Реформаты также имели ученого человека в качестве проповедника. Это — магистр Гейнрих Инхенгёффер из Герцберга, сначала бывший лютеранином, прибывший с солдатами в страну и служивший походным проповедником в войну под Смоленском. Позже в Москве он стал кальвинистом. Он написал рассужденьице, напечатанное им в Бремене под заглавием: «Ключ к истинному пониманию „запертых дверей“ Joh. 20», и опровергнутое суперинтендентом в Борне в мейссенской земле доктором Давидом Авербахом [177]. Оставшаяся вдова этого магистра Инхенгёффера, живущая еще в Москве, — дочь знаменитого виттенбергского богослова доктора Форстера. Он никогда не уговаривал ее к отпадению, к чему, впрочем, она и сама не чувствовала склонности; напротив, он говорил: «Пусть она останется при лютеранской вере: она может спастись и при ней, так как поступить лучше она не умеет». У реформатов имеется и теперь ученый муж — магистр Андрей Гардинус, родом из Шотландии.
Как сказано, русские ничего не имеют против нахождения в их стране лютеран и кальвинистов вместе с их богослужением. Что же касается римско-католиков или папистов, то они до сих пор встречали у них мало расположения; напротив, они вместе с их религией были как бы мерзостью в их глазах. В 1627 г. король французский Людовик XIII прислал посла по имени Луи-де-Гэ к прежнему великому князю, с просьбой разрешить французской нации свободу торговли в России; при этом он сделал попытку добиться постройки для них католической церкви. Однако в этом ему было отказано.
Когда должна была начаться война со Смоленском, и между начальниками, которые были призваны в страну, оказались и католики, то им за посадку в страну дан был подарок, а затем их с добрым конвоем вновь отправили через границу. В договорах, которые они заключили с нами ради персидской торговли, они внесли строгий запрет, чтобы в случае направления голштинцев для торговли в Персии, они не имели в своей среде людей латинской веры (так зовут они римских католиков). Так ненавистно у них и самое имя их. Следует удивляться, как они, тем не менее, в 1610 г. избрали в великие князья Владислава, королевича польского; впрочем, они потом, еще до начала им действительного управления, отвергли его и позже относились к полякам и к их религии с гораздо большей ненавистью, чем раньше, за то, что они совершили над иконами их, русских, столь большие надругательства.
Эта древняя и как бы прирожденная ненависть и недружелюбие русских к папистам или латинской церкви, впитана их предками от греков и их религии и от них передана потомству и получила дальнейшее развитие. Так как русские являются сторонниками греческой церкви, то они полагают, что в этом деле должны разделять вражду, которую греческая церковь хранила по отношению к латинской в течение многих сот лет.
Откуда получился такой раздор между греческой и латинской церквами, которые сначала были совершенно согласны друг с другом, видно из церковной истории. А именно: началось дело из-за спора епископов о первенстве, а затем присоединились сюда еще некоторая ошибочные мнений о догматах веры, принятые греками, против учения римской церкви…
…Так как греки [178] видели примеры соблазна и тирании в поведении правителей латинской церкви, то они восчувствовали к ним омерзение и гнев, передавшиеся и их потомству.
Русские, пишущие себя членами греческой церкви, ввиду отделения греческой церкви от латинской (впрочем, они говорят: латинская отделилась от них), а также ввиду того, что члены этой церкви всегда были во вражде [с латинской], желают следовать грекам и в этом деле. Они и теперь еще не терпят возле себя сторонников латинской веры или папистов, но зато ладят с теми, кто от папистов отделился.
Русские, правда, говорят, что во всех статьях своей веры, церковных законах и обычаях, равно как и в нравах, они следуют древнейшим грекам. Я, однако, думаю, что ничему они так не научились и ничего так не усвоили, как пьянство, которым славились греки. «У греков был, — говорит Цицерон, — такой закон: или пей, или убирайся». Во многих вещах, как в основных статьях религии, так и в церковных обычаях и церемониях, они от них отстали. Поэтому и греки считают их схизматиками, хотя и не решаются сказать это, ввиду большой поддержки, которую они ежегодно получают от русских.
Герберштейн в своих «Commentaru rerum Moscoviticarum», p. 31, упоминает, что константинопольский епископ или патриарх однажды, по просьбе московитов, послал им греческого ученого монаха, по имени Максимиана [179], чтобы привести в добрый порядок статьи, правила и все вообще, относящееся к греческой религии. Когда монах занялся этим делом, он заметил много грубых заблуждений и указал на них великому князю. Однако вскоре затем он потерялся, и неизвестно было, куда он делся. Полагают, что они тайно его умертвили. То же случилось и с греческим купцом Марком [180], которого они, за подобные же речи, устранили. Они и теперь настроены так же, и со всяким, кто предложит нечто подобное, будет не лучше, чем с вышеупомянутым протопопом Нероновым, говорившим против икон, или с Логином в Муроме, начавшим проповедовать.
В предыдущем достаточно сказано о нынешнем состоянии России и свойствах ее жителей, при описании каковых я излагал больше подробностей, чем принято в описании путешествия. Так как, однако, многим было бы небесполезно узнать такие частью новые, частью не всякому известные вещи, то я надеюсь, что благосклонный читатель не отнесется неблагоприятно к этому моему отступлению, которое я случайно оказался в состоянии сделать. Не посетует читатель, вероятно, и на то, что я прибавлю сюда прекрасные мысли [181] моего бывшего спутника по путешествию доктора Павла Флеминга; мысли эти внушены русскими, преимущественно теми, которые живут в новгородских землях. Пробыв у них, во время первого нашего путешествия, целых пять месяцев, он писал:
177
Авербахом в разных изданиях Averbach и Awerbach; можно передать и через «Ауэрбах».
178
Так как греки. Нами пропущено длинное церковно-историческое отступление у Олеария. Здесь излагается, по доступным Олеарию церковно-историческим актам и трудам канонистов, происхождение греко-римской церковной распри. Факты приводятся со времен апостольских вплоть до XV в. Это ученое исследование Олеария почти не касается непосредственно России (упомянута здесь, впрочем, роль митрополита Исидора на Флорентийском соборе) и не имеет самостоятельной ценности. Поэтому оно в переводе опущено.
179
по имени Максимиана. Имеется в виду известный Максим Грек.
180
греческим купцом Марком. Пропущено перед этими словами: «неким» (подлин.: «einem griechischen Kauffmann»).
181
прекрасные мысли. В переводе уделено место этому идиллическому восхвалению русских поселян XVII в. в противовес грубым, непристойным стихам неизвестного. Заметим кстати, что, кроме П. Флеминга и самого Олеария, из членов свиты писали стихи посол Ф. Крузиус, Г. Граман и Имгофф, поместившие стихи при предисловии к изданию 1647 г.