Дело в том, что геометрическое состояние верхних слоев пространства рациональностей, которые определяют то, что принято называть духовным, или культурным слоем, задавало нам преимущественную мотивацию, в силу которой мы не находили рациональным жертвовать своей принадлежностью к этому слою. То же можно сказать и об ошибках, которые вдруг начинают играть слишком заметную роль в нашей жизни.

Внезапно мы начинаем понимать, что ошибки железнодорожных служб безопасности, пилотов, машинистов локомотивов, водителей автобусов и большегрузных грузовиков - по своему определению профессионалов осторожности - становятся слишком частыми, что в действия тех, кто проходит довольно жесткий отбор по способности своей собранностью и сосредоточенностью обеспечивать нашу выживаемость в условиях повышенного риска для нее, чаще, чем обычно, появляется явно неуместный для этой сферы деятельности иррационализм. Когда статистическая тенденция этого феномена становится слишком назойливой, все это нужно как-то объяснять, что скорее всего трудно сделать с помощью чего-либо, кроме стихии - в данном случае, похоже, стихии не чего-нибудь другого, как разогрева.

Дело в том, что те устойчивые программы поведения, которые привычно обеспечивают нашу безопасность в наших сегодняшних технических обстоятельствах, как раз и сформированы стихией этих обстоятельств, или, что одно и то же, их геометрией. Особенные подробности нашего поведения, которые необходимы нам в сегодяшнем скоплении людей, наполненном многоэтажными домами, автобанами, летающими аппаратами, электрокоммуникациями, теплотрассами, и т.д., совершенно непохожи на сонливое благодушие, достаточное для того, чтобы довольно безмятежно себя чувствовать на улицах города стопятидесятилетней давности, и непохожесть эта происходит за счет того, что сегодняшняя геометрия жизненного мира отличается от тогдашней.

Геометрия связей, образующих жизнь человека, переходит в его мозг. Эта геометрия, по сути, делает человека таким, каким он есть. Она формирует схемы его поведения и ответы его на все, происходящее вокруг него. Человек усваивает организацию мира, в который он помещен, и чем сложнее эта организация, тем в более напряженном режиме должен ею воспитан для жизни внутри нее.

Жизнь в большом городе настолько же напряженнее, чем жизнь в провинциальном городишке, насколько сложнее, например, пересечь на автомобиле Москву, чем Москоу, штат Пенсильвания. Человек из провинции не без оснований воспринимается коренным жителем большой столицы лохом по отношению к жизни - ну сколько он там у себя в провинции мог усвоить опасностей? - от множества сторон жизни в столице, если его туда вдруг занесет, ему приходится буквально спасаться, в то время как те, кто эту жизнь там создает, привыкли лавировать, для этого они загружены набором нужных программ.

Существует два типа высших образования: столичное, универсальное, и провинциальное, ограниченного применения: для жизни в провинции его хватит, а для столицы - вряд ли. Поэтому выбор учебного заведения провинциалом обычно сообщает о его претензиях на переделку для будущей столичной жизни, либо на отсутствие таковых (ему нравится спокойная, размеренная и полусонная жизнь, и ничего в ней менять он не собирается - ведь она имеет свои преимущества!). Вообще, образование - это тоже способ загрузить свой мозг как можно большим количеством связей, от чего, как известно, выживаемость в целом повышается (не исключение, что обеспечение некоторого минимального уровня образования со временем войдет в компетенцию национальных служб безопасности: спрос на землекопов начинает сильно отставать от предложения, а перегрев рынка, как известно, ведет к социальным напряжениям).

Мы обречены на постоянное усложнение нашей жизни, а текущей сложности ее должно соответствовать наличие соответствующего геометрического слоя в наших мозгах, верхнего слоя, определяющего нашу текущую рациональность и эстетику - способ реагировать на наши витальные обстоятельства.

Разогрев же континуума жизненного мира создает незаметную, как радиация, но от этого не менее серьезную угрозу для нас: он разрушает и деформирует геометрию верхнего слоя рациональностей, отвечающую техническим условиям сегодняшней нашей жизни, сами эти условия непосредственно не затрагивая. Во всяком случае, эта угроза кажется более значительной, чем проблема опустошительных информационных вирусов сетевого значения, которые, кстати, тоже разрушают геометрию своеобразной реальности - программного обеспечения наших компьютеров, - но при этом в гораздо большей степени находятся под нашим контролем. (По случаю можно заметить, что разрушительный эффект компьютерных вирусов - очень хорошая иллюстрация тех событий, которые происходят при разогреве пространства рациональностей, образованного родственной геометрией хитросплетений все тех же цепочек "если - то".)

Доминирующая феноменологическая характеристика разогрева пространства рациональностей - это смещение центра рациональной мотивации из зоны самых верхних рациональных уровней в зону нижних, то есть, тех, что достались нам в качестве "психического багажа" от нашего видового эволюционного пути. Иначе говоря, в результате разогрева оживляются (потому что остаются относительно нетронутыми) уровни, которые определяют наше выживание как биологического вида. Причем они обнажаются тем более (становясь в какой-то степени временно актуальными слоями рациональностей), чем более теряют целостность своих горизонтальных связей верхние слои рациональностей, вершины того, что мы называем духовным прогрессом.

Для тех, кто в это время делает свой бизнес на эстетическом голоде своих ближних, самый большой коммерческий успех обещает эксплуатация образов, так или иначе связанных с жизнью животных инстинктов. Невозможно было бы сказать, что этот эстетический сектор не заселен спросом и предложением и в мирное-то время, то есть, в благополучные для геометрической целостности верхних метрических слоев времена - никто никогда не отнимал значимости, например, у фаллической эстетики, тем более, что у нее - глубокие сакральные корни. Но во времена Перемен значимость (а значит, и ценность) всего, что в качестве эстетического товара предлагает пищу для инстинктов даже в самых упрощенных видах (и даже желательно в самых упрощенных), а также способы самого упрощенного разрешения проблем, возникающих в межиндивидуальной и межгрупповой жизни, сильно возрастает. И поэтому вполне актуальными призывами с первомайских трибун в годы перемен могли бы быть призывы: "Товарищи порнографы! Выше знамя мировой порнографии! Смело осваивайте новые порнографические рубежи! Повышайте производительность своего остро необходимого труда!" Или: "Товарищи беллетристические и кинематографические производители примитивнейших боевиков, ужастиков и всяких прочих триллеров, а также кинокомедий! Смело увеличивайте обороты вашего производства - в его продукте сегодня особенно нуждается все прогрессивное человечество!"

Меньше всего хотелось бы, чтобы ирония, которая может быть обнаружена в этих первомайских тезисах, была воспринята как сарказм. При любых обстоятельствах это всего лишь способ описать геометрические подробности времени Перемен, то есть, времени разогрева и взрыва, то есть, времени, актуального для сегодняшних нас как никакое другое из тех, которые нам может предложить интегральная геометрия Универсума. В сущности, с точки зрения этой геометрии ничего не может быть естественнее для времени разогрева, как легкость, с которой потребительского успеха добиваются ленты, диски и прошедшие переплетную обработку пачки бумаги, где с незамысловатой простотой главным героем оказывается рациональность инстинктов, не доводимая до состояния художественных символов.

Дело в том, что любая эстетическая форма, в которой искусство находит спрос на себя, так или иначе должна иметь какое-то витальное обеспечение, то есть, витальный мотив. Поэтому так или иначе она должна считаться со слоем животных инстинктов, этот мотив ей в конечном счете и обеспечивающий. В силу того, что геометрии нижних слоев жизненного мира включены в геометрии его верхних слоев, они не могут быть обойдены вниманием художественных образов, претендующих на наш спрос. Но это внимание, с другой стороны, учитывая геометрическую сложность верхних слоев, не может не быть очень опосредованным, и только сложная работа того, что мы называем подсознанием, устанавливает наличие связи между художественным образом и рациональным слоем его витальной мотивации. Как только наличие этой связи установлено, эстетической форме, в которой выполнен этот образ, выдается пропуск в наши организмы. Вот почему авангардные эстетические формы сразу после обнародования обречены на неудачу в деле массового спроса на них, и лишь спустя какое-то время могут приобрести массивы поклонников - новое поле для нашего подсознания, в котором распознавание связи между геометрически адекватными этому полю образами и нашими витальными обстоятельствами становится геометрической нормой, требует времени на свое освоение.