Трое гномов выбрались из норы под речным обрывом и живо вскарабкались наверх, на луговину – раз, два, три. Влезли на гранитный выступ, распрямились, попрыгали, потянулись и припустили бодрой рысцой к кучке приземистых домиков, что звалась деревенькой Гифф, – а точней говоря, к деревенскому трактиру.

Трактирщик с гномами дружил. Для него они припасли бутылочку канселерского – богатого, сладкого, темно-рубинового, совсем не похожего на местное пойло, кислое и бледное. Так они делали в каждый свой визит.

За это трактирщик гномов кормил и наставлял на путь истинный – то есть дорогу показывал и советом помогал.

Трактирщик, с бородою кустистой и рыжей, будто лисий растрепанный хвост, грудью широкий, что твоя бочка, торчал в общей зале, за стойкой. Утро только занималось; раньше на гномьей памяти зала в такой час всегда стояла пустая, но сейчас за столиками сидели десятка три человек, и особо счастливым никто почему-то не выглядел.

Вот так и получилось, что гномы, полагая тишком просочиться в трактир, очутились под прицелом сразу тридцати взглядов.

– Господин наш хороший Лисовин! – провозгласил тот гном, что повыше.

– А, ребята! – сказал трактирщик, который честно полагал прибывших мальчишками, хотя лет им на деле сравнялось вчетверо, а то и впятеро больше, чем ему. – Я так понимаю, вам ведомы горные тропы. Надо бы нам смыться отсюда, да поскорее.

– А что случилось? – поинтересовался самый маленький гном.

– Сон! – каркнул пьянчуга у окна.

– Мор! – уточнила нарядно одетая дама.

– Рок! – возвестил лудильщик, и кастрюли его тревожно брякнули. – Рок грядет!

– Мы вообще-то в столицу идем, – сообщил гном повыше («повыше», впрочем, означало не выше ребенка, да и бороды у него не росло). – В столице тоже мор?

– Да не мор это, – отозвался пьянчуга, борода у которого, напротив, росла, длинная, седая и в желтых пятнах от пива. – Говорю ж вам, это сонная одурь.

– Как это сон может быть мором? – удивился самый маленький гном. Тоже, кстати, без бороды.

– Это все ведьма! – объяснил пьянчуга.

– Злая фея! – поправил его некий толстолицый посетитель.

– А я слыхала, то была чародейка, – возразила трактирная служанка.

– Да кем бы она ни была, – осадил их пьянчуга. – На день рождения-то ее не позвали.

– Чушь это все! – перебил лудильщик. – Она бы все равно принцессу прокляла, хоть зови ее на именины, хоть нет. Она из этих, лесных ведьм, которых уже тысячу лет как к границам отогнали, – и притом из худших. С рождения прокляла малютку, чтобы та, как восемнадцать ей минет, веретеном-то палец уколола да и заснула навек.

Толстолицый вытер взмокший лоб, хотя особо жарко в зале и не было.

– Я вот слыхал, она должна была умереть, но тут явилась еще одна фея, на сей раз добрая, да и переиграла волшебную смерть на сон.

– Тоже волшебный, – добавил он на всякий случай.

– Ну вот, – продолжал пьянчуга. – Обо что-то там она палец уколола да и заснула. А с нею и все, кто был в замке: и лорд, и леди, и мясник, и пекарь, и молочница, и придворная дама – все, как она, заснули. И с тех пор, как сомкнули глаза, ни один ни на день не состарился.

– А еще там розы, – подхватила трактирная служанка. – Кругом замка выросли розы. А лес становился все гуще и гуще, пока не стал совсем непроходимый. И было это – сколько же? – лет сто тому назад.

– Шестьдесят. Может, восемьдесят, – молвила женщина, молчавшая до сих пор. – Я-то знаю. Моя тетка Летиция помнила, как все это случилось, а она в ту пору девчонкой бегала. Семьдесят ей стукнуло, когда она померла от кровавого поноса. На Конец Лета тому как раз пять лет будет.

– … и всякие храбрые парни, – не унималась трактирная служанка, – да что там! – говорят, и храбрые девицы тоже пытались одолеть Аркаирскую чащу, пробраться в замок, что у нее в самом сердце, и разбудить принцессу, а вместе с нею и всех спящих, только вот герои так и сгинули в лесу: кого разбойники злые убили, а кто на шипы напоролся – ну, от тех розовых кустов, что замок обступили…

– Как будить-то ее? – деловито спросил гном среднего размера, тот, что с камнем. Он всегда смотрел в самый корень.

– Обычным способом, – пролепетала служанка и вся зарделась. – Так в сказках говорится.

– Ага, – сказал гном повыше (без бороды). – То есть миску холодной воды на голову и орать «Подъем! Подъем!»?

– Да поцелуй же! – разъяснил специально для непонятливых пьянчуга. – Но так близко к ней никто еще не подбирался. Шестьдесят лет пытались, а то и больше. Говорят, эта ведьма…

– Фея, – уточнил толстяк.

– Чародейка, – поправила трактирная служанка.

– Да кто бы она ни была, – отмахнулся любитель пива. – Она все еще там. Вот что говорят, да. Ежели удастся подобраться поближе да продраться через розы – вот и она, тут как тут! Поджидает! Стара она, будто сами горы, свирепа, как змея подколодная, – сплошь злоба, да чары, да смерть.

Самый маленький гном склонил голову набок.

– Итак, у нас есть спящая дамочка в замке и при ней, возможно, фея или ведьма. А при чем тут мор?

– Да все в последний год началось, – отвечал толстяк. – С год назад, на севере, не в столице даже. Мне о нем путники рассказали, из Стида, что от Аркаирской чащобы недалече.

– Люди в городах засыпают, – пояснила трактирная служанка.

– Людям вообще свойственно спать, – не купился на это высокий гном.

Гномы спят редко – так, пару раз за год, по нескольку недель кряду. Однако за свою долгую жизнь он успел проспать достаточно, чтобы не считать этот ваш сон чем-то из ряда вон выходящим.

– Так они ж прямо на месте засыпают, что бы в тот миг ни делали! И не просыпаются потом, – огорошил его пьянчуга. – Ты на нас посмотри. Мы все бежали сюда из разных городов. А ведь у нас там братья да сестры, жены да дети – и все спят, кто в дому, кто за верстаком, кто в коровнике. У всех у нас!

– И расползается оно все быстрей и быстрей, – вставила худая рыжая женщина, до сих пор слушавшая молча. – Теперь уже на милю в день, а то и на две.

– К завтрему будет здесь, – подвел пьянчуга итог, одним глотком осушив свой кувшин, и кивнул трактирщику, чтобы ему снова налили. – Некуда нам податься, чтоб спастись от него. Завтра все тут уснем. Кое-кто вот решил надраться, покуда его сон не забрал.

– А чего тут бояться? – снова встрял маленький гном. – Сон как сон, обычное дело. С кем не бывает.

– А не пойти ли вам? – сказал устало пьянчуга. – Идите да посмотрите сами.

Он закинул голову, выхлебнул из кувшина, сколько смог, и опять воззрился на пришельцев мутным взглядом, будто дивясь, что они все еще тут.

– Нет уж, вы идите! Идите, и сами все увидите!

Трагически скривившись, он осушил кувшин до дна и уронил голову на стол.

Гномы и вправду пошли – и увидели.

– Спят? – вопросила королева. – Объяснитесь! Как так – спят?

Гном стоял перед ней на столе – чтобы удобнее было беседовать с глазу на глаз.

– А вот так – спят, – терпеливо повторил он. – Кто-то упал, где стоял; кто-то так и спит стоя. В кузнях спят, в амбарах, в стойлах. Скотина в полях дрыхнет. Птицы спят – кто на дереве, а кто на земле, замертво, с переломанными крыльями. Потому что с неба упали.

На королеве было свадебное платье, ослепительно-белое, белее снега, под стать ее белейшей королевской коже. Кругом жужжали и суетились служанки, придворные дамы, модистки и портнихи.

– А вы трое почему не заснули?

Гном пожал плечами. Борода у него была ржавой масти и топорщилась так, что королеве все время казалось, будто к подбородку у него привязан сердитый ежик.

– Гномы – существа волшебные. Сон этот – тоже волшебный. Но вообще-то даже мне спать захотелось.

– Ну а дальше что?

Да, она была настоящей королевой и допрашивала его так, словно в комнате они находились одни. Служанки между тем принялись снимать с нее платье, складывать его и заворачивать в тонкую, хрустящую бумагу, чтобы скорей унести в свои норы – пришивать последние оставшиеся кружева и ленты. О, это должно быть идеальное платье!