Самое печальное заключалось в том, что и такая версия могла быть неверна изначально. А также в том, что срок жизни Вики Стрежиной на необитаемом острове, если она и впрямь там жила, был не столь долог, чтобы они могли позволить себе совершать ошибки.

– Может, нам с тобой стоит на что-нибудь переключиться? – предложил Илюшин.

– Новый клиент появился? – недоверчиво посмотрел на него Сергей.

– Нет, я не о том. Как насчет того, чтобы на правах хороших знакомых приехать в клуб «Артемида» и попросить устроить для нас сеанс психологической разгрузки? По-моему, это продуктивная идея. Ты уже бегал по их Гефсиманскому саду, антураж тебе знаком. Подумай только, реализуешь детскую мечту! Кем ты себя представлял?

– Космонавтом, – проворчал Бабкин. – Хорош я буду в скафандре под лианами, правда?

– Не беспокойся, из тебя вытянут все твои затаенные желания, – утешил его Макар. – Будешь удирать от племени разъяренных амазонок.

– Нет, спасибо! Я уже видел одну, и она мне не понравилась. Психологическую разгрузку мне обеспечит твоя книжка. – Бабкин ткнул пальцем в глаз охотнику, сидящему на спине птицы, и раскрыл томик. – Кстати, ты прав, занимательное чтиво.

Макар откусил кусок пиццы и задумался. Он заново прокручивал в памяти этапы их расследования, и в голове его зрела мысль, что они все сделали правильно, несмотря на то, что отталкивались от ложного посыла. Этот вывод подкреплялся интуитивным ощущением, что, несмотря на все старания, они пропустили небольшую, но важную деталь, и до тех пор, пока не найдут ее, их прочесывание второго круга общения Стрежиной будет лишь увеличением количества бесполезной информации.

«На что-то мы не обратили внимания... На что? Все близкие Стрежиной люди проверены. У некоторых из них есть мотив, но нет возможности – например, у ее семьи. Впрочем, даже если бы средства и были, Стрежины никогда не выкинули бы такую огромную сумму денег лишь для того, чтобы отомстить за что-то младшей дочери. При их-то патологической жадности... Нет, Стрежины действовали бы совершенно иначе, если бы у них были на то серьезные причины. К тому же одна антипатия к младшей дочери и сестре не может быть такой причиной, а иных мотивов мы не нашли.

У некоторых нет ни мотива, ни возможности: Лена Красько вряд ли стала бы убирать подругу, к тому же таким странным способом. У нее нет видимых причин для подобного поступка и явно нет средств.

Самым вероятным подозреваемым, с точки зрения Макара, по-прежнему оставался Аслан Коцба. Но Илюшин здраво оценивал свои силы и признавал, что собственные возможности по разработке шефа «Юго-запада» они исчерпали, теперь можно только ждать. Его не интересовали финансовые махинации Коцбы – а именно это составляло основную часть досье, полученного от человека, к которому он обратился за помощью, – ему важны были все факты биографии Аслана, зачем-то раз в неделю посещавшего любовницу из такого круга, с которым он изначально не должен был связываться. «Сходство со Стрежиной, сходство со Стрежиной... У него садистские наклонности по отношению к женщинам подобного типа? Тогда понятно, отчего „цветочница“ не делится с подругами. Но зачем нужно было загонять Стрежину на остров? Банальный садист удовлетворил бы свои прихоти куда менее затратным и трудоемким способом. Впрочем, кто сказал, что речь идет о банальном садисте?»

Звонок телефона заставил его вздрогнуть. Илюшин переглянулся с Сергеем и быстро схватил трубку, ни секунды не сомневаясь, что звонит тот, кто им нужен.

Он долго слушал собеседника – неторопливый, внимательный к деталям, и перебил его только раз:

– Финансовая деятельность мне неинтересна. У вас есть еще что-нибудь, чего мы не знаем?

Выслушал короткий ответ, кивнул и повесил трубку. В ответ на невысказанный вопрос в глазах Бабкина Макар включил компьютер и дождался, пока тот оповестит его о пришедшем письме. Открыв вложенный файл, Макар присвистнул, а Сергей выругался.

Фээсбэшник прислал фотографию памятника на могиле. На снимке была младшая сестра Аслана, Фатима Коцба, погибшая в возрасте двадцати двух лет от удара пьяного мужа. «Вот черт», – только и мог сказать Илюшин, увидев на памятнике лицо Катерины Ромашовой в обрамлении темных волос – миловидное, серьезное, с характерным прищуром красивых карих глаз.

Коцба снова достал снимок Катерины из ящика.

– Прости меня, Фатима, – негромко сказал он, как говорил всегда, глядя на фотографию девушки, так похожей на его младшую сестру. – Я виноват перед тобой. Прости.

Аслан повторял ритуал почти ежедневно, находя в нем успокоение. От слов «я виноват» действительная его вина становилась чуть меньше. Он вспомнил, как жаловалась тихая Фатима на то, что муж иногда угрожает ей, приходя в состояние неконтролируемой ярости, и как он, Аслан, не принимал ее жалобы всерьез, хотя искренне любил сестру. «Твой муж – нормальный мужчина, сердится. Бывает...»

– Я не смог защитить тебя. Прости.

Муж Фатимы не дожил до суда: его убили в тюрьме. Семья Коцбы выполнила то, что должна была, но молчаливую сестру, отличавшуюся от своих агрессивных братьев мягким, пугливым характером, они уже не могли вернуть.

Когда год назад Коцба, случайно зашедший в цветочный салон неподалеку от работы, увидел живую Фатиму, то не поверил своим глазам. Такого не могло случиться! Сначала – Стрежина, теперь – эта девушка... Но если сходство его референта с Фатимой было только внешним, а по складу характера Виктория оказалась полной ей противоположностью, то у Катерины Ромашовой даже голос звучал так же, как у сестры: тихо, спокойно, немного робко. Он не мог оторвать от нее глаз и впервые позволил кому-то собрать букет вместо него.

«Это не случайность, а провидение, – сказал он самому себе. – Ты должен искупить вину».

С тех пор он приезжал раз в неделю к Ромашовой, проводил у нее час и возвращался обратно. Этот час помогал ему больше, чем целый день, потраченный в клубе Перигорского. Он всегда оставлял деньги – преодолеть сопротивление девушки и ее матери оказалось совсем несложно, – обязательно привозил цветы. По заведенному ритуалу Катя сажала его за стол, а сама принималась что-нибудь рассказывать, и, слушая ее голос, Коцба на час забывал о том, что Фатима давно похоронена не в родной земле и что он виноват в том, что случилось. Если бы он поверил ей, выслушал, Фатима осталась бы жить.

Квартирку, которую Катерина снимала, Коцба просто ей купил – девушке нравился район, к тому же салон располагался в соседнем доме. Она не сразу привыкла к тому, что Аслан ничего от нее не требует, а мать Кати долгое время относилась к нему с нескрываемым подозрением, но чувства их обеих Коцбу, по большому счету, не волновали. Раз в неделю он возвращался на час в прошлое, платил за это свою цену, руководствовался только своими желаниями, и, если бы ему сказали, что он совершил хорошую сделку с совестью, Аслан бы очень удивился. Он искренне считал, что искупает вину перед сестрой.

Перезвонив фээсбэшнику и коротко поговорив с ним, Илюшин убедился, что версия с Коцбой рухнула, как подмытый водой песочный замок. У Коцбы были свои причины навещать девушку, похожую на Стрежину, но причина эта не имела к Вике никакого отношения.

Бабкин, до последнего уверенный, что они вот-вот узнают то, что расставит все по своим местам, лег на диван и закрыл глаза. Все. Последняя ниточка расследования, на которую возлагалось столько надежд, оборвалась, и фактически им предстоит начать дело с нуля. «Мы не успеем», – мелькнуло у Сергея в голове. Чтобы прогнать эту мысль, он встал, сходил за книжкой Риддера и вернулся обратно на кухню, намереваясь отвлечься на чтиво, пока Илюшин сидит, глядя в одну точку и рассматривая что-то, видимое только ему.

Макар попытался представить остров, на котором сидела девушка с фотографии, оставленной Липатовым, – почему-то Илюшин всегда вспоминал именно этот снимок, а не те, которые дал им Каморкин, – но не смог. Перед его глазами возникла картинка, словно из детской книжки: на картинке маленькая девочка в коротком летнем платьице махала рукой уплывающему кораблику с берега, по которому ползали раки с глазами на длинных усиках. Илюшин прогнал картинку, и вместо нее появилась другая, не такая веселая: девочка не улыбалась, и уголки ее губ были опущены книзу, как у трагического клоуна. Макар пропустил момент, после которого образы потекли потоком, не контролируемые им, и спохватился лишь тогда, когда на песке остались только раки, сползавшиеся со всех концов пляжа. Илюшина передернуло, и он сбросил образ. Все это, конечно, отлично характеризовало его глубоко запрятанную уверенность в том, как сложилась судьба Вики Стрежиной, но ничем не могло помочь в ее поисках.