Не как сейчас!

Попятился осторожно, будто от громкого звука все тут начнут-таки шевелиться и вставать. Толкнул спиною дверь, вывалился обратно на мокрую палубу. Может, сразу за борт сигануть?! Всё мучений поменьше! Вместо этого побрел в жутковатом лунном свете вдоль надстроек, сунулся в другую дверь, увидел еще тела. Живых тут нет, похоже. «Летучий голландец» под рваными парусами и неведомым флагом — крылатый зверь, вроде льва, снизу не разглядишь. Возможно такое на Черном море, в благословенном XXI-м веке? Фигня вопрос — не такое еще возможно! Луна уставилась с неба, будто глаз демона, вполне себе «земная» и белесая, пятен на ней не видать, но и это не говорит ни о чем. Ладно, после буду думать! Действовать надо! Спрятаться от ветра, подсохнуть и найти другую одежду! В идеале — не снятую с чумного трупа!

С этой мыслью сунулся в трюм — ничем другим этот люк в задней части палубы быть не мог — нащупал ногой стремянку и снова сорвался. Ну, не везет мне сегодня с лестницами!

Грохот, боль, темнота…

***

В забытье оказалось неплохо. Гораздо лучше новой моей реальности! Много света, приятная музыка, вот только человек сомнительный — толстяк с огромной головой, практически голый, не считая плавок, весь обставленный коробками и бутылками. Я сделал шаг, под ногами что-то хрустнуло, человек обернулся.

— О, наконец-то! Иди же ко мне, противный!

Интригующее начало, блин! Среагировать я не успел — собеседник принялся хохотать, тяжелое брюхо заколыхалось, а плавки под ним спереди оказались почти не видны. Будто из анекдота про «зеркальную болезнь», когда собственный хрен получается разглядеть только в зеркале.

— Ой, не могу, ой умора! Не узнал?! А это ведь ты и есть, Сашок, друг мой! Я — это ты, ты — это я, как пел в нашем детстве один неплохой артист! Не помнишь? Ну, да, ты же с популярной музыкой всегда был не очень, ты по учебе парился, и я с тобою вместе! Ботаник-головастик-языкастик, бе-бе-бе!

Язык у жирдяя оказался мерзким, как и он сам. Метровой длины, не меньше. Поболтался перед лицом моего визави, скрутился в рулон и исчез во рту.

— Пферебор, пофалуй, — прошепелявило чудище и взялось сминать свои щеки руками. — Перебор, говорю! Не такой уж ты языкастый, да и прочее… щас исправим!

Захрустело, громадная голова уменьшилась в размерах, лицо теперь стало реально похожим на моё собственное.

— Получше смотрится, Сашок?!

— Перестань меня так называть! — я шагнул вперед, под кроссовками снова хрустнуло. Кости, вот оно что — всё тут в сплошных черепах и ребрах, совсем истлевших. Потому и много белого цвета!

— Кто ты такой, мать твою?!

— Тебе повторить? Без проблем, для тугих на всю голову конкретизирую! Я — твоя лучшая часть, самая креативная! Могу сказать тебе вещи, которые знаешь сам, но боишься принять и озвучить. Начиная с внешнего вида.

— Нормальный у меня вид! И пуза такого сроду не было!

— В самом деле? — тонкие руки приподняли громадную жировую складку, вернули обратно. — Я и здесь перестарался? Ладно, прости! Оставим в покое внешность, займемся всем остальным. Что ты имеешь по жизни, Сашок, чтобы так борзеть?! Может, денежки?!

Рука жирдяя нашла бутылку в шеренге других, перевернула — из горлышка сыпануло пылью, дно откололось, шлепнулось рядом.

— Нету денежек, — констатировал человек-пародия. — Даже в минусе, с учетом твоих долгов! Что еще посмотрим? Карьеру, личную жизнь, удачу… хотя, с последним, как раз, не так уж плохо. Встретить корабль в открытом море — плюс. Суметь на корабль забраться — огромный плюс! Ты не совсем безнадежен, Сашок, но финальный минус стирает всю твою удачу. Очень плохие попутчики, хоть и дохлые, а скоро ты к ним присоединишься!

Достал откуда-то весы, тяжелые, медные, старее бивней мамонта. В первой чаше — оскаленный череп, во второй — сияющий всеми гранями кристалл. Скрип-скрип, скрип-скрип.

— Или — не присоединишься. Удача, несомненно, есть, а вот с кораблем сплошная неясность.

— Я плавать умею! Я в секцию ходил!

— Неужели?! Полгода занятий, а дальше лень. Как и всё в твоей жизни, Сашок! Товарищ Половинкин!

— Не зови меня так! — кулаки сжались сами, дернулся, проснулся.

***

Никаких уже белых тонов и музыки — только смрадная темнота. Что-то в ней движется, перемещается рядом со мной, отблескивает алыми искрами. Крысы, похоже. Здоровенные! Если питаются падалью, то сыты, а вот если соскучились по свежатинке… надо валить, короче! Мне! Отсюда! До трюмного люка карабкаться метров десять, лестницу в лунных отсветах видно плохо, но нащупаю!

Крысы пискнули разом — волна ультразвука, от которой заныли перепонки. Вспыхнули новые угольки глаз, взялись обкладывать, будто волчья стая.

— Вы это, звери… фигней не майтесь, — сказал я черным теням, но голос меня подвел. Совсем не такой уверенный как во сне, с тем жирдяем! Хорошо, что жирдяй не слышит, а то посмеялся бы снова!

— Крысы — это грызуны, понятно вам? Гры-зу-ны. Тут дерева много, вот и грызите!

Послушались, как ни странно! Растворились во тьме. Это я что, дрессировщиком на полставки заделался?! Ладно, проверим позже, а сейчас надо пользоваться моментом и лезть-таки наверх!

Сказано-сделано! Быстрее, чем сам от себя ожидал — не люблю я странностей, даже приятных, а на чумном корабле тем более! Выбрался снова на палубу, в рассветные сумерки, начал оглядываться…

…И сразу закончил.

Ни к чему вертеть головой, если прямо по курсу — земля! Серые скалы, туман и всё это в километре, не больше! Паруса наполнены ветром, мчимся к берегу со всей дури! Правильно крысы заволновались!

— Удача, значит? Там не утонул, чтобы здесь, да?!

Сам вдруг почувствовал себя грызуном — забиться бы в трюм и ждать финала! Потом, правда, будет пробоина, и затапливать эту ореховую скорлупу начнет именно снизу, логично же! Наверху надо прятаться! В капитанской рубке, на мостике, или как оно зовется у мореманов?! Где-то там, стопудово, имеется штурвал, можно его найти, только смысла нет. Не машина же! Многие тонны веса, высокие мачты и сила инерции — набок завалится, или что другое, тоже малоприятное!

Убежище я отыскал за секунды — в той самой каморке, где трупы. Залез в закуток между лавкой и стеной, уперся ногами, приготовился.

Кррр-р-р-р-р-р-р-ах-х-х-х-х-х!!!

Именно этот звук, потом удар. Встали на полном ходу, мертвецы повалились на пол, а кто-то и сразу там был. Мертвецам до лампочки — не то, что мне! Спину сдавило, будто прессом, швырнуло налево-направо, замерло.

Тоскливый хруст и неподвижность. Финиш, по-моему.

***

На камни мы сели классно — всего-то в десятке метров от берега.

Только берег совсем не классный!

Каменная пустошь, насколько хватает глаз, ни единого деревца. Дальше сплошной туман. Огней не видно, как и прочих признаков цивилизации.

— Удача, значит? — повторил я вопрос. — Ну, ладно, что-то в этом есть. Живой ведь до сих пор!

Очередная крыса согласно пискнула и поплелась мимо меня к фальшборту. Клочковатая, нездоровая даже с виду. Если уж эта дохлятина решила смыться, то мне давно пора!

В воду съехал по канату, обжег ладони, зато не хряпнулся о камушки с высоты. Плавать меня реально учили, хоть и давно, а насчет «товарища Половинкина» — прав был толстяк, не отмазаться! Как и мама, придумавшая прозвище. Быстро вспыхиваю, быстро остываю. Что успел ухватить — то и моё!

Плыть почти не пришлось, а кроссовки не снял совершенно правильно: дно у берега оказалось сплошь в угловатых камнях. Вымок опять до нитки, а рассвет еще только забрезжил, и тепло не скоро придет.

Если придет вообще!

С чего я решил, что здесь тоже лето, и что климат похож хотя бы на нашу среднюю полосу, а не на Чукотку с Якутией?! Костер разжигать нечем, ветер пронизывает. Надо спрятаться хоть куда-нибудь!

Чихнул я уже в укрытии — в скальной трещине рядом с «пляжем». Тоже не «Хилтон» и сверху капает. Забился поглубже, обнял руками колени и сразу чихнул, до боли. Раз, второй, третий. Просквозило-таки — если не думать о другом варианте, совсем уж поганом! Если гнать эти мысли, уводить их в сторону и хоть что-то планировать на шаг вперед.