==252

запутаем свой ум в поисках их. Группировка различных вещей по различным классам сообщает уму более общие и более широкие точки зрения; но мы должны стараться объединять их только в том отношении и в той мере, в каких они согласуются между собой, ибо только в такой мере они и могут быть объединены при рассмотрении; даже бытие само по себе, охватывающее все вещи, при всей своей общности может нам дать ясные и рациональные понятия. Если бы мы оценивали и держали в уме, что мы рассматриваем, это лучше всего научало бы нас, когда следует и когда не следует производить дальнейшие различения; это действие следует предпринимать только на основании надлежащего рассмотрения вещей. Наибольшей противоположностью этому является искусство словесных различений, делаемых по вкусу, в произвольно придуманных ученых терминах, применяемых наудачу, без понимания и передачи другим каких-либо отчетливых понятий. Такие различения всецело приспособлены для искусственной беседы или пустого шума диспутов и нисколько не разъясняют трудностей и не продвигают нас в знании. Всякий предмет, который мы исследуем и хотим познать, мы должны, я полагаю, брать в столь общем и широком разрезе, какой только для него возможен. И в этом нет ничего опасного, если идея этого предмета установлена и определена, ибо при этом условии мы легко будем ее отличать от другой идеи, хотя бы она охватывалась тем же названием. Ведь именно в целях борьбы с запутанностью двусмысленных слов и заложенным в них великим искусством софистики умножались различения и считалось столь необходимым ими пользоваться. Но если бы каждая особая абстрактная идея имела и особое известное имя, то в этих многочисленных схоластических различениях было бы мало нужды, хотя необходимость для ума наблюдать различия между вещами и по ним отличать одну от другой тем не менее оставалась бы по-прежнему большой.

Итак, [следует признать] неправильным путь к знанию, если мы охотимся и наполняем свою голову тем обилием искусственных и схоластических различений, которыми часто бывают переполнены сочинения ученых людей: мы видим, что предметы, которые они трактуют, временами бывают так разделены и подразделены, что ум самого внимательного читателя теряет способность разобраться в них, как это более чем вероятно было с самим автором. Если вещи измельчены в пыль, бесполезно создавать — или делать вид, что создаешь,— в них порядок

==253

и ожидать какой-либо ясности. Чтобы избежать путаницы при недостаточных или чрезмерных делениях, требуется большое искусство как мышления, так и писания, которое является только воспроизведением наших мыслей. Но, мне думается, трудно выразить в словах границы той середины, которая находится между этими двумя дурными крайностями; единственное, что, насколько я понимаю, может регулировать эти границы,— это ясные и отчетливые идеи. Но что касается словесных различений, принятых и применяемых в отношении обычных терминов, т. е. двусмысленных слов, то это, мне думается, скорее дело критики и словарей, чем реального знания и философии, так как именно критика и словари большей частью объясняют смысл слов и дают нам их различные значения. Искусное применение терминов и умение при помощи их опровергать и доказывать считается в свете, как известно, важной чертой учености; но это ученость, отличная от знания, ибо знание, которое заключается лишь в восприятии связей и отношений идей друг к другу, осуществляется без слов; вмешательство звуков нисколько не помогает ему. Оттого-то мы и видим, что меньше всего применяются различения там, где больше всего знания. Я имею в виду математику, где люди определили идеи и установили для них известные названия ; и поскольку там нет места для двусмысленностей, там нет надобности и в различениях. При аргументации оппонент всячески пользуется широкими и двусмысленными терминами, чтобы запутать своего противника неопределенностью своих выражений; к этому все подготовлены, и потому противник со своей стороны строит свою игру на том, что доводит различения до максимальных пределов, на какие он только способен, полагая, что в этом он никогда не переборщит. И здесь действительно никогда не переборщишь, поскольку, пользуясь этим методом, можно одерживать победы, не обладая ни истиной, ни знанием. В этом, мне кажется, и состоит искусство вести диспуты. Употребляйте свои слова с максимальной двусмысленностью, когда вы аргументируете в пользу одной стороны, и применяйте всевозможные различения по отношению к каждому термину другой стороны с целью поставить в тупик своего оппонента. В учености этого сорта, где не ставится границ различению, иные люди усматривают всю остроту ума; что бы они ни читали или о чем бы они ни думали, их главное занятие заключается в том, чтобы забавляться различениями и умножать для себя подразделения, во всяком

==254

случае в большей степени, чем требует этого природа вещей.

Как я уже говорил, против этого можно, мне кажется, выдвинуть лишь одно правило: рассматривать надлежащим образом и правильно вещи, каковы они суть сами по себе. Тот, кто закрепил в своем уме определенные идеи вместе с присоединенными к ним названиями, будет в состоянии различать их между собой; это и есть реальное различение. И там, где недостаток слов не дает терминов, соответствующих каждой отдельной идее, он сможет применить подходящие отличительные термины к широким и двусмысленным именам, которыми он вынужден пользоваться. В этом, насколько я понимаю, и состоит потребность в отличительных терминах; при подобных словесных различениях каждый отличительный термин, присоединенный к тому термину, смысл которого он уточняет, явится только отдельным названием для отдельной идеи. Если отличительные термины отвечают этому требованию и люди обладают ясными и отчетливыми представлениями, которые соответствуют их словесным различениям, то эти термины правильны и уместны в тех пределах, в каких они помогают уяснению какого-либо момента в обсуждаемом вопросе. Вот что, как мне кажется, является настоящим и единственным мерилом различений и разделений; и тот, кто желает правильно вести свой разум, должен искать это мерило не в остроумной выдумке и не в авторитете писателей, а в рассмотрении самих вещей, притом безразлично, привели ли его к этому собственные размышления или сведения из книг.

С другой стороны, разуму свойствен и другой недостаток — склонность сваливать в одну кучу вещи, между которыми можно заметить какое-либо сходство, что непременно будет вводить его в заблуждение и подобным смешением вещей будет мешать уму получать отчетливые и точные представления о них.

32. Подобия. К этому последнему недостатку позвольте мне присоединить другой, родственный ему, по меньшей мере по имени; это — склонность позволять уму при возникновении какого-либо нового понятия сейчас же отыскивать подобие, чтобы сделать новое понятие яснее для себя. Это, быть может, хороший прием, полезный при объяснении наших мыслей другим; но он ни в коем случае не является правильным методом приобретения верных понятий о чем-либо для нас самих, так как уподобления всегда в чем-нибудь хромают и не достигают того строгого

==255

соответствия, которое должно существовать между нашими представлениями о вещах и самими вещами, если мы хотим мыслить правильно. Конечно, эта наклонность делает из людей располагающих к себе говорунов, ибо в разговоре самыми приятными всегда считаются те люди, которые умеют вкладывать свои мысли в умы других людей с величайшей непринужденностью и легкостью; при этом неважно, правильно ли построены их мысли и соответствуют ли они вещам. Мало есть людей, которые озабочены самим учением; больше людей думают о том лишь, чтобы оно легко давалось. Людей, которые своими речами воздействуют на воображение слушателей, возбуждая у последних представления с такой же быстротой, с какой течет поток их слов, хвалят как людей речистых; только они и слывут за людей с ясной мыслью. Ничто не содействует этому в такой мере, как уподобления: применяя их, люди думают, что они и сами лучше понимают [то, о чем говорят], поскольку их лучше понимают другие. Но одно дело правильно мыслить, и другое дело уметь излагать надлежащим образом, ясно и доходчиво свои мысли — правильные или неправильные — другим. Хорошо подобранные сравнения, метафоры и аллегории в соединении с методом и порядком изложения дают такой результат лучше, чем что бы то ни было, так как, будучи заимствованы от объектов уже известных и для разума привычных, они воспринимаются сразу, как только они высказаны. И, считая, что существует соответствие между ними и предметом, ради объяснения и истолкования которого они приведены, люди думают, что и предмет благодаря этому становится понятным. Так фантазия сходит за знание и красиво сказанное ошибочно принимается за нечто обоснованное. Я говорю это не с целью осудить метафоры или с намерением устранить это украшение речи; я имею здесь дело не с риторами и ораторами, а с философами и любителями истины, которым я позволю себе предложить нижеследующее правило для проверки того, действительно ли они, направляя в целях усовершенствования своего знания свои мысли на что-либо, понимают рассматриваемый предмет таким, каков он есть сам по себе. Установить это мы можем, наблюдая за тем, не пользуемся ли мы при уяснении предмета для самих себя или при объяснении его другим только заимствованными представлениями и посторонними по отношению к предмету идеями, которые мы прилагаем к данному предмету в порядке приспособления ввиду известного соответствия или воображаемого сходства с ним. Образные и метафори-