— Фима, как ты? — первое, что спросил Семён Яковлевич, а Серафима, улыбнувшись ему, поспешила за удаляющимся Ходом, оглядываясь по сторонам на военных, которые крепили флаер для транспортировки.

— Я в порядке, — заверила она Гаврилова. — Это какое-то недоразумение.

— Я позвонил послу, он сказал, чтобы ты не давала никаких показаний, пока не прилетит наш представитель.

Серафима взглянула на Дантэна, который поджидал её возле выхода из ангара.

— Я что-то должна знать? — обеспокоенно спросила она.

— Да, Маратов пропал, точнее не пропал, а улетел сегодня ночью.

Фима сбилась с шага, удивлённо моргнула.

— Алик?

— Да. Так что тебе ничего не грозит. Не сознавайся ни в чём и не подписывай, жди прилёта нашего представителя, поняла?

— Да, — кинула Серафима и поравнялась с Ходом.

— Нашли вора? — насмешливо уточнил мужчина.

— Вы знали, кто украл? — тихо уточнила девушка, но Дантэн перешагнул порог ангара, и ей вновь пришлось догонять его, стремительно идущего по светлому коридору звездолёта, пока атландиец не привёл её в кабинет капитана, утопающий в коричневом цвете и во всевозможных его оттенках.

Предложив Серафиме присесть, Ход прошёлся по каюте.

— Для начала, хочу сказать вам, сиара Заречина, что ждать представителя Федерации в вашем случае неразумно, а лучше сотрудничать со мной добровольно.

Дантэн не садился, стоял возле второго гостевого кресла и смотрел с высоты своего роста на растерянную землянку.

— Но вы же знаете, что я не крала, — в который раз сказала она ему, и впору было её пожалеть, да только на ошибках учатся, и нужно преподать ей урок.

— Но это не исключает вашу вину в пособничестве. Кто сказал, что вор был один, а не целая банда? Именно к этому выводу пришла как Система Контроля, так и лично я.

— Система Контроля? — удивлённо переспросила Серафима, ставя свой рюкзак к ногам.

— Такая же, как и у вас. Она следит за каждым гражданином и гостем республики. Она же определила вас как подозреваемую в пособничестве.

— Почему? — обиделась девушка на компьютер, который должен делать логические выводы, а не предсказания, палкой по воде писаные.

— А то, что Система Контроля запеленговала музейный чип, который был на украденном экспонате, и он сейчас на вас, — казалось бы, Ход шутил, да только веселья в его глазах не было.

Он включил свой тилинг, и девушка увидела красный маяк рядом с синей точкой на фоне зеленоватой карты звездолёта с обрисованными контурами каюты. То, что синяя точка сам Дантэн, Заречина сообразила, но она не могла понять, почему красный маячок был ею.

Бросив взгляд на рюкзак, девушка нагнулась за ним.

— Нет, не там, — остановил её Ход.

— Нет, не там, — остановил её Ход. — На тилинге.

Фима удивлённо воззрилась на свою руку с украшением, затем подняла взгляд на атландийца. В этот момент борткомпьютер оповестил всех занять свои места, и заурчали турбины. Дантэн опустился в кресло, и оно автоматически зафиксировало его ремнями. Серафиму мягко стиснуло её кресло, а ремни безопасности ловко легли на грудь и талию.

— Да, милая сиара, подставили вас знатно, — устало продолжил разговор Дантэн, отключая экран тилинга и протягивая руку к девушке. — А вы знаете, что ваш тилинг уже прошёл государственную таможню пару часов назад при пересечении границы республики?

Фиме было безразлично, пересёк тилинг границы или нет, настолько её ошеломил масштаб предательства со стороны Алика. И ведь каждый раз она зарекалась доверять людям. А беда пришла, как говорится, откуда не ждали. Алик всегда казался балагуром, но порядочным человеком. Он не вызывал отторжения, хотя Серафима должна была уже различать лицемеров с первого взгляда, ведь не первый раз её предают и не последний, видимо. Наивно полагать, что всё закончится на этом.

— Почему я? — тусклым голосом спросила она у атландийца, протягивая к нему руку с тилингом, понимая его молчаливый приказ.

— А почему именно этот браслет тебя привлёк, Сима. Что в нём для тебя было настолько значимо, что ты пьяная вернулась и умоляла его продать? Почему именно имперский дизайн, ведь атландийский намного более красивый и женственный?

Ход, снова перейдя на ты, словно издевался. Он, ласково улыбаясь, снял тилинг и убрал его в прозрачный бокс, который бросил на стол.

— Он красивый.

Сколько раз она уже это повторила? Кажется десятый, если не больше. Почему ей никто не верил, не видел того, что увидела в украшении она? Переливчатый зелёный цвет настоящего изумруда манил как магнит, кружил голову, будоражил воображение. Казалось, что за тонкой прозрачной стенкой находился самый настоящий солнечный свет, он искрил, передвигался, одним словом жил.

— Особенный браслет для особенной девочки, — выдал Дантэн.

Он сидел, сцепив пальцы и положив их на колено, сам же улыбался, не отрывая пронзительного взгляда от Серафимы.

— А что теперь будет с Аликом? — решила выяснить судьбу сокурсника Заречина, так как о своей не беспокоилась. Ведь кто украл, все знали, представитель вылетел к ней на выручку, осталось узнать, чего от неё, собственно, хотел Ход. Зачем-то он её увёз с Урнаса.

— Ничего особенного — объявим в розыск. Его, конечно же, задержат и вернут, но браслета с ним уже не будет. Нам придётся посадить его в тюрьму, где он проведёт от трёх до пяти лет, всё зависит от адвоката, а потом вернётся домой. А вот с вами сложнее.

Фима удивилась и напряглась.

— Почему?

— Жалко вас за соучастие в тюрьму сажать. Жалко.

— Но я не соучастница, — страх медленно отпускал, и просыпался вполне оправданный гнев. — Почему вы так решили? Меня явно подставили.

Ход откинулся на спинку кресла и беззвучно хохотнул, а Фима обиженно выдала одну из теорий.

— Например, вы! Подсунули мне чип в браслет, когда целовали!

Ход уже не сдерживался и рассмеялся от чистого сердца, глядя на разволновавшуюся Симу. Она не верила в то, что говорила, но логика присутствовала. Он, без сомнения, мог это сделать, если бы задался целью.

— Это не я, Сима.

— Тогда зачем вы меня поцеловали? — спокойным голосом спросила она. Вопрос давно крутился у неё в голове. Даже варианты были, хотелось узнать какой из них верный.

— А разве непонятно было?

Фима покачала головой и усмехнулась.

— Вы другой смысл вложили в поцелуй, не тот, что обычно подразумеваем мы, земляне, когда целуемся.