогда я отыскиваю выключатель и зажигаю свет. В этот момент раскрывается вторая дверь и из нее выходит дама.

Я не из тех парней, которых можно легко удивить. В свое время нагляделся на разные чудеса, но такого зрелища, как эта особа, я никогда не встречал. На ней были надеты турецкие шлепанцы без задников, широченные восточные шаровары, которые могли показаться непрозрачными разве что слепому, бюстгальтер, который вообще ничего не прикрывал, и масса звенящих браслетов.

Передо мной потрясающие ножки, каких я еще никогда не видывал, замечательная фигура, лицо с раскосыми глазами, которые как будто глядят на тебя со страниц географического учебника. В добавление к этому волосы у нее были окрашены в соломенно-желтый цвет, хотя краска уже начала слезать с корней. В довершение всего над пупком у нее была приколота серебряная картонная звезда.

— Ну и ну, — невольно вырвалось у меня. — Я вижу сейчас перед собой самое очаровательное маленькое создание из сказки «Индийская принцесса с пробковой ногой».

Она отвечает:

— Послушайте, молодой человек. Вы что воображаете, что вы из гестапо? Возможно, вам говорили, что эта часть Франции уже не находится под оккупацией и что никто больше не имеет права без приглашения врываться в частные дома.

— Не верьте такой ерунде, крошка, — советую я ей. — Что касается меня, то я ведь и есть из оккупационных войск. Но, может быть, вы согласитесь удовлетворить мое любопытство. Чего ради вы нацепили на себя все это барахло? Или же вы репетируете стриптиз?

Она опускает глаза на свои шаровары и произносит:

— А вдруг я думаю о старых временах?

— Даже если это так, моя козочка, — отвечаю я ей, — вам все равно нужно было бы надеть на себя хоть какое-нибудь исподнее, потому что моя старенькая мама, миссис Кошен, женщина умная и опытная, частенько говаривала, что женское белье подобно Рейну: оно практически является для женщины последней линией обороны. Ну а в таком виде, уверяю вас, у вас нет даже и одного шанса на спасение, коли кто-нибудь предпримет обходной маневр.

— Значит, вот вы какой шустрый, да? Может быть, вас удивит, если я скажу, что одно время я действительно выступала с номером стриптиза. «Стриппер» — так они называют эту должность. А теперь у меня тоже есть номер в программе варьете. Да еще какой! Гвоздь программы!

— Так уж и гвоздь? Ставлю 6 против 4, что, если кто-нибудь из здешних завсегдатаев заметит, что у вас косят глаза, он больше никогда не взглянет на вас.

— Наплевать на косоглазие, парень! Посетителям в голову не приходит смотреть мне в глаза. Но, может быть, вы мне скажете, чего вы тут ищете? Это не частные номера.

— Я ищу одну даму по имени Джуанелла Риллуотер. Это ее комната. Может быть, вы знаете, где она?

— Это не ее комната, и я не знаю, где она. Во всяком случае, я не имею никакого желания знакомиться с дамой по имени Риллуотер. Мне не нравится это имя.

Я стою и продолжаю рассматривать малютку. Ее вид будит во мне какие-то воспоминания. Вдруг до меня доходит.

— Ба-ба-ба… Жизнь иной раз преподносит самые неожиданные сюрпризы. Если вы не Марта Фрислер, которая выступает со стриптизом в бурлеске Мецлера в Чикаго, то я тогда Адольф Гитлер.

— Ты прав, парень, — говорит она. — Это я, и я пользовалась успехом. Припоминаю один вечер…

— Верю вам на слово, — перебиваю я ее не совсем вежливо. — Мне думается, что один вечер в этом бурлеске был точно таким же, как и второй. Итак, вы не знаете миссис Риллуотер?

— Нет. Я никогда о такой не слыхала. А теперь закругляйтесь и разрешите мне заняться репетицией.

— Послушайте, у меня есть еще парочка вопросов, которые я хотел бы разрешить до того, как я исчезну.

— А кто вы такой, чтобы задавать мне вопросы? — удивляется она.

— Меня зовут Кошен. Я из Федерального бюро, откомандированный сюда в армейскую разведку. А что вы тут делаете и каким образом сюда попали? — спрашиваю я и показываю ей свой значок. Она отворачивает обшлаг и смотрит на свои часики.

— Это долгая история, хотя и очень занятная. Может быть, вам будет интересно ее выслушать с самого начала?

— Почему бы и нет? Не откладывайте дела в дальний ящик. Валяйте.

— Ладно. Присаживайтесь, правды в ногах нет.

Жестом она приглашает меня сесть возле окна, подходит к буфету и наливает пару стаканов рома. Один протягивает мне. Я выпиваю. Хорошая штука.

— Ну, это дело тянется давно. Вот послушайте, как все началось.

Она смотрит куда-то поверх меня, и на ее лице вдруг появляется мимолетная гримаска. Я сижу спиной к двери. Повернувшись на стуле, я вижу, что в комнату входит какой-то парень: высоченный, худой детина с продолговатым лицом и хрящеватым носом.

Он одет в синий костюм и полосатую рубаху с белым галстуком. Чем-то напоминает кубинца, из тех, которых вам обычно показывают в дешевеньких театрах-варьете. Он улыбается, обнажая при этом ряд белоснежных зубов. В правой руке у него зажат автоматический пистолет, направленный мне в спину. Последнее мне совсем не нравится.

Я приканчиваю свой ром и опускаю стакан на стол. Парень возле двери смотрит на мою собеседницу и говорит с явным иностранным акцентом:

— Ну, што эта? Она отвечает:

— Это… это действительно кое-что. Это мистер Кошен. Он из отдела контрразведки. Только что показал мне свою бляху. Ищет даму по имени Риллуотер.

— Ага! — говорит парень и входит в комнату. — Знаете, мистер Кошен, мы не любим людей, которые суют нос не в свое дело. Особенно мы не перевариваем полицию, даже если она работает на паях с американской армией.

— Возможно, именно это заставляет вас не любить их еще сильнее, — соглашаюсь я. — Почему бы вам не убрать оружие? Вы так можете сильно навредить себе же.

Он подмигивает мне, и совсем недружелюбно. Я чувствую, что этот тип мне явно не нравится.

— Себе? — наигранно удивляется он. — Если такое и бывает, то очень редко. А вот другому я могу сделать вред.

Он расстегивает свободной рукой верхнюю пуговицу узкого жилета, потом запускает ее в карман брюк. Когда борт его пиджака отвернулся, я замечаю в верхнем кармане затейливый карандаш и тоненькую позолоченную цепочку. Мои глаза прикованы к этому карандашу. Парень подходит к буфету, подносит горлышко бутылки к губам и делает солидный глоток. Но его глаза неотрывно следят за мной, а пистолет по-прежнему нацелен прямо в меня.

Окончательно убеждаюсь, что я совершенно прав, не симпатизируя этому латиноамериканцу. Проклятый подонок! У него вид настоящего мошенника. Кроме того, я ни минуты не сомневаюсь, что он без раздумий нажмет на курок и тем самым снесет прочь большой кусок моей нижней части тела, что, как вы понимаете, вовсе не является заманчивой перспективой.

Я смотрю на пистолет и даже со своего места вижу, что предохранитель снят. Может быть, этот парень и правда задумал черное дело. Девица в театральных брюках прислонилась к гардеробу в другом конце комнаты и смотрит на него краешком глаза. Во всяком случае, мне так кажется, потому что у этой крошки такое косоглазие, что не можешь даже понять, куда она смотрит.

— Ты, должно быть, очень удачливый парень, — говорю я. — До сих пор тебе, видимо, всегда везло, но на этот раз ты можешь нажить себе кучу неприятностей, потому что для вашего брата противопоказано грозить таким парням, как я. Может быть, тебе известно, что у нас тут стоят войска?

— Да, — отвечает, — знаю, но, сеньор, иногда бывают и несчастные случаи.

— Можешь мне это не говорить! Уверен, что твой папаша так и подумал, когда услыхал о том, что твоя матушка должна произвести тебя на свет. Но, может быть, ты вообще родился, не как все люди? Или у тебя никогда не было отца? — Тут я ухмыляюсь. — Так вот в чем дело! Дитя любви, так это называется.