— Все равно, нет никакой гарантии, что хотя бы одна доберется до цели.

— Но вероятность есть.

— Боюсь, что нет, — печальнее, чем всегда, ответил О'Хейган. — Вы забываете о направлении. Отправляться, не вычислив точного азимута — гиблая затея.

— Вот это для меня проще простого, — ответил капитан с загадочной улыбкой. Он отдавал себе отчет в том, что необычные обстоятельства последнего полета могли сломать привычный стереотип отношений капитана с экипажем, поэтому нужно было восстановить свой авторитет без помощи знаков различия и прочих внешних атрибутов власти.

— Интересно.

— За меня эту работу выполнит научный персонал. Помните старую поговорку: «Несолидно гавкать, коли есть собака»? — Гарамонд с вызовом оглядел присутствующих и удовлетворенно улыбнулся. Сэмми Ямото, Моррисон со Шнайдером, Дениз Серра восприняли его слова именно так, как он рассчитывал. Глаза их уже затуманились мыслью, скептики мгновенно превратились в охотников.

— А мы с тобой, пока они мозгуют, отдельно потолкуем с инженерами, — обратился капитан к Нейпиру. — Корабль придется резать, иначе не добраться до технических палуб и мастерских, а тем временем будут готовы чертежи и сборочный конвейер.

Гарамонд встал с травы и направился к пластиковой хижине-времянке, в которой оборудовал себе нечто вроде кабинета. Догнавший его Нейпир сухо покашливал на ходу.

— Давненько у нас не было чахотки, — с насмешливым сочувствием заметил капитан.

— По-моему, Вэнс, ты слишком скор на решения. Думаешь только о железках.

— Сформулируй свои соображения поконкретнее, Клифф.

— Многие уже заработали синдром Орбитсвиля. Им справедливо кажется, что возвращение в Бичхэд-Сити невозможно, а кто-то не видит в нем нужды. Им, должно быть, неясно, почему нельзя основать колонию здесь. «Биссендорф» стал бы на первое время источником необходимого сырья и материалов.

Гарамонд остановился, глядя на кладбище, отмеченное общим серебристым крестом.

— Резонно. Но я никого не собираюсь гнать силком. Кто захочет, останется. Полетят только добровольцы.

— А если их окажется меньше, чем ты рассчитываешь?

— У многих наверняка есть причины вернуться.

— Но ведь речь идет не о возвращении. Ты предлагаешь им на выбор: остаться здесь или застрять незнамо где с группой в десяток спутников и очень ограниченными ресурсами. Смогут ли они основать там жизнеспособные общины?

— На каждом самолете будет «железная корова» и небольшая установка для производства пластмасс.

— И чертова уйма других проблем.

— Кроме того, я гарантирую сразу по прибытии немедленную отправку спасательной экспедиции.

— Если доберешься сам. И о каких гарантиях может идти речь? В Бичхэд-Сити — твои враги.

На лицо Гарамонда набежала тень.

— А ты сам, Клифф? Со мной или останешься?

— Спрашиваешь! Я всего-навсего пытаюсь заставить тебя понять: имеется кое-что поважнее удачного технического решения.

— Я давно это понял, но вряд ли у кого есть такие же проблемы, как у меня. Не технические, а личные.

— У других тоже есть дети и жены, к которым им хотелось бы вернуться,

— утешил его Клифф.

— В том-то и дело. У других — есть, у меня — нет.

— Но… А как же Эйлин? Крис?

— Сколько, по-твоему, времени им было отпущено после моего исчезновения? Неважно, живя или умер. Неделя? День?

В душе Гарамонда бушевали горе и гнев. Но он взял себя в руки:

— Я обязан вернуться. Чтобы убить Лиз Линдстром.

Конструкция и оборудование «Биссендорфа» предусматривали аварийную посадку, но, приземляясь, он летел поперек вектора поля тяготения, поэтому теперь лежал на боку. Внутренняя же планировка была рассчитана на положение, когда внутри есть «верх» и «низ». При полете «верхом» был нос, а «низом» — корма, люди перемещались по уровням-отсекам, как по этажам. Теперь лежачее положение корабля крайне затрудняло доступ к нужным отсекам и помещениям.

Вооружившись валентными резаками, самодельными кранами и лебедками, бригада рабочих принялась расчленять звездолет на отдельные блоки, которые затем переворачивали в вертикальное положение и отправляли к подножию холма. Работа осложнялась необходимостью разъединять и вновь сращивать электрокабели, но не прошло и недели, как весь средний цилиндр «Биссендорфа» превратился в ряд приземистых, округлых или клиновидных секций. Каждую снабдили пластиковой крышей, соединили кабелем с энергетической установкой на земле или внутри корабля, а весь комплекс сооружений на скорую руку окружили палатками и пластмассовыми навесами. Вскоре место приземления напоминало военный лагерь.

Гарамонд приказал привести в порядок сначала монтажное и ремонтное оборудование, которое собирался использовать для строительства своей эскадрильи. Дело двигалось быстро и недавно еще голая лужайка превратилась в сборочную линию будущих крылатых машин.

Снятый с «Биссендорфа» бортовой компьютер рекомендовал отказаться от самолетов с идеально обтекаемой обшивкой, предложив каркас, обтянутый материей или пластмассой, по технологии эпохи братьев Райт. Это позволило направить усилия технологов и инженеров на создание десятка особенно важных для каждого самолета деталей из самого пригодного сплава, а лазерные станки за один день вырезали из свежеотлитых болванок. Обшивку крыльев и фюзеляжей нарезали их из корабельной мебели, в качестве моторов использовали первичные магнитно-импульсные двигатели, которых хватило на девять самолетов — по два на каждый летательный аппарат плюс три резервных.

Гарамонд сидел у своей палатки и в одиночестве пил виски, когда услышал приближающиеся шаги. Под беззвездно-полосатым куполом Орбитсвиля никогда не бывало кромешной тьмы, поэтому капитан узнал изящную фигурку Дениз Серра. Досада на непрошенного гостя сразу улетучилась, но Гарамонд не поднялся навстречу девушке.

Дениз подошла к палатке, молча постояла и так же молча села на траву.

— Напиваться бесполезно. По-моему, виски не меняет настроения, а лишь усиливает тоску.

— А мне, наоборот, помогает.

— Я никогда не научусь пить. Особенно это бертоново зелье.

Гарамонд хлебнул из горлышка.

— Все — яд, и все — лекарство. Вопрос лишь в надлежащем применении.

— Надлежащем? Разве пьют не ради удовольствия?

— Для меня важней целительные свойства.

Дениз вздохнула.

— Простите. Вы должны себя ужасно чувствовать в разлуке с…

— Зачем вы пришли, Дениз?

— Сама не знаю. С некоторых пор я хочу ребенка.

Хотя все чувства, кроме отчаяния, у капитана атрофировались, у него все-таки хватило такта, чтобы отставить бутылку.

— Время не очень подходящее, — осторожно ответил он.

— Да, но я ничего не могу с собой поделать. Видно, обстановка виновата. Синдром Орбитсвиля, как говорит Клифф. Вокруг — необъятный мир, и все привычные стремления и важные дела внезапно оказались пустяками, мелкой шелухой. Ребенка мне до сих пор ни разу не хотелось.

Лицо Дениз в бархатисто-синем воздухе выглядело свежим и юным. Душа Гарамонда вдруг рванулась ей навстречу, но ему тут же стало неловко.

— И все-таки сейчас не время, — повторил он.

— Знаю. Все знают. Однако некоторые пьют простую воду без добавок, и чья-нибудь беременность не за горами. — Она смотрела на него, и, глядя ей в глаза, капитан вспомнил, как раньше незаметно любовался ею.

— У вас уже есть кто-нибудь, Дениз?

— Конечно, нет.

«Вот тебе на, — подумал он, — почти все женщины на борту вступали в любовные связи. Если бы я знал…»

— Дениз… — Гарамонд запнулся. — Я чувствую себя…

— Польщенным?

— Пожалуй.

— Ни слова больше, Вэнс. Когда начинают с того, что польщены, то остальное ясно. — Она легко поднялась.

Гарамонд попытался смягчить отказ:

— Может, через год… — И тут сообразил, что допустил еще большую бестактность.

— У предложений подобного рода есть одна особенность. Их не повторяют. Потом будет поздно, — отрезала Дениз с несвойственной ей резкостью. — Вы подумали о том, что станете делать, если мы не сумеем вычислить направление? Ведь о возвращении придется забыть.