— Господи Боже, Элскотт, да это не человек, а какой-то перегонный аппарат!
Врач, в свою очередь склонившись над судьей, кивнул:
— Точно, от одного его дыхания опьянеть можно!
Неджента перенесли в раздевалку, вернее, в помещение, временно отданное в распоряжение арбитража, и миссис Мак-Каллум нехотя (ибо принадлежала к числу самых ревностных сторонниц Общества трезвости) согласилась приготовить крепкий кофе. Конвей и Биллингс, радуясь, что их дьявольский план так блестяще удался, собрали игроков обеих команд и объявили, что, поскольку внезапный недуг помешал мистеру Недженту выполнять возложенные на него обязанности, его заменит Мердок Мак-Кензи из Стирлинга. Питер Лимберн, капитан «Бульдозеров», и Марлон Скотт, боковой судья от Доуна, почуяв какой-то подвох со стороны противника, сбегали поглядеть на Неджента и мигом сообразили, что за болезнь свалила судью. Оба решительно отказались играть, пока им не докажут, что назначенный Лигой арбитр и впрямь не в состоянии судить матч. Доунцы потребовали и, поскольку имели на это полное право, добились-таки отсрочки состязания на полчаса.
И пока доктор Элскотт прилагал титанические усилия, приводя Неджента в чувство (что он только не делал — и промывание желудка, и горячие ножные ванны), возбуждение публики дошло до предела. Болельщики обеих команд обменивались оскорблениями и угрозами. Игроки же так рвались в бой, что готовы были просто наброситься друг на друга. Сержанта Арчибальда Мак-Клостоу и констебля Сэмюеля Тайлера охватила легкая тревога.
Мисс Мак-Картри и ее спутник устроились подальше от любопытных глаз, и там, где они сидели, еще царила более спокойная атмосфера. Как только объявили, что матч откладывается на полчаса, ибо еще есть надежда, что недомогание арбитра — временное, Иможен повернулась к новому знакомцу.
— Ну вот, мистер Фуллертон, по-моему, эта отсрочка дает вам прекрасную возможность поговорить со мной. Я вас слушаю.
Преподаватель быстро огляделся и, к легкому удивлению Иможен, прошептал:
— Здесь так много посторонних ушей… Не разумнее ли принять кое-какие меры предосторожности?
Подобное начало не могло не воодушевить неукротимую шотландку. Сердце нашей воительницы забилось сильнее.
— Может, прогуляемся немного? — тоже понизив голос, предложила она.
— К вашим услугам…
Попросив доброхотов постеречь места, мисс Мак-Картри увела Фуллертона на несколько сотен метров от толпы. По сравнению с кипящим, как котел, импровизированным стадионом, здесь было особенно спокойно.
— Итак, мистер Фуллертон, насколько я поняла, вы преподаете в Пембертонском колледже историю британской культуры?
— Совершенно верно, мисс.
— Однако, надеюсь, вы пришли не для того, чтобы предложить мне частные уроки?
— Конечно нет, мисс, но прежде всего хочу выразить вам глубокое восхищение…
Щеки мисс Мак-Картри порозовели от гордости, и если, приличия ради, она стала возражать, то, честно говоря, довольно вяло.
— По-моему, вы немного преувеличиваете, а, мистер Фуллертон?
— Ничуть, мисс… Я знаю, какую удивительную отвагу вы проявили, рискуя жизнью ради Короны!
Мисс Мак-Картри сухо перебила спутника:
— Ошибаетесь, мистер Фуллертон, — во благо Соединенного Королевства!
— Простите, я не совсем уловил разницу.
— Вы англичанин, не так ли?
— Ну да…
— В таком случае я с сожалением вынуждена признаться, что не понимаю, зачем вы явились ко мне. Ваши соотечественники для меня — угнетатели родины, мистер Фуллертон, и я не испытываю к ним особой симпатии.
— И все же, мисс, я полагал, что королева…
— Ваша королева, мистер Фуллертон, а не наша!
Слегка сбитый с толку неожиданным раздражением мисс Мак Картри, преподаватель машинально повторил:
— Не ваша?
— Нет! Наша — это Мария-Мученица! Мария Стюарт, сначала ограбленная, а потом и убитая англичанами! Мы, шотландцы, никогда ничего не забываем! У нас нет права на короткую память… Но настанет день, и…
Она вдруг умолкла, словно сообразив, что сболтнула лишнее, и уже мягче осведомилась:
— И все-таки, что привело вас ко мне, мистер Фуллертон? Я по-прежнему теряюсь в догадках…
— Дело вот в чем, мисс… Вообще-то я человек спокойный и страшно не люблю вмешиваться в чужие дела… Но сейчас, по-моему, самоустраниться было бы преступлением…
— Вы, кажется, сказали «чужие дела», мистер Фуллертон? А кого вы имели в виду?
— Своих коллег, преподавателей Пембертонского колледжа.
— А почему на сей раз вы решили изменить правилу?
— Потому что я совершенно уверен: там готовится убийство!
— Убийство?
— Да… и, к несчастью, преступник знает, что я слышал его угрозы.
Со стороны стадиона донесся оглушительный шум, предвещавший начало матча.
— Я не могу упустить такое зрелище… — заявила Иможен. — Но ваши слова меня весьма заинтересовали и даже взволновали, мистер Фуллертон… Так что оставайтесь поблизости, а потом, за чашкой чаю, доскажете остальное.
— Прошу вас, мисс Мак-Картри, еще одно только слово: вы не откажете мне в помощи?
— Хотела б я знать, с чего бы вдруг мне отказывать?
Фуллертон, вне себя от радости, схватил Иможен за руки и крепко пожал, но шотландка с живостью отстранилась.
— Мистер Фуллертон!.. А вдруг нас кто-нибудь увидит?
— И что с того?
— Могут вообразить, что вы за мной ухаживаете… и очень настойчиво!
Преподаватель на мгновение лишился дара речи. Одна мысль о том, что кому-то взбрело бы на ум, будто он способен ухлестывать за этой рыжей дылдой, да еще по меньшей мере на двадцать лет старше, напрочь парализовала разум. Иможен, приняв внезапную немоту за раскаяние, благодушно похлопала его по локтю.
— Не сердитесь, мистер Фуллертон… Мне, конечно, очень лестно и все такое, но я не замужем, а значит, должна беречь свою репутацию… Надеюсь, вы меня понимаете?
— О да, мисс, прекрасно понимаю!
— Тем не менее, если угодно, можете поцеловать мне руку…
Фуллертон, мучительно раздумывая, уж не ошибся ли он в этой чокнутой шотландке, все-таки не посмел отказаться. Тут-то их и заметил Арчибальд Мак-Клостоу. Острая потребность поскорее справить естественную нужду заставила его целомудренно отойти подальше от трибун. Решив, что у Иможен объявился неведомый поклонник, он с умилением улыбнулся. Из памяти сержанта еще не изгладилось впечатление о последней встрече, и он лишь обрадовался, что мисс Мак-Картри, похоже, вновь обретает вкус к жизни. Правда, молодость воздыхателя его несколько удивила, но Арчи достаточно долго прожил на свете, чтобы понимать: любовь смеется над доводами рассудка. Боясь нарушить уединение влюбленных, Мак-Клостоу деликатно удалился. Однако, вернувшись на стадион, он весело хлопнул Тайлера по плечу.
— Мы можем больше не беспокоиться за мисс Мак-Картри. Сэм!
— Да?
— Я только что накрыл ее наедине с джентльменом — и, по-моему, совсем недурным на вид… Так вот, он явно добивался благосклонности мисс Мак-Картри, и очень решительно…
— Решительно?
— Вы даже не представляете, как, Сэм!
— Вы не шутите, шеф?
— Вы что, считаете меня лгуном?
— Ни в жизнь, шеф!
— Или, может, у меня галлюцинации?
— Само собой, нет, шеф!
— Или я впал в маразм?
— Ничуть, шеф!
— В таком случае повторяю вам, Сэмюель Тайлер: я только что видел, как какой-то джентльмен страстно целовал руки Иможен Мак-Картри!
— Страстно?
Мак-Клостоу, немного поколебавшись, решил, что не может отказаться от своих слов, не поставив под сомнение рассказ в целом.
— Вот именно, Сэм! — подтвердил он.
Когда Малькольм Неджент вышел из полукоматозного состояния, в которое погрузили его неумеренные возлияния, и на подгибающихся ногах снова вышел на поле (впрочем, глаза все еще застилал легкий туман и каждое движение давалось с трудом), раздались бурные аплодисменты. Правда, часть публики свистела в отместку за то, что, по милости арбитра, ей пришлось петь «К Тебе, Господи…» Кое-кто даже поговаривал о мошенничестве, но Малькольм не слышал ни криков восторга, ни улюлюканья. Казалось, он передвигается в ватном облаке, и сквозь эту плотную завесу шум почти не достигал ушей. Судья вызвал обе команды и приказал капитанам, оросив монетку, разыграть, кто на какой стороне играет. Удача улыбнулась «Бульдозерам», и те решили занять такую позицию, чтобы солнце било в глаза противнику. Неджент с ужасом думал, как он будет бегать за игроками по полю и к тому же наблюдать за развитием игры. Едва он подал сигнал, изнывавшие от нетерпения игроки «Бульдозеров» бросились вперед, и двадцать восемь мужчин сцепились в непримиримой схватке. Лишь защитники, терзаясь бездействием, остались на месте. Малькольм явственно видел, как «передний» Каллендера дал здоровенного пинка склонившемуся над мячом «трехчетвертному» Доуна. Он тут же свистнул, назначая штрафной удар, и счет открылся в пользу «Бульдозеров». Болельщики Каллендера немедленно завопили о продажности судьи, а игроки Доуна продолжали наступать. «Передние», тренированные спецы по подсечкам, устроив схватку, завладели мячом. Это развязало руки «трехчетвертным», и те трижды за первые пятнадцать минут пробивали оборону противника. В результате всего за двадцать две минуты на табло красовался счет 15:0 в пользу Доуна.
