Но смеялся Густав так же натянуто, как и она. И во всем этом не было почти никакой чувственности. Просто приятно было ощущать на теле его руки. Их ноги переплелись, тела соприкасались, когда они барахтались, чтобы удержаться на плаву, похожие на двух играющих выдр.

– Тружусь, как раб на галере, все пальцы стер до крови… – напомнил Густав, кладя Маргрит на лицо твердую ладонь и окуная с головой в воду.

Выплыв и отплевываясь, молодая женщина вцепилась ему в волосы.

– Ну-ну, произнеси еще что-нибудь не менее избитое…

Он обвил ее плечи, и она не могла уже опустить рук.

– И какова благодарность? – прорычал Густав, приблизив к ней лицо так, что она увидела морщинки, собравшиеся в уголках его глаз. – Горсть ила!

Маргрит нырнула, проскользнув под его руками, и всплыла, посмеиваясь, уже на безопасном расстоянии.

– Выражаю тебе самую искреннюю и горячую благодарность, – с дурашливой почтительностью пропела она. – Но ты же знаешь, я могла бы заменить колесо и сама – Ну что ж… тебе повезло, что за тобой приехал именно я, а не этот столичный бездельник.

Густав перевернулся и лег на спину. Маргрит не могла отвести взгляда от его мускулистого лоснящегося от воды тела.

– А действительно, почему он не приехал сам? – спросила она, пытаясь представить Александра, меняющего колесо… или плывущего по озеру. Но у нее ничего не получилось.

– Побоялся заблудиться. Когда я уезжал, он смотрел картинки в гостиной. Но, вполне возможно, что, если мы не поторопимся, он вызовет спасателей.

Густав непочтительно усмехнулся и легким кролем без всяких усилий подплыл к берегу.

Маргрит последовала за ним. Ее настроение падало с каждым движением.

– Пошевеливайся, – недовольно пробормотала она, когда Густав нагнулся за джинсами.

Он первым вошел в дом, передал ей одно из полотенец и взял себе другое. Самый легкий намек так сильно повлиял на расположение духа Маргрит, и она инстинктивно поняла, что нужно рассердиться, тогда между ними возникнет спасительный барьер. Атмосфера сгустилась, все могло вспыхнуть от одного взгляда, а для нее чувство безопасности – самое главное.

Густав сделал вид, что не заметил, как она внезапно ощетинилась. Он натянул джинсы, застегнул молнию и, втянув твердый плоский живот, защелкнул медную пряжку.

Маргрит, стоя к нему спиной, рылась в чемодане.

– Слушай, может, ты выйдешь, пока я одеваюсь?

– Что-то ты сегодня не в духе, – заметил Густав. – Если тебя так раздражает процедура одевания, почему бы не оставить все как есть? Если у твоего дружка от такого зрелища не остановится сердце, то я со своей стороны готов рискнуть.

– Оставь Александра в покое, он тут совершенно ни при чем!

– Вот было бы хорошо, – процедил Густав сквозь зубы. – К сожалению, кто-то из нас собирается сойтись с ним поближе.

Он вышел, хлопнув дверью, и все оборонительные сооружения, которые Маргрит возвела в своей душе, смялись, как бумажные голуби. Господи, да что с ней такое происходи? То она на крыльях летает от счастья, то рычит, как бешеная собака…

Маргрит свернула между каменными столбами, обозначающими въезд на территорию фермы. Сегодня она не замечала пышной красоты буйно разросшихся кустов шиповника. Она следовала за грузовичком Густава, и в голове у нее была настоящая каша. Но Густав ли в этом виноват? Может быть, Александр? Или она сама? Как неудачно все они сошлись тут вместе, кисло подумала она, машинально притормаживая у решетчатого заграждения.

Ехать до фермы кружным путем оказалось дольше, чем предполагала молодая женщина.

И дома все еще не было видно. Вероятно, она недооценила обширности владений Густава Бервальда.

Дом – большой, двухэтажный – вырос внезапно на склоне небольшого холма, высящегося над быстрым холодным ручьем. Его архитектурные формы словно продолжали местный рельеф, казалось, будто он возник здесь сам собой. Как потом выяснилось, Маргрит почти угадала. Ей понравилась непритязательная красота жилища Густава. Оно так ему подходило, что молодая женщина даже удивилась, почему раньше не представляла его себе именно таким.

Затормозив позади грузовичка Густава, Маргрит вышла из машины прежде, чем он успел открыть ей дверцу.

– Пойдем. Отведу тебя к твоему дружку, а сам посмотрю, что нас ждет на обед. Боюсь, Полин уже что-нибудь приготовила.

– Я хочу, чтобы ты перестал называть Александра моим дружком, – потребовала Маргрит, идя за ним в большую квадратную гостиную.

– Извини.

Густав пересек комнату широким шагом и крикнул экономке, что они уже прибыли. Затем, снова извинившись, оставил молодую женщину одну.

Маргрит нерешительно остановилась посреди обширного помещения. Ее внимание привлекла картина в высокой узкой раме, наполовину скрытая перистыми листьями пальмы.

Отведя в сторону один из листьев, молодая женщина всмотрелась в умело выполненный офорт. Тот оказался не совсем в ее вкусе, но замысел и композиция были превосходными.

Тогда молодая женщина удостоила своим вниманием другие картины на стенах и не осталась разочарована. Но как следует изучить их не успела – вернулся Густав с Александром.

– Вот ты где, дорогая. Пойдем, я покажу тебе, что здесь нашел. Густав говорит, что лично знает некоторых из художников. Есть один… впрочем, сама увидишь.

Маргрит отлично знала эти симптомы. Александр взял след. Только на пороге нового художественного открытия его бледные щеки озарялись румянцем волнения.

Густав, в очередной раз извинившись, отправился переодеваться, и молодая женщина почувствовала на своем локте мягкую ладонь Александра.

– Пойдем, пойдем, дорогая. Эти офорты кажутся мне довольно интересными, но они не идут ни в какое сравнение с пастелями… Ну, что ты о них скажешь? Густав не представляет, чем владеет. И я намерен, прежде чем уехать из этого медвежьего угла, подписать с неким художником контракт о персональной выставке в нашей галерее. Какие у нас планы на ближайшее время? Нельзя ли отодвинуть других художников на более поздний срок, а на их место…

– Александр, – поспешно перебила его Маргрит, – ты не хуже меня знаешь, что у нас все забито на три года вперед!

– Можно кого-нибудь заменить или объединить, сделать выставку трех художников вместо двух, – настаивал он, но молодая женщина покачала головой.

– Уже дана реклама.

– Я это все понимаю. Но ты только посмотри! – Он указал ей на большую пастель, изображающую несколько обнаженных фигур на фоне папоротников и восточных ковров. – Как я могу пройти мимо художника такого масштаба, когда любую его работу у меня купят прежде, чем я успею ее выставить?

Так вот что за картинки смотрел Александр, когда Густав поехал за ней! Проглотив смешок, Маргрит несколько минут внимательно рассматривала пастель. Потом изучила другие работы, а под конец обратила внимание и на саму комнату, большую, но обжитую и очень уютную.

Потертые полотняные чехлы закрывали превосходную мебель. На стенах висело не меньше дюжины неравноценных по качеству, но гармонирующих с интерьером картин, темный деревянный пол был покрыт коврами разных цветов. На полках стояли журналы и книги и – как завершающий штрих – огромная ваза из хрусталя. Маргрит внезапно поняла, что эта комната очень близка ей по духу, как, впрочем, и весь дом. Хотелось свернуться на этом длинном диване клубочком и подремать в свое удовольствие…

Но, прежде чем она смогла бы осуществить свое намерение, вернулся Густав.

– Если вы готовы отважиться пообедать, то прошу к столу, – добродушно сказал он.

– Один из художников, – как бы между прочим начал Александр, идя вслед за хозяином в маленькую, залитую солнцем столовую, – подает некоторые надежды… Конечно, техника еще сыровата… Но милая непосредственность очень располагает. Естественно, мне трудно что-, либо обещать, но я могу попытаться продвинуть этого молодого человека. На начальной стадии поддержка жизненно необходима любому мало-мальски талантливому художнику…