Эйрик заворочался, пытаясь устроиться поудобней. Взмахнув рукой, он случайно провел по ее груди, и она ощутила это даже через ткань. Тогда она повернулась к нему спиной, но его колено прижалось на какое-то мгновение к ее ягодице.

Она затаила дыхание. Однако вскоре расслабилась, понимая, что прикосновение могло быть случайным. Он часто говорил ей, что ее фигура, лицо и манеры отталкивают его. И впрямь, единственным, что в ней, казалось, обладало какой-то привлекательностью для этого невозможного мужчины, была родинка над верхней губой. Благословенная Святая Бригитта! Этот мужчина был извращенцем. Если он еще хоть раз скажет, что хотел бы сделать языком с ее родинкой, она его просто придушит.

С другой стороны, он не собирается завершать их брачные обеты. Хмм.

Внезапно Идит поняла, что позволила мужу снова отвлечь ее внимание от главного — от признания. Она резко вскочила и села на постели, едва успев натянуть простыню, которая мгновенно съехала с ее плеч.

Глаза у Эйрика расширились и едва не вылезли из орбит. «Кажется, кое-что он видит достаточно хорошо».

— Эйрик, я настаиваю, чтобы ты выслушал меня. Перестань ерзать и слушай…

— Может, мы завершим наши обеты, — немедленно перебил он ее. — Прямо сейчас.

— Сейчас? — воскликнула она. Боже, этот человек вгоняет ее то в жар, то в холод.

— Да, если бы ты кое в чем мне помогла, то я, возможно, и справился бы, — заискивающим тоном предложил он. Идит почудилось, что она заметила усмешку, искривившую уголки его твердых губ, но поручиться не могла: если он улыбнулся, то лишь на короткий миг.

— Мне кажется, что твое тесто уже и так подошло, — сухо заметила она, слишком хорошо памятуя, как его мужской орган выглядел всего несколько минут назад. Она махнула рукой в его сторону, не решаясь удостовериться воочию. — Тебя трудно назвать поникшей лилией.

— Ах, так ты заметила. Однако, как видишь, опара снова опустилась. Взгляни сама.

«Нет, не буду, даже если бы от этого зависела моя жизнь!» Идит вскинула подбородок и поглядела вместо этого на противоположную стену, но ожившая перед глазами картинка заставила лицо ее вспыхнуть.

Он издал странный, кудахтающий звук.

— Конечно же, если бы ты попыталась сделать кое-что… мы, пожалуй, сумели бы оживить его опять.

— Что? — подозрительно спросила она, бросая на него взгляд через плечо.

— Ну, я знал в свое время одного человека…

— Только не надо мне рассказывать снова про этого дерьмового калифа!

— Идит! Укроти свой язык! Ай-ай-ай! Нет, то был другой мужчина, не калиф. Торговец шелком из Миклегаарда, да, кажется, оттуда. — Он махнул в воздухе рукой. — Тесто этого мужчины тоже не хотело подниматься. Несомненно, из-за того, что лицо его жены напоминало скорей зад мула. — Он с душевным сочувствием посмотрел на Идит.

Идит внутренне сжалась, когда ее супруг так уничижительно оценил достоинства ее наружности… или их отсутствие.

— Однако жена старалась изо всех сил, надо отдать ей должное, — продолжал он. — Он рассказывал, что часто она готова была стоять у кровати на четвереньках, лишь бы воспламенить его. Голая, разумеется. Ее длинные волосы свисали вниз, прикрывая некрасивое лицо. И мужчина говорил, что это всегда приносило свои плоды. Детей у них было с десяток, не меньше. Я не думаю…

— Никогда! — взвизгнула Идит и перекатилась на бок, подальше от несносного мерзавца. Конечно же он лжет. Женщины не делают подобных вещей. Идит просто была уверена, что не делают.

«А вдруг?»

К ее глубокому возмущению, Эйрик снова перевернулся на спину и перестал обращать на нее внимание. Не то что ей хотелось, чтобы у Эйрика появилось к ней желание. Может, так-то оно и лучше, уговаривала она себя.

Тогда почему она чувствует себя странно обделенной?

На следующее утро она проснулась и услышала, что Абдул бушует во всю мочь. Эйрик стоял перед птичьей клеткой полностью одетый, в черных штанах, башмаках и в нижней рубахе из толстой материи, вероятно намереваясь отправиться вместе со своими людьми на ристалище. Он держал перед голодной птицей кусочек хлеба.

— Противный чурбан! Авк! — скрипела птица голосом, сильно напоминавшим голос Идит. — Надоедливый ублюдок! Безмозглый негодяй! Лорд Дубина! Авк!

Эйрик оглянулся на нее и оскорбленно поднял бровь.

— Может, у тебя слишком много времени, Идит?

— Поцелуй меня в зад.

— Я не учила его этому, — заверила его Идит, когда он снова насмешливо поднял брови.

— Вялая лилия. Вялая лилия. Вялая лилия.

Глаза у Эйрика прищурились, в них сверкнула угроза, ведь птица повторила слова Идит, прозвучавшие в прошедшую ночь.

Идит почувствовала, как щеки ее вспыхнули от смущения.

— Хммм. Может, тебе нужен урок, моя леди супруга? — произнес Эйрик шелковым голосом, протянул руку к клетке и подобрал длинное зеленое перо, которое обронила птица. Задумчиво покосившись на Идит, он подошел к кровати, присел на краю, и сквозь укрывавшую ее простыню она ощутила своим боком тепло его бедра.

Коснувшись кончиком пера родинки, он хрипло произнес:

— Когда-нибудь… когда-нибудь, Идит, мы восхитительно позабавимся при помощи этого перышка.

Она уставилась на него, завороженная учащенным пульсом, забившимся у него на шее, пылкой чувственностью в светлых глазах, полнотой великолепных губ. И как только мог этот мужчина переходить от полного отсутствия интереса к пламенной страсти в течение нескольких мгновений? А Идит совершенно не сомневалась, что в этот миг он желал ее — так, как только мужчина может желать женщину. И могла бы поклясться, что сейчас в его тесных штанах нет никаких проблем с готовностью к любви.

Пристально глядя ей в глаза, он начал водить перышком по ее губам, по линии подбородка, по обнаженному плечу и, о Пресвятая Мария, по кончикам прикрытых простыней грудей. Через тонкую ткань они оба увидели, как ее соски затвердели.

У Эйрика вырвался резкий вздох.

У Идит по телу пронеслось новое, восхитительное ощущение, и она с нежным стоном закрыла глаза.

Однако глаза ее тут же широко распахнулись, когда она ощутила, что перышко провело нежную линию между грудей, миновало талию, живот и подошло к впадине между бедрами. Ткань простыни не защищала от щекочущего прикосновения. Драгоценное самообладание Идит грозило рухнуть, ей отчаянно хотелось раздвинуть ноги и выгнуться навстречу этим нежным ласкам. Ей потребовалась вся ее воля, чтобы удержаться.

«Ох, я становлюсь бесстыдной развратницей, — отругала себя Идит. — И самое ужасное, мне это нравится».

Ее кожа начинала пылать повсюду, куда бы он ни касался, — на коленях, лодыжках, щиколотках. Кровь гудела в ушах, а дыхание вырывалось неровное и шумное. Все тело тосковало по чему-то неясному, но уж точно грешному. Не успела она понять, что он затеял, как Эйрик откинул край простыни и пощекотал шелковым пером ее ступни.

Она громко застонала в настоящем, как ей подумалось, экстазе от этой его пытки. Или это была пытка его собственным экстазом? Ее смятенный разум ничего не мог понять.

Эйрик поднялся с мрачным удовлетворением на лице — как раз тогда, когда между ними начали возникать, подобно летней молнии, разряды страсти. Казалось, он слегка заколебался, затем нехотя повернулся и направился к двери.

— Ты оставляешь меня здесь в таком… состоянии?

Он остановился и медленно оглянулся, сверкнув на нее такой улыбкой, что сердце у нее зашлось. По всему было видно, что чувства бушевали в нем не менее сильно, чем в ней. Тихим голосом он поинтересовался:

— В каком состоянии?

— Честно говоря, и сама не знаю, но уверена, что это знаешь ты. Останови это, говорю я тебе.

— Остановить что?

Идит поняла, что такое ее состояние забавляет его.

— Эти твои игры со мной.

— Игры? Нет, жена, в игры играю не я. — Он засунул перышко в прорезь пряжки-дракона на плече и похлопал по нему. — Я приберегу перо для другого раза, Идит. И обещаю, что мы доведем эту игру до конца.