Она положила на стол двенадцать одинаковых плоских хлебцев, точно таких же, как тот, который принес Инсур.

Шесть из них хозяин пододвинул гостю.

– Остальные мне, – сказал хозяин.

Он взял шесть хлебцев и вышел.

Скоро за тонкой бамбуковой стеной дома послышались заглушенные голоса, легкий топот босых ног по деревне, потом снова стало тихо. Хозяин вернулся.

– Гонцы пошли! – сказал хозяин. – На север, на запад и, вниз по Джамне, на юг.

– Скажи всем, Ордар-Синг, – пускай будут готовы! Времени осталось немного. Прощай!

Путник взял оставшиеся шесть хлебцев и вышел. Хозяин светил гостю факелом.

– Завтра будут знать в Ферозабаде, в Бартпуре, – сказал хозяин. – Послезавтра – в Годуле… Шесть хлебов… в шесть деревень пошли гонцы… Не оступись, Инсур!

Он поднял факел. Белый свежеоструганный столб недавно установленного в этих местах телеграфа выступил из темноты. Высоко над листвой гудела проволока, вести по ней с прошлого года летели из Лагора в Бенарес, из Калькутты в Пешавар, – из одного края полуострова в другой.

– Электрический дьявол летит там, поверху, – сказал хозяин, – по стальным жилам. В Дели, в Лагор, в Пешавар. Быстро летит, о-о!..

Он затряс головой.

– Мои вести летят быстрее, Ордар-Синг! – сказал путник. – Много быстрее! – И он улыбнулся, в первый раз за всю беседу.

Хозяин вскрикнул и отступил. Факел дрогнул у него в руке.

– Святая Парватти! – сказал хозяин. – Что сталось с твоими зубами, Инсур?..

Он поднес факел к лицу гостя.

Вместо передних зубов, и верхних и нижних, у человека торчали только изломанные, истертые корешки, едва выступающие над деснами. Зубов не было, точно их спилили неровной пилой.

– Что сталось с твоими зубами, Инсур? У тебя были зубы, как у рыси!..

Человек не отвечал.

– У тебя были зубы тверже железа!

– Железо оказалось тверже! – усмехнулся путник. – Прощай, Ордар-Синг!

Он отошел, потом, точно вспомнив о чем-то, вернулся.

– Ты называешь меня Инсуром? – сказал он. – Забудь это имя, Ордар-Синг.

– Инсур, да, Инсур-Панди, таким я знавал тебя всегда, – забормотал хозяин.

– Забудь это имя! – жестко повторил путник. – Зови меня Панди, просто Панди, как зовут многих. Прощай!

И он ушел в темноту.

В полдень Панди пришел на небольшую военную станцию и прошел ее всю, от нарядного белого дома офицерского собрания до солдатских линий за пустырем. В полутемной лавке перса, в тени, под навесом, он переждал до ночи, а потом, когда совсем стемнело, пошел по линиям, вдоль одинаковых низких солдатских хижин, крытых свежим тростником. Присмотрелся и, завернув окольной тропой, с черного двора, кухней, вошел в помещение артиллеристов.

– Кто такой? – строго спросил наик, туземный капрал, и тотчас замолчал. Инсур протянул ему на ладони какой-то смятый тёмнокрасный цветок. Наик вгляделся в узор лепестков.

– Входи! – прошептал наик.

Он повел Инсура внутрь дома. Торопливый шопот понесся по низкому просторному помещению, с порога повставали люди. На глиняный пол поставили тусклую светильню. Все сели на пол в кружок, а Панди положил свой цветок в руку ближайшему к нему сипаю. Это был тёмнокрасный болотный лотос. Цветок пошел по рукам. Волнение отразилось на лицах. Каждый молча рассматривал узор лепестков и передавал соседу. Никто не произнес ни слова. Потом все повернулись к гостю. Инсур привстал.

– Искра, зажженная близ Калькутты, летит далеко! – сказал Инсур. – Два полка разоружены в Барракпуре, две тысячи сипаев пошли по родным домам. Вчера горели офицерские дома в Мирзапуре, – завтра будут гореть в Аллахабаде. Будьте готовы, сипаи!

Он оглядел суровые лица артиллеристов.

– Мы служим им, а они разоряют наши деревни. Мы работаем на них, а они забирают рис у наших отцов и жен. Сто лет бродит тигр по нашей стране, терзает и рвет когтями ее несчастное тело. Сто лет назад Роберт Клайв – саиб – обманул наших дедов. В несчастливой битве у Плэсси Индия покорилась Британии. Мы, внуки, отвечаем ударом копья на обман, кинжалом на обиду. Будьте готовы, сипаи! Власти чужеземцев должен прийти конец!..

– Конец! – с ненавистью подхватили негромкие голоса.

Старый седой наик встал со своего места.

– Они заставляют нас присягать своей королеве… Еще хуже стало при этой королеве, чем при том короле, который был до нее!.. Еще больше плывет мимо наших берегов судов с каторжниками в цепях, в далекие страны, из которых не возвращаются.

– Они гоняют нас за тысячи миль, в чужие земли, чтобы нашими руками убивать людей тех стран!..

– В далекие и пустынные места они увозят нас… В такие, где мы, индусы, не можем совершать нашего омовения и гибнем от холода…

– Власти саибов должен прийти конец!.. Последний день сотого года должен стать последним днем их владычества в Индии.

– Их мало, а нас тысячи тысяч!.. Мы прогоним их обратно в море, из которого они пришли!

– Наши отцы и братья в деревнях ждут только знака! – Молодой сипай в чалме мусульманина даже привстал в волнении.

– По военным станциям уже брошено слово!..

– Пожар зажегся под Калькуттой и искры летят далеко! – повторил Инсур.

Лотос обошел по кругу и вернулся к нему. Инсур положил цветок на ладонь правой руки и расправил лепестки.

И тотчас два сипая поднялись по знаку наика. Один из них, в чалме индуса, взял цветок из руки Инсура и молча коснулся его губами. Оба неслышно вышли.

– Мои гонцы быстро бегут! – сказал наик. – Завтра будут знать в Агре, послезавтра – в Мируте…

Инсур кивнул:

– В добрый час! – Он поднялся с пола.

– Мой путь далек! – сказал Инсур. – Я иду дальше на север.

Настало утро. Первые лучи солнца осветили пушистые розовые колючки высокой травы. Инсур-Панди шел дальше, ровным шагом сипая, с сумкой за плечами. О, он знал эти места – нищие деревни, поля, усыпанные камнем, быстрые реки, бегущие с гор!.. Он шел открытой дорогой и не боялся. Стальные нити телеграфа еще не протянулись в этих местах. Власти здесь еще не знали о событиях под Калькуттой: о том, что туземный солдат стрелял в британского офицера, что распущены два сипайских полка, что много ночей уже горят по стране офицерские дома, и виновных не найти…