Нисколько не заботясь о том, что лагерь очень близко и нас могут увидеть, Фреда торопливо сбросила на землю свой комбинезон и, оставшись в костюме праматери Евы, опустилась на колени, вызывающе выставив в мою сторону наиболее аппетитную часть своего тела. Должен признаться, что без своих боевых доспехов она производила куда более сильное впечатление, нежели в полной выкладке лейтенанта десантников.

Образ Ани промелькнул перед моим мысленным взором, но ничуть не охладил моего желания. С таким же успехом рядом со мной могла быть сейчас и она, на время принявшая человеческий облик…

Над нашими головами мерцали незнакомые звезды, небольшой спутник Лунги неторопливо проплывал по небосводу, где-то впереди вздымались темные громады гор. Мы лежали на траве, тесно прижавшись друг к другу, медленно приходя в себя после хмельной лавины пережитых ощущений.

– О чем ты думаешь? – прошептала Фреда. Застигнутый врасплох, я ещё сильней обхватил ладонями пышные ягодицы лейтенанта.

– Естественно, о тебе, – пробормотал я, стараясь поскорее уйти от обсуждения опасной темы.

– Лгун! – усмехнулась она. – Ты думаешь сейчас о ней, о женщине, которую ты любишь. Не было смысла отрицать очевидное.

– Да, – неохотно признался я.

– И пока мы занимались с тобой любовью, ты тоже думал о ней? – продолжала допытываться она.

– Да, – подтвердил я, готовый провалиться сквозь землю.

– Так и надо, – рассмеялась она.

– Так и надо? – повторил я, совершенно сбитый с толку.

– Наши наставники обычно предпочитают не распространяться на эту тему, но людям в нашем положении рекомендуется избегать слишком близких отношений даже со своими сексуальными партнерами. Чрезмерные эмоциональные перегрузки чреваты опасностью нервного срыва. Вот почему после завершения очередной операции тем, кто остается в живых, назначают новых спутников.

– И стирают ваши воспоминания во время нахождения в криогенной камере?

– Иногда, – подтвердила Фреда, – когда результаты психологических тестов требуют, по мнению врачей, более радикального вмешательства. Обычно же дело ограничивается повышенными физическими нагрузками и интенсивными теоретическими занятиями.

«Помилуй и сохрани меня, Господи! – с тоской подумал я. – Ведь фактически почти то же самое Атен неоднократно практиковал на мне».

– Поэтому не бери в голову ничего лишнего, – посоветовала Фреда подчеркнуто бесстрастным голосом. – Солдату не положено иметь близких людей.

Пусть простит меня Аня, но я не поверил ей. Не знаю уж кого, себя или меня, она пыталась обмануть, повторяя, как попугай, чужие слова, в которые сама не хотела верить.

Несколько минут мы лежали молча. Затем рука Фреды игриво скользнула у меня между ног.

– Готов для новой скачки? – прошептала она прерывающимся от возбуждения голосом. Уговаривать меня не потребовалось. Мы просто изменили позу…

– А что происходит, если женщина забеременеет? – спросил я во время следующего перерыва.

Она помолчала несколько секунд, прежде чем ответила.

– Но этого никогда не происходит, Орион. Разве тебе неизвестно, что все мы стерилизованы. Для солдата секс всего лишь один из способов спустить пары. У нас не может быть детей…

А для полководцев лучшим средством поддержания агрессивно-защитной реакции своих солдат, злобно подумал я, невольно припомнив горькие слова старого сказителя, ослепленного Агамемноном вскоре после падения Трои: «Мы хуже чем рабы, Орион. Для наших господ мы значим меньше, чем муравьи, ползающие по земле у их ног. Стоит ли удивляться, что они обращаются с нами как с собаками?»

Хуже, чем с собаками, решил я. Тем, по крайней мере, дозволено иметь потомство.

Этой ночью я уже не отпускал Фреду от себя. До самого утра мы не размыкали наших объятий, лишь время от времени меняя позицию, чтобы дать новый импульс нашим чувственным фантазиям.

Только когда небо на востоке начало уже светлеть, я ненадолго забылся беспокойным сном.

Впрочем, я и сейчас не могу точно сказать, было ли это на самом деле сном или очередным посланием Атена.

Творцы прибегали к разным способам для изъявления своей воли.

Но, так или иначе, на этот раз никто из них не счел нужным лично появиться передо мной.

Я брел в полном одиночестве по белому песку широкого пляжа, и морские волны лениво касались моих обнаженных ног. Высоко над моей головой полыхал белый шар раскаленного солнца. У конца пляжа подымалась живая изгородь вечнозеленого кустарника, усыпанного красными и синими цветами, за которой виднелись руины немыслимо древних строений. Судя по их виду, они были покинуты своими обитателями много столетий, если не тысячелетий, назад.

Незнакомый голос позвал меня. Правильнее было бы сказать, что я вообще не слышал никакого голоса, во тем не менее он отчетливо прозвучал у меня в голове. Он не назвал меня по имени и, похоже, совсем не использовал привычных мне слов, но я слышал его, ощущал присутствие разума, чуждого мне, и понимал, что он изучает мой мозг. Ощущение не из приятных. Я испытывал страх, гнев, отвращение, а возможно, и любопытство. Затем, столь же неожиданно, все исчезло. Я остался один на безлюдном пляже, потрясенный и разочарованный одновременно.

– Аня! – простонал я. – Аня, где же ты?

Естественно, что я не получил никакого ответа. Только дыхание ветерка, пахнущего солью и водорослями, на мгновение коснулось моего лица. С одинаковой вероятностью я мог быть единственным живым существом на пляже, на планете, в целой Вселенной.

Слезы навернулись мне на глаза.

Я очнулся только тогда, когда рука Фреды нетерпеливо потрясла меня за плечо.

– Орион, очнись. Да что с тобой?

Не совсем понимая, что ей нужно от меня, я послушно приподнялся и сел, прислонившись к стволу дерева.

Мы находились в лагере. Большинство наших товарищей ещё спали, кто, как и мы, парами, кто поодиночке. Чуть поодаль, на берегу реки, маячили фигуры часовых. Рука Фреды нежно легла мне на лоб.

– Ты разговаривал во сне, Орион…

– Мне приснился сон.

– Ты звал женщину по имени Анна.

– Аня, – поправил я.

Фреда наклонилась и подобрала с земли свою рубашку.

– Ту самую?…

– Которую я люблю, – закончил я за нее. Фреда понимающе кивнула головой.

– Если мы останемся в живых, ты вернешься к ней?

– Не знаю. Далеко не все зависит от моего желания, но я попытаюсь.

– Думаешь, армия оставит тебя в покое? Я равнодушно пожал плечами.

– Понятия не имею.

– Да, выбор у нас невелик, – вздохнула Фреда. – Криогенная камера, тренировочный полигон, новая экспедиция. Конечно, и жизнь солдата имеет свои преимущества… только надо родиться для этого…

Родиться или быть созданным, чтобы стать солдатом. В этом отношении Фреда и я были одинаковы.

Горькая ирония нашего бытия.

– Время выступать, – сказал я, подымаясь на ноги. Фреда неохотно последовала моему примеру.

– Зачем? – спросила она.

Я недоуменно уставился на нее.

– Я не понимаю тебя…

– Я хочу знать, зачем нам снова куда-то идти?

– Ты и сама знаешь это не хуже меня.

– Знаю, но не понимаю. Чтобы атаковать базу скорписов? Ради чего? Что даст нам эта атака? Разве что смерть большинству из нас…

Я оказался перед нелегким выбором.

Долг солдата – повиноваться приказам старшего по званию.

У клонов эта простая истина была заложена на молекулярном уровне. Но, несмотря на все ухищрения ученых-генетиков, эта программа порой давала сбои, особенно во время таких долгих и трудных экспедиций, как наша. Существовали специальные приемы, ключевые слова и фразы, чтобы восстановить её в полном объеме.

Атен, естественно, позаботился о том, чтобы запечатлеть их в моем подсознании, и сейчас они автоматически всплыли в моей памяти: «Ты – наконечник стрелы, острие моего копья».

Эти слова должны были моментально превратить сомневающуюся растерянную женщину в послушную рабыню, готовую исполнить любое мое желание, в безотказную боевую машину, не знающую колебаний и страха.