Когда через несколько минут мертвоглазый так и не появился, жрец послал дежурного стража выяснить, что могло задержать важного гостя, и спустя ещё какое-то время торопился к главному залу, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на бег.

— А я думал, что переоценил вашу храбрость, — хороший голос у этого алтаря (или бога?), не слишком низкий, бархатистый. С этакой барственной ленцой. В опере бы ему петь.

— Не храбрость, а дурость, уважаемый, — а как ещё к нему обращаться? Великий? Величайший? Великолепный?.. В последнем случае в памяти почему-то всплывает грустно улыбающаяся физиономия Бельмондо. — Храбрость, она у героев.

— А вы, значит, не герои? — а теперь в голосе явственно слышен скепсис.

— Ну, если вы желаете, чтобы мы были героями…

— А что с этим не так? — хм, унюхал подвох. А всё же интересно, кто это? Кто-то из богов или алтари, обзаведшиеся коллективным разумом?

— Да всё так. Просто в девяти случаев из десяти героизм — это борьба с последствиями чьего-то разгильдяйства.

— А в десятом?

— Борьба со стихийным бедствием.

Пауза. Задумался. Интересно, кем он себя решит считать? Или соскочит? Хм, а почему я думаю, что не откажется от темы нашего героизма, а?

— Нет в тебе уважения к богам, — соскочил. И намекнул, что бог. Ага, именно намекнул, прямо не сказал. А если чуть-чуть нажать?

— А вы — бог, уважаемый?

— Хм…

— Так да или нет?

— А какие ещё могут быть варианты? — н-да, не получилось. Ещё раз попробовать?

— Да какие угодно. Так бог?

Опять пауза. Интересно, почему это не желает ответить прямо? Особенно если бог? Боится, что мы тут же бросимся что-нибудь выпрашивать? Или, наоборот, опять наорём, если не бог? Строго говоря, нам без разницы. Нам договориться надо.

— Ну, допустим, бог.

— А если без «допустим»?

— Зануда ты, — вздох, тяжёлый. Я почти поверил. Мне его почти жалко. — Бог я, бог. Доволен?

— Пока не знаю. Если договоримся, буду доволен.

— Ну вот! Что я говорил?!

— Что во мне нет уважения к богам, уважаемый. Но это не так. Уважение есть, а вот с почтением — да, с почтением проблемы, — будет копать дальше? Как бы нам тут до вечера не застрять. Точно, застрянем: опять задумался. Не бог, а винда при нехватке памяти. Сейчас ещё в синий экран вывалится, не дай… э-э-э… Н-да.

— А не боишься? — хороший вопрос. Вот только на фиг он сейчас?

— Я вам нужен, уважаемый. Причём именно я или подобный мне атеист.

— Кто?

— Неверующий. А что касается страха… Честно говоря, не знаю. Опасаюсь — да. А вот боюсь ли? — и ведь не соврал! — Да и напакостить могу очень сильно, — блин! На хрен я это сказал?! Ой, дура-ак!!!

И ещё пауза. Теперь наверняка прикидывает, как бы меня половчее прибить, чтобы без последствий. Извини, партнёр, если что не так, было приятно с тобой познакомиться. Похоже, сейчас…

— Ты прав. Не геройство это, — ну-ну, последний ужин казнимому. Ща похвалят и… — Что ты хотел узнать? — поправка: и на вопросы ответят… Или отболтаюсь?

— Вообще-то я попросить хотел. Чтобы алтари опять заработали.

— Нет.

— Уважаемый бог, мне, точнее, нам вовсе не нужно, чтобы они жрецам силу давали. И нежрецам тоже. Пусть они только клятвы подтверждают. Ну, в смысле, их правдивость. Верещат, там, если кто соврёт, током бьют…

Спрятавшийся за колонной Кастониус затаив дыхание смотрел на застывшего перед алтарём Людоеда и гадал, с кем и о чём тот говорит. Счёт уходил за счётом, минута за минутой, а мертвоглазый не двигался. Лишь изредка по обветренному лицу пробегала мгновенная судорога, похожая то на мимолётную улыбку, то на выражение досады. «С кем же он говорит? — билась в голове жреца тревожная мысль. — И о чём?»

— Слишком поздно вы меня вытащили, уважаемый. Империю можно было спасти. А сейчас…

— А с чего ты решил, что империю следует спасать? — во-во-во. Истинно божественное рассуждение. Империей больше, империей меньше… — Она уже отжила своё.

— Те, кого сейчас режут на материке, тоже? Отжили?

— Странный вопрос для Людоеда, тебе не кажется? — для людоеда, значит?

— Считайте это бережливостью, уважаемый. Столько мяса зря пропадает! — как спросили, так и ответил. А богу, блин, весело. Хихикает. Вообще, странный какой-то разговор получается. Ощущение, как будто этот ходит вокруг да около. Вокруг чего, интересно? Пытается намекнуть? На что? И почему прямо не скажет?.. Как же я устал!

— Ждёшь, что мы признаем свои ошибки? — да не жду я уже ничего! Я домой хочу! К девочкам! И спать!

— Да вы их уже признали. Я хочу причины понять. Второй бунт жрецов за неполных две тысячи лет. Опять кто-то из ваших захотел стать главнее? Вряд ли, тогда долгорясые не стали бы искать поддержки ушедшего. Тогда что?

Опять молчит. Вот интересно, стул у него там или кресло? Или вообще на диване разлёгся?

— Причины, говоришь? Ты знаешь, для чего были созданы драконы?

— Всё. Домой — и спать. Или нет, не дойдём…

— Дойдём, Сергей. Парни доведут. Смотри, уже торопятся.

— Тогда уж донесут. Я через пару шагов точно рухну.

— Ничего. Я, как ты говоришь, порулю. Тело-то не устало.

— Ну, рули тогда. К дому.

— А Кастониус?

— Ну его на фиг! Завтра поговорим…

От жреца отмахнулись без проблем — просто сказали «Завтра!», и он только молча поклонился. И страж храмовый, который позади него стоял, тоже поклонился. Угу. А те, что на лестнице всё это время никого не пускали, вытянулись. А внизу толпа народа оказалась. Ну, не то чтобы толпа — десятка полтора. Или два. А чуть в стороне — ан'Седис с парой бойцов. И Шер с ними. Подскочили, окружили и повели. Домой.

А хорошо всё-таки живым быть!

— Скажите, брат Казус, — Кастониус нервно мерил шагами кабинет перед развалившимся в мягком кожаном кресле Людоедом, — что вам сказали боги? Нет-нет! — тут же поправился жрец. — Я не настаиваю! Если это что-то секретное…

— Там разное было, почтенный Кастониус, — внутренне передёрнулся Кас. — Главное, что вам следует знать, алтари теперь работают. Не в полной мере! — поспешил он уточнить, увидев, как удивлённо вскинулся хозяин кабинета. — Только определение правды при принесении клятв.

— Вот как… — жрец наконец-то остановился и принялся едва слышно бормотать что-то себе под нос. — Вот как, — повторил он ещё раз через некоторое время. — Значит, это получается…

— Это получается, что теперь вы можете проводить проверку без моего участия, — перебил Людоед. — И не только вы, но и любой другой служитель нового Храма. Лишь бы алтарь был, — он помолчал. — И раз уж речь зашла о служителях. Вы уже нашли, кто будет главным инквизитором?

Кастониус подошёл к своему креслу, сел и задумался. Казус его не торопил. В старом Храме обсуждаемый пост был вторым по значимости. В новом, скорее всего, будет то же самое, поскольку никакая другая храмовая служба не имела в своём распоряжении боевиков, просто не могла иметь. Все попытки иерархов заполучить более или менее значимую военную силу наталкивались на упорное и крайне жёсткое сопротивление светских властей. Только инквизиторы. Только в небольшом количестве. И именно поэтому сейчас у верных Императору легионов был шанс — не спасти Империю, нет. Выжить. Выжить, утопив при этом в крови бунтовщиков хотя бы только центральных провинций.

Через четверть часа Кастониус вздохнул и молча покачал головой. Кас тоже вздохнул:

— Жаль. Придётся искать. А так бы сразу и утвердили… Ладно, в Амене посмотрим.

— В Амене?

— Угу. Вы, кстати, собирайтесь, почтенный. Завтра в Прибрежный отправляемся. Через час после рассвета, — Людоед поскрёб пальцем левую щеку, немного подумал, потом достал из-за пазухи пергамент и, наклонившись далеко вперёд, аккуратно положил его на стол: — Возвращаю. Всё равно он больше не действителен.