— Тебе больше нравятся стабильность и порядок.

Фиона сунула руки в карманы.

— Я слишком много болтаю, а ты слишком хорошо слушаешь. Опасная ситуация.

— Для кого?

— Для того, кто болтает. Видишь ли, ты создаешь впечатление, что не обращаешь особого внимания, что тебе неинтересно. Но ты внимателен. Вроде бы не реагируешь, но впитываешь подробности. Вообще-то это нечестно. Ты мне нравишься. По крайней мере, я думаю, что ты мне нравишься. Я мало о тебе знаю, потому что ты не рассказываешь о себе. Я знаю, что у тебя есть собака, потому что ее подарила тебе твоя мать. Отсюда я делаю вывод, что ты любишь свою мать или боишься ее гнева. Возможно, и то и другое.

Они шли в молчании целых полминуты.

— Подтверждай или отрицай. Тоже мне, мрачная тайна.

— Я люблю свою мать и предпочитаю, по возможности, избегать ее гнева.

— Вот видишь, не так уж и трудно признаться. А как насчет отца?

— Он любит мою мать и предпочитает, по возможности, избегать ее гнева.

— Ты ведь понимаешь, что чем меньше ты о себе говоришь, тем больше вызываешь любопытства.

— Отлично. Это очень полезно для бизнеса.

— Итак, бизнес. Работа.

— Люди платят, правительство снимает свою долю. Это бизнес.

Фионе показалось, что она нащупала противоречие, пусть даже крохотное.

— Но бизнес для тебя — не главное, иначе ты продал бы мне тот винный шкафчик.

— Никак не успокоишься.

— Либо ты демонстрировал художественный вкус, либо просто упрямился. В данном случае я подозреваю первое, хотя думаю, что тебе не чуждо и второе. И, между прочим, я все еще хочу его купить.

— Нет. Но тебе не помешает новая качалка для веранды. Твоя просто безобразная.

— Она не безобразная. Она прочная. Просто ее нужно перекрасить.

— Левый подлокотник покоробился.

Фиона хотела было возразить, но засомневалась.

— Возможно. Однако, Мистер Таинственность, это только доказывает, что ты замечаешь детали.

— Я замечаю плохую работу и покоробленное дерево. Я отдам тебе новое кресло за уроки с условием, что ты пустишь свою безобразную качалку на дрова.

— Может, у меня с ней связаны личные воспоминания.

— Это правда?

— Нет. Я купила ее на гаражной распродаже несколько лет назад за десять баксов.

— На дрова. И ты научишь моего пса чему-нибудь интересному.

— По рукам. — Когда они вышли из леса, Фиона взглянула на небо. — Стало прохладно. Возможно, мне действительно понадобятся дрова. Огонь в камине, бокал вина. Конечно, я не смогу вынуть бутылку из прекрасного шкафчика, но это я переживу. И тебя я не приглашаю.

— Ты думаешь, что, если бы я захотел закончить то, что мы начали там, в лесу, я стал бы ждать приглашения?

— Нет. Я должна бы возмутиться твоей самонадеянностью, но почему-то не возмущаюсь. А почему ты не хочешь закончить то, что мы начали?

Саймон улыбнулся.

— Ты будешь думать об этом, не так ли? Мне нравится твой дом.

Озадаченная резкой сменой темы, Фиона обернулась и уставилась на свой дом.

— Мой дом?

— Маленький и слегка затейливый, но очень правильный. Я бы посоветовал тебе с южной стороны оборудовать солярий. Это сделало бы архитектуру более интересной, открыло бы твою кухню и впустило в нее больше света. Но, прошу тебя, будь любезна, не проверяй электронную почту и автоответчик. Я приеду с качалкой и псом через пару дней.

Саймон повел собаку к грузовику, отстегнул поводок, подпихнул Джоза в кабину. Щенок гордо уселся на сиденье с палкой в зубах.

Фиона хмуро смотрела им вслед.

Ему некогда было скучать: работа, щенок, смутное желание посадить сад просто для того, чтобы посмотреть, что из этого получится. Примерно каждые два дня, в зависимости от погоды, он катался с Джозом по извилистым, холмистым дорогам острова.

Рутина или отвлечение от нее было именно тем, что он искал, не сознавая, что именно ищет.

Он мог работать, когда ему вздумается, в любое время дня или ночи, ведь его мастерская находилась всего в нескольких шагах от дома, и это ему безумно нравилось. И, как ни удивительно, ему нравилась компания щенка — на работе, на прогулках, в поездках.

Он с удовольствием покрасил кресло-качалку с плоскими подлокотниками в дерзкий голубой цвет. Пусть Фиона кажется скромной, но личность она яркая, отчаянная. Она будет отлично смотреться в этом кресле. Она вообще отлично смотрится.

Саймон пил утренний кофе на крыльце и планировал свой день. Кресло и собаку можно оттащить к Фионе ближе к вечеру. Если только не увязнет в работе. К счастью, у него полно работы. Горка с выступающей изогнутой центральной частью для клиента из Такомы и пара кресел-качалок; кровать, которую он мастерит для себя, и винный шкаф, предназначенный для Фионы.

Возможно, для Фионы.

И еще надо выкорчевать пень — хорошо бы сегодня. Придется заехать к местному фермеру Гэри, знакомцу по собачьей школе, выяснить, не потерял ли тот желания помочь ему, и одолжить цепь и автопогрузчик.

Саймон свистнул, и Джоз весело подбежал к хозяину. Удивляясь собственной радости, Саймон с малышом вернулся в дом. Вторую чашку кофе он выпил, читая в Интернете статьи «Ю.С. Рипорт», как делал последние два дня. Он уже начал думать, что репортерша, обескураженная категорическим отказом Фионы сотрудничать, капитулировала, однако на этот раз наткнулся на вызывающий заголовок:

Под заголовком были размещены фотографии двух женщин — на самом деле почти девчонок. Насколько Саймон мог судить, репортерша справилась с домашним заданием. В статье были изложены подробности жизни обеих жертв, их последних часов перед исчезновением, поисков и обнаружения тел.

От фотографии Перри его бросило в дрожь. Ничем не примечательный пожилой мужчина мог быть тихим, безобидным соседом. Учителем или страховым агентом, выращивающим помидоры на заднем дворе. Да кем угодно…

Саймон оцепенел, увидев фотографию Фионы.

Она улыбалась ему с экрана компьютера, как и дюжина других девушек — юных, хорошеньких, — которым сбежать не удалось.

Первая фотография Фионы резко контрастировала с другой, сделанной у входа в зал суда в толпе репортеров. Здесь Фиона не улыбалась. Голова опущена, глаза пустые. Лицо человека, мир которого рухнул.

Дальше описывались детали ее побега, убийство ее жениха, и вскользь упоминалось, что Бристоу не дает комментариев.

— Но это тебя не остановило, — прошептал Саймон.

Что ж, каждый делает свое дело. Репортеры пишут репортажи. Самое разумное, что остается Фионе, — не обращать внимания на их писанину.

Саймон почувствовал нестерпимое — до зуда между лопатками — желание позвонить Фионе. И одновременно дикое раздражение от своего порыва. Он приказал себе оставить это дело и Фиону в покое.

Он позвонил не ей. Он позвонил Гэри и договорился насчет пня, затем десять минут тренировал Джоза на команду «апорт» — они оба уже вполне прилично справлялись с этим упражнением — и отправился работать.

Он сосредоточился на горке, подумав, что нет смысла работать над шкафчиком для Фионы, пока не сотрется из памяти тошнотворное выражение страха и горя, застывшее на ее лице.

Сделав в середине дня короткий перерыв, он погулял по пляжу, где Джоз умудрился найти мертвую рыбину. После уже ставшего привычным совместного душа, — он до сих пор забывал купить нахальной псине ванночку, — Саймон решил отвезти кое-что из мелочи Сильвии. Он сложил в коробки кухонные доски, вазы, миски и погрузил их вместе с собакой в машину.

Он встретится с Гэри, разберется с пнем, а битком набитый грузовик — отличный предлог, чтобы не задерживаться у Фионы.

Саймон удивился, а Джоз безумно расстроился, когда Фионы дома не оказалось, как, впрочем, и ее собак. Может, она уехала куда-то побыть в одиночестве, развеяться?

Вскоре подъехал Гэри со своим жизнерадостным бордер-колли Бучем, и Джоз воспрял духом.

Гэри, в бейсболке на седых волосах, в очках с толстыми линзами, скрывающими выцветшие зеленые глаза, прокомментировал радостную встречу: