Уголок его губ приподнимается в полуулыбке.

– Каждый раз твои слова звучат так, будто бы говоришь обо мне.

– О, я не это имела в виду, – начинаю протестовать, стоит нашим телам соприкоснуться. – То, что случилось между мной и Джейсоном не то же, что сделали с тобой мать и отец. Это совсем другое, – я чувствую, что сказала нечто ужасное. Думаю, Кайден может обижаться на своих родителей всегда. То, что отец пытался убить его, так просто не стереть. Доказательством тому служит шрам на боку у Кайдена.

– Келли, успокойся. Я знаю, что ты говорила не обо мне, – он нежно тянет выбившуюся из прически прядку волос. – Я просто дразню тебя.

Я пристально разглядываю его. Кажется, он честен и даже почти счастлив.

– Кажется, ты в хорошем настроении. В чем дело?

Он перекатывает язык во рту в попытке сдержать улыбку.

– Ни в чем. Я просто счастлив, что нахожусь рядом с тобой.

Поднимаю голову и подозрительно изучаю его.

– Нет, что-то случилось. Ты выглядишь уж слишком счастливым, и ты намеренно проигнорировал тот факт, что список пропал с моей двери.

– Окей. Ну, может, что-то и случилось. – Он такой милый, когда пытается сдержать улыбку. – Но я не могу тебе рассказать об этом прямо сейчас.

– Это что-то плохое?

– Нет. Думаю, хорошее, – он определенно наслаждается перепалкой.

– Так, теперь я правда хочу знать, – я закусываю губу. – Пожалуйста.

Тихонько усмехнувшись, он касается пальцем моей нижней губы.

– Этот номер со мной не пройдет.

– Какой номер? – невинно спрашиваю я.

Он смотрит на меня.

– То есть ты пытаешься мне сказать, что когда хочешь получить задуманное, надуваешь губы не специально? – спрашивает он, и я принимаю виноватый вид. – Все ясно. Видишь, я читаю тебя ничуть не хуже, чем ты меня, – он подмигивает, а затем притягивает ближе для поцелуя, бросая футбольный мяч на пол. Наши языки мгновенно сплетаются, а спустя мгновение Кайден подхватывает меня и несет к кровати.

Я твердо намерена стянуть с него одежду и пережить снова момент, который мы разделили несколько недель назад в его машине, но друг дверь распахивается настежь, и в комнату входит Харпер.

– Ох черт, – она застывает в дверном проеме, когда видит нас, распластанных на кровати. Наши ноги переплетены, тела плотно прижаты друг к другу, а руки такое ощущение, что повсюду. Благо, хоть одежда все еще на месте.

– Прости, – я извиняюсь и сажусь, хотя Кайден продолжает лежать и водить пальцами по моей спине. – Мы просто... – Интересно, как я собираюсь закончить это предложение? Мы просто чуть не занялись жарким, необузданным сексом? Да уж, такое я никогда не скажу вслух.

Харпер мнется в дверях, прижимая к груди книги.

– Я могу зайти позже.

Я качаю головой и слезаю с кровати.

– Нет, все в порядке. Мне все равно нужно в магазин, – я хватаюсь за куртку, Кайден тоже неохотно поднимается с кровати и подбирает футбольный мяч.

– А ты не могла бы, если получится, купить мне моток клейкой ленты? – просит Харпер, бросая книги на кровать. –У меня закончилась прошлой ночью.

Я киваю.

– Конечно.

– Спасибо, – она выдавливает улыбку и начинает расстегивать пальто. – Хотя, Келли, прежде чем ты уйдешь... можно с тобой поговорить? – расстегнув последнюю пуговицу, она снимает верхнюю одежду и кладет на кровать, а затем стреляет глазами в Кайдена и, наконец, смотрит на меня. – Наедине, если никто не против.

– Эм, конечно, – я поворачиваюсь к Кайдену, а он награждает меня озадаченным взглядом. – Встретимся у машины?

Он взволнованно кивает.

– Конечно, – затем мягко целует лоб, смотрит на Харпер и идет к двери, и только та захлопывается, я поворачиваюсь к Харпер.

– Что случилось?

– Ничего, правда. – Но ее выражение лица говорит об обратном. Харпер опускается на кровать, и тяжело выдыхает. – Если честно, я не понимаю, как это можно вынести и не сойти с ума.

– Я не сойду с ума. – Не знаю, что еще сказать, так как не понимаю, что происходит.

Вздохнув, она начинает наматывать прядь волос на палец.

– На днях я слышала ваш с Сетом разговор, – она смотрит на волосы так, будто они интересуют ее больше всего на свете. – О том, что с тобой случилось.

– Я не совсем понимаю, о чем ты, – я сажусь на кровать так, чтобы мы оказались лицом к лицу. – Мы с Сетом о многом разговариваем, – говоря это, я пытаюсь свести разговор к шутке, потому что она выглядит очень грустной. – Особенно Сет. Он вообще любит поговорить.

Ее губы изгибаются в крошечной улыбке, но когда она смотрит на меня, глаза полны печали.

– Это было недавно. Кажется, вы думали, что я в наушниках слушаю музыку, но я пыталась выбрать песню и поймала фрагмент разговора... о парне, который сделал это с тобой, – сказав это, она вздрагивает, и хотя я уже привыкла говорить обо всем вслух, сама тоже дрожу.

– Да... – и я снова не знаю, что сказать.

– Прости, – быстро говорит она. – Уверена, ты спрашиваешь себя, к чему я веду, и дело в том... ну, дело в том, что ты сказала, будто чувствуешь себя намного лучше с тех пор, как рассказала родителям. А я подумала... – ее глаза опускаются в пол, к нашим ногам. – Как же ты это преодолела.

– Сказала родителям о том, что меня... изнасиловали? – произносить вслух заветное слово все еще сложно, хотя я уже давно перестала скрывать случившееся.

Она снова вздрагивает.

– Да... именно, – она поднимает на меня глаза, и хотя ничего не говорит, я внезапно понимаю, по какой причине Харпер задает этот вопрос. И знаю, откуда взялся взгляд полный боли, которую она скрывает, потому что и сама делала это годами.

Я не уверена, стоит ли спрашивать, изнасиловали ли ее. Такие вопросы коварны, и заставлять людей рассказывать правду о подобном тоже надо с умом. Я знаю, потому что целых семь лет носила эту тяжесть внутри себя, боялась ее озвучить, боялась того, что подумают люди, и, если уж говорить прямо, Калеба я боялась тоже.

– Ты не обязана мне рассказывать, если не хочешь, – торопливо говорит Харпер. Сейчас она кажется мне совершенно другим человеком, уязвимым, напуганным.

– Нет, все в порядке, – я расправляю плечи, чтобы казаться более уверенной. – Когда пришлось рассказать об этом родителям, я просто заставила их сесть и сказала. Нет правильного способа, нужно просто сделать это. Хотя, кажется, самое трудное – решиться и пройти весь путь до конца.

– Ты пыталась это сделать? – спрашивает она. – Ну, набраться храбрости, чтобы рассказать кому-нибудь.

Я делаю медленный вдох, чтобы сдержать эмоции и не сойти с ума.

– Да. Это заняло целых семь лет.

Ее глаза расширяются.

– Сколько тебе было, когда это произошло?

– Двенадцать.

– Иисусе, Келли, это же ужасно.

– Да, это правда, но я пытаюсь двигаться дальше, – я делаю паузу, правильный ли то момент задать вопрос? Но затем понимаю, что такового может и не быть, нужно просто сделать. – А тебе сколько было?

Она вздыхает, ее плечи резко опадают.

– Настолько очевидно, почему я тебя об этом расспрашиваю?

– Это могло бы быть для кого-то другого, но, судя по выражению лица, ты прошла через все сама.

– И что у меня на лице?

– Страх... боль.

Мы понимающе переглядываемся. Я всегда знала, что случившееся со мной – не единичный случай, есть и другие, но никогда не обсуждала с другими свой опыт исцеления.

– Это и я чувствую, – тихо говорит она, а в глазах стоят слезы. – Хотя и ненавижу их. Каждый думает, что я счастлива, такой я стараюсь казаться, но я не так безмятежна, как выгляжу.

– Все решили, что я сошла с ума, – говорю я. – Тогда я обрезала волосы ножницами и перестала разговаривать.

Она награждает меня сочувствующим взглядом.

– Келли, это так ужасно.

– Как и попытки всегда казаться счастливой, – говорю я. – Каждый заслуживает быть собой и чувствовать себя при этом комфортно.

Она согласно кивает.

– Да, но моя история не настолько печальна. Мне было четырнадцать, я была старше.