— Владлен Кузьмич, что вы делали вчера, после того как покинули место происшествия?

— Пошел в гостиницу. — Мещеряков недоуменно уставился на Злобина. - А что?

— Во сколько вы там были?

— Около одиннадцати. Точнее узнайте у дежурной по этажу.

— И чем занимались сегодня с утра до часа дня?

— Проснулся в девять, позавтракал. До двенадцати тридцати работал в архиве.

— Кто может подтвердить? — Злобин приготовился записывать.

— Профессор Ованесов. И работница архива Астахова. Имени-отчества, простите, не запомнил. — Мещеряков надменно вскинул подбородок. - Не понял, я уже превратился в подозреваемого?

Злобин выждал, пока Мещеряков сам не осознает всю серьезность своих слов.

— И такое бывает. Причем довольно часто.

Мещеряков замкнулся, насупился и демонстративно уставился в окно.

«Так-то лучше», — подумал Злобин.

— Вот бумага. — Злобин положил на стол несколько листов. — Докторской диссертации мне не надо. Просто коротко изложите то, что вы мне сейчас рассказали.

Он вышел из кабинета, прошел по коридору и постучал в дверь начальника убойного отдела.

— Заходи! — раздался голос Жарикова.

Начальник обедал. Злобин отвел взгляд от бутербродов на столе. Только сейчас почувствовал, насколько голоден.

Жариков уплетал овощную смесь прямо из банки, запивая бульоном из кружки.

— Видал, Андрей Ильич? С такой работой скоро начну бульонные кубики на ходу всухомятку жрать. Присоединяйся. Хлебни любимый напиток оперов. -Он приподнял кружку.

— Водку, что ли? — поморщился Злобин.

— Водка — это лекарство. А «Галлина Бланка буль-буль» -услада для желудка.

— Жариков причмокнул сальными губами. — Как свидетель?

— Спасибо, удружил. — Злобин присел на угол стола. Не удержался, взял бутерброд. — Ты говорил, утебя опер в гостинице «Калининград» работает?

— Понял, не дурак, можешь не продолжать. — Жариков набил рот хлебом, запил бульоном. -Уф! Парню я уже отзвонил, дал задание заодно собрать информацию на Мещерякова. С потерпевшим Николаевым они на разных этажах жили, но за неделю не могли не пересечься.

Злобин не стал поправлять. Погибший у кафе в отделении до сих пор проходил по паспортным данным как Николаев. О генерал-майоре ГРУ Гусеве опера пока не знали.

— Ив архив Фонда культуры пошли кого-нибудь. Затем к профессору Ованесову. Пусть подтвердит алиби Мещерякова на сегодня до первой половины дня.

— Ильич, без ножа режешь! — взмолился Жариков. Злобин вспомнил, что всего час назад своими руками перебирал содержимое бака в поисках мозга Гусева, и отложил бутерброд. Подошел к окну, глотнул свежий воздух. Ком, подкативший к горлу, медленно опустился в желудок.

— Да, чуть не забыл. — Жариков вытер пальцы клочком бумаги. — Где она у меня?.. Ara! — Он вытащил из-под стопки папок лист, показал Злобину. — Пока ты умные беседы вел, я пробил Мещерякова по всем учетам. Мужик он крутой, в высоких сферах крутится. Заведовал лабораторией психологической коррекции при газовом концерне. Год назад уволился. В девяносто шестом проходил сразу по двум уголовным делам. По подозрению в изготовлении наркотиков сутки провел в Лефортове.

— Вот как? — Злобин развернулся.

— Не становись в стойку, — усмехнулся Жариков. — Дело закрыли за отсутствием состава преступления. Ровно через день после возбуждения. Чего ты хочешь — Москва!

— Очень интересно. А второе?

— В тоже самое время, обрати внимание. Убийство некоего Виктора Ладыгина. Прошел свидетелем. Ладыгин был учеником профессора. — Жариков прищурился, разбирая телетайпные строчки. — Дело закрыто. Велось Генпрокуратурой при оперативном сопровождении службы безопасности президента. О как![41]

Он бросил листок на стол и занялся бутербродами. Злобин взял листок, пробежал глазами, сунул в карман.

— Спасибо.

— Кушай на здоровье, — ответил Жариков с набитым ртом. — Кстати, перекуси, не стесняйся. А то у тебя такой вид, будто ты мешки с цементом таскал.

— Состояние вязкого воздуха, -пробормотал Злобин, потирая висок.

Жариков потянул носом и кивнул.

— Амбре у нас еще тот, согласен. У Сени в агентуре одни бомжи. Как пригонит их на беседу, так потом хоть топор вешай. — Он зачерпнул ложкой овощную смесь, зачавкал, блаженно прищурившись. — Мещерякова отпускать будешь, или найдем повод задержать? Ты только скажи, пьяную драку я ему прямо на нашем крыльце организую.

— Нет, мужики, я с вами когда-нибудь да чокнусь, — тяжело вздохнул Злобин.

— Ты еще хуже Твердохлебова.

— Э нет! Петя у нас живая легенда, как Алла Пугачева. Как он колбасит, мне даже в страшном сне не снилось. Пять трупов навалил — и весь в шоколаде! — Жариков отряхнул крошки с рубашки. — Так, пожрал, теперь можно и поработать. — Он привстал, но тут же опять плюхнулся в кресло. — Слушай, Злобин, будь человеком! Сними ты с меня висяк с Черномором, пусть Петька дальше дело крутит. Никто на моем участке на такое не способен, зуб даю.

Злобин уже взялся заручку двери. Подумав, сказал:

— Отработай каждый шаг Мещерякова за все время, что он был в городе, тогда решу.

— Договорились, вечером я тебе всю подноготную на этого шизика принесу. — Жариков выскочил из-за стола. — Да я за показатели отдела удавлюсь. Сам поеду!

— Бог в помощь, — бросил Злобин на прощание.

Мещеряков оторвался от бумаг, уставился на вошедшего в кабинет Злобина своими птичьими глазами.

— Я закончил, — проскрипел он.

— Прекрасно. — Злобин сел за стол, придвинул к себе четыре листа, покрытых небрежным, рваным почерком.

— Разберете? — поинтересовался Мещеряков.

— Конечно, я уже знаю, о чем идет речь.

— Мой почерк всегда был головной болью для машинисток. Печатать на компьютере умею, но барышням из принципа отдавал все в рукописи.

— Почему? — Злобин оторвался от чтения.

— Зачем же плодить безработицу? На большее они не способны, а перед декретом где-нибудь и кем-нибудь поработать надо.

— А вы кем работаете?

— Работал. Возглавлял лабораторию психокоррекции в одном крупном концерне. Уже год нахожусь в свободном плавании.

— Уволили? — с ноткой сострадания в голосе спросил Злобин.

— Нет, сам ушел. В творческий не оплачиваемый отпуск.

— Завидую. — Злобин вернулся к чтению. Про себя подумал, что приятно общаться с человеком, когда в кармане лежит справка на него из ВУЦ МВД. Можно верить на слово.

Он отложил листки. Достал сигареты.

— Я могу идти? — спросил Мещеряков.

— Только один вопрос.

— Судя по этому, вы ждете пространного ответа. — Мещеряков указал на сигарету в руке у Злобина.

— Зависит от вас. — Злобин чиркнул зажигалкой. — Дело в том, что я никак не могу уловить мотива вашего появления здесь. Простите, но вы никоим образом не похо— жи на граждан, сигнализирующих в органы о преступлениях. Солидный, образованный человек, научное светило — что вам до нас, сирых и убогих? Начну вас таскать на допросы, отвлекать от работы... Зачем вам это надо? И тем не менее вы инициативно пришлико мне. Вы человек логики, так в чем же она здесь?

Мещеряков смерил его холодным взглядом.

— Вы вторглись в сферы за гранью вашего понимания. И чем дальше, тем больше будет вопросов, на которые вам никогда не найти ответа.

— Я постараюсь. -Злобин прищурился от табачного дыма.

— То, чем я занимался, называется магией. — Мещеряков указал на листки своих показаний. — Как верно заметил мой ученик, магия — это контролируемая шизофрения. Грань между рациональным и иррациональным тонка, тоньше волоса. Отклонишься в одну сторону — ничего не узнаешь и ничего не поймешь. Поведет в другую — засосет в болото бреда.

— Разберусь, не волнуйтесь. С балансом рационального и иррационального у меня полный порядок. Я же живу в стране, где половина народа голодает, а по телевизору рекламируют таблетки от ожирения. Моей жене в июле заплатили за март, а я сегодня конфисковал полмиллиона долларов. И пока еще не сошел с ума от этой иррациональности.