— А ты?.. — Пышнотелая особа приближалась к нему с поднятым медным черпаком.

— Ее муж.

— О! Противный чурбан?

При этих словах лицо Эйрика скривилось в гримасе.

Женщина опустила свое оружие и кивнула в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Вслед ему донеслось бормотанье:

— Может, хоть теперь-то она перестанет лить слезы.

Эйрик нашел Идит в одной из гостевых спален, она упаковывала свои пожитки в кожаную сумку.

— Добрые вести, жена, — сказал он ласковым голосом, словно только что вернулся с ристалища в Равеншире как в прежние дни еще до их ссоры, до смерти Стивена. Он закрыл за собой дверь и повернул ключ, чтобы им никто не мешал. Потом лениво прислонился к стене, пристально глядя на жену.

Она поглядела на него опухшими глазами и смерила пренебрежительным, осуждающим взглядом, на которые была мастерицей; так она смотрела на бестолковых слуг и безмозглых мужей. Боже, он любит эту женщину.

— Мы едем домой? — поинтересовался он, выразительно глядя на дорожную сумку.

— Не знаю, куда едешь ты, но я возвращаюсь в Равеншир.

— Тогда, полагаю, поедем вместе.

— Я не нуждаюсь в твоей компании.

— Зато я нуждаюсь в твоей, — нежно произнес он. Ее глаза широко раскрылись.

— С каких это пор?

— С того самого дня, когда ты вломилась в замок, дала пинка моей собаке и стала распоряжаться моей жизнью.

— Я не давала пинка твоей собаке, — запротестовала она. — Просто слегка пихнула. — Когда и другие его слова дошли до ее сознания, она покраснела. — А как же Аза?

— А что такое?

— Не надо играть со мной, Эйрик. Ты пришел к ней домой.

— Ну и что?

— Ничего, я же сказала тебе при первой встрече, что ты можешь иметь любовниц, только не привози их в Равеншир. Ну… ну, если тебе хочется этого…

— Идит… Идит… Идит, — нежно вымолвил он, качая головой. — Еще хоть раз скажешь, что тебе наплевать, если я заведу себе любовницу, и я могу…

— Я никогда не говорила, что мне наплевать, — с жаром возразила она. — Наоборот, мне вовсе не все равно, но я не хочу выступать в роли язвительной жены и делать тебя несчастным.

Он поднял с насмешкой брови.

— Правда? Не знаю, нравится ли мне такое благородство. Кажется, я уже полюбил… этот язвительный язык.

Она закудахтала и стала походить на себя прежнюю. Ему захотелось стиснуть ее от радости в объятиях.

— Идит, я не был с Азой со дня нашего обручения.

Внезапно замерев, она пристально посмотрела на него, и он заметил, что у нее дрожат руки, когда она отложила в сторону какую-то вещь.

— Почему ты здесь, Эйрик?

— Почему ты приехала в Йорк? — ответил он вопросом на вопрос.

Ее ресницы опустились вниз, и она сказала еле слышным шепотом:

— Чтобы убедить тебя ехать домой.

— Ну так убеждай.

Она искоса взглянула на него, пытаясь угадать его настроение.

— Ты поедешь домой? — наконец неуверенно спросила она, высокомерно вздернув подбородок, словно бы заранее готовясь к отрицательному ответу.

Он сделал вид, что задумался над вопросом, и направился от двери в ее сторону. Снял сумку с кровати и поставил на пол, затем устало опустился на постель и, притянув Идит к себе, усадил рядом.

Идит хотелось поскорей услышать ответ и в то же время сохранить гордое молчание. Но больше всего она жаждала сохранить их брак.

— Эйрик, я сделала ошибку, — с трудом выговорила она, — но мне кажется, что я смогу измениться.

Эйрик недоверчиво взглянул ей в лицо. И сердце у Идит сладко заныло. Милостивый Боже, какой он красивый.

— Мне хочется быть уверенным, что я могу доверять тебе, Идит. Я терпеть не могу ложь, просто не выношу.

— Согласна, я виновата. Хотя думала, что поступаю правильно.

— Ты всегда так думаешь. — Он слабо улыбнулся, и тонкие морщинки паутиной окружили его глаза и уголки рта. Он казался измученным и усталым, и Идит едва не заплакала при мысли, что причинила ему столько боли.

Эйрик взял ее руку в свою и провел пальцем по шраму на запястье, который остался после обручения. Пульс Идит бешено забился от нежной ласки. А он сцепил ее пальцы со своими так, чтобы оба шрама коснулись друг друга.

— Сердце моего сердца, — прошептал он, повторяя их клятву, сказанную при помолвке. Сердцу Идит стало тесно в груди от переполнивших ее чувств. Не нашлось бы таких слов, чтобы их выразить.

Конечно же, она зарыдала.

— Что мы будем делать, Идит? — спросил Эйрик, вытирая слезы кончиками пальцев своей свободной руки.

— Я не знаю, — проговорила она сквозь рыдания. — А чего хочешь ты?

Он невозмутимо взглянул на нее.

— Жену, которую буду любить и которая отвечала бы мне тем же. Семью. Теплый дом. — Он долго смотрел ей в глаза, затем шепотом добавил: — Тебя.

Сердце у Идит на миг остановилось. Потом она бросилась на него, повалила спиной на кровать, стала целовать его лицо, шею, глаза, волосы, непрерывно плача. Ее вуаль соскользнула с головы, а золотой обруч со звоном упал на пол.

— Ох, Эйрик, обещаю, что ты не пожалеешь. Я стану самой послушной женой в мире.

Он недоверчиво засмеялся, уткнувшись ей в шею, а сам водил ладонью вверх и вниз по ее спине, от плеч до бедер, туда и обратно.

— Обещаю, что я никогда, никогда больше тебе не солгу.

Эйрик взял ее лицо в колыбель своих ладоней.

— Идит, не давай обещаний, которых не сможешь выполнить.

Идит заметила боль в его чудесных голубых глазах, боль, которую причинила ему своей нечестностью, какой бы благонамеренной она ни была.

— Я буду стараться, — сказала она.

Он кивнул, одобряя ее слова.

— Это уже хорошо. — Он наклонил ее голову и поцеловал со всей страстью, накопившейся за последнюю неделю разлуки. Когда же наконец оторвался от нежных губ, хватая воздух, то сказал хриплым голосом, полным чувств: — Я так скучал без тебя, дорогая, что ты себе и представить не можешь.

— Я не хочу потерять тебя, Эйрик. Ты должен мне помочь. Мне надо избавиться от застарелой привычки к самоуправству. Ты ведь часто бывал недоволен этим. Но… почему ты улыбаешься?

— Потому что вспомнил кое-какие случаи, когда твое самоуправство оказывалось не таким уж и плохим.

Глаза у нее расширились, ей вспомнился тот скандальный случай однажды ночью, когда она устроила соблазнение мужа. И удивилась тем переменам, которые этот мужчина привнес в ее холодную жизнь и привычки. Добрые перемены, решила она.

Тем временем пальцы Эйрика занимались своим делом. Он развязал ей пояс и снял с нее через голову платье и нижнюю сорочку, временами останавливаясь и целуя ей плечо, кусая грудь, трогая кончиком языка родинку.

Когда она была окончательно раздета, он поставил ее перед собой и разделся сам, неотрывно глядя ей в глаза.

— А ты видишь меня в такой темноте? — спросила она нерешительно, зная, насколько болезненно он относится к своему зрению.

Эйрик тихо засмеялся:

— Достаточно для того, чтобы заметить, как набухают твои груди. Как наливаются соски сладкой болью. Как губы раскрываются навстречу моим поцелуям. Как выступила роса на…

Она шагнула вперед и положила ему на губы кончики пальцев, заставляя умолкнуть. Потом хотела обнять его за шею, однако он отстранил ее от себя с нежным поцелуем:

— Не так быстро. Сначала я хочу вскрыть свадебный подарок, который отдал мне Тайкир.

— Свадебный подарок? О! — воскликнула она и вся зарделась, узнав покупку, которую вчера сделал на рынке Тайкир. — А он сказал, что это подарок для меня.

Развернув сверток, Эйрик обнаружил в нем шелковую одежду для гарема и, усмехнувшись, протянул ее Идит. Она состояла из нескольких прозрачных шарфов с крошечными бубенчиками по краям, скрепленными воедино.

— Ты станцуешь для меня, Идит? — попросил он неожиданно охрипшим голосом.

Робея, но не желая разочаровывать мужа, Идит натянула на себя этот эфемерный наряд, потом хотела прикрыться руками, но не решилась, увидев довольный блеск в глазах Эйрика, которые жадно оглядывали ее с головы до ног.